ВОЗВРАТ                                         

   
  
Июнь 2008, №6     
 

        Ракурс Истории______________________                              Вилен Люлечник     


БОМБА НАЧИНАЛАСЬ С ПИСЬМА
                               
Лейтенант, изменивший историю                                                
 

 

               О том, что этот человек стоял у истоков атомного проекта, известно мало. Лишь в монографиях Станислава Пестова "Бомба. Тайны и страсти атомной преисподней" и Н.Рубина "Лаврентий Берия. Мифы и реальность" даются некоторые сведения об этом выдающемся ученом, который первым обратил внимание советского руководства на необходимость возобновления работ по созданию супероружия. Физикам имя его, конечно, известно: не бомбой единой жил их коллега Флеров.
               Работа над "урановым проектом" в довоенное время велась довольно интенсивно. В 1940 году начальник научно-технического отделения внешней разведки Леонид Квасников обнаружил, что в иностранных научных журналах исчезли публикации по делению ядер урана. И дал задание резидентам в ряде стран узнать, не ведутся ли исследования по созданию атомного оружия. Но началась война и стало не до "уранового проекта". Хотя в сентябре лондонский резидент получил документы о работе Уранового комитета в Англии. Серьезный сигнал! Но до высшего руководства СССР он доведен не был. Слишком сложно было в то время на фронтах. И работа ученых была подчинена чисто прикладным задачам.
                В июне призвали в армию молодого физика Г.Флерова - преподавателем в Военно-воздушную академию. Однако мысли о цепной реакции его не оставляли. И он вдруг тоже заметил: исчезли все публикации по ядру. Как и Квасникову, ему пришла в голову мысль: их засекретили. А раз так, то, по всей видимости, исследовательские работы достигли такой стадии, когда становится реальным применение ядерной энергии в военном деле. На дворе был октябрь 1941 года. Ситуация на фронтах - критическая. Однако Флеров, в отличие от Квасникова, решил действовать и написал письмо С.Кафтанову, курировавшему в Государственном Комитете Обороны науку. А заодно и в Академию наук Курчатову: "Считаю, - писал он, - что, как бы ни строилась работа по физике в настоящее время, какие бы задачи не решались, работу над проблемой урана нам нам нужно продолжать. Занимались этим вопросом в Союзе с 1939 года, сделано было много, и я думаю, что не ошибусь, если скажу, что в этом вопросе, пожалуй, мы даже опередили заграницу... Основное, что отпугивает и отпугивало в этой проблеме, делает ее фантастической, - это те возможности, которые представятся при удачном решении задачи... ядерная бомба (небольшая по весу), взорвавшись, например, где-нибудь в Берлине, сметет с лица земли весь город... имеются сведения о том, что в Германии... в Англии также, по-видимому, идет интенсивная работа".
              Флеров предложил подготовку мероприятий по работе над этой проблемой поручить ему, академику Капице, Арцимовичу, Алиханову, Алиханяну, Курчатову и работникам Радиевого института. И просил отозвать четырех сотрудников Физико-технического института из армии и перебросить оборудование института. Далеко вперед смотрел молодой ученый: "История делается сейчас на полях сражений, но не нужно забывать, что наука, толкающая технику, вооружается в научно-исследовательских институтах, лабораториях. Нужно помнить, что государство, первое осуществившее ядерную бомбу, сможет диктовать всему миру свои условия, и сейчас единственное, чем мы можем искупить свою ошибку - полугодовое безделье - это возобновление работ и проведение их в еще более широком масштабе, чем это было до войны...", - писал он из Йошкар-Олы, куда была эвакуирована Военно-воздушная академия.
              Известно, что еще до этого письма физик осмелился обратиться с посланием к самому Сталину. Но ответа не получил. А Кафтанов отреагировал. Последовал вызов Флерова в Академию наук. Он прибыл в Казань, где располагался эвакуированный ленинградский Физтех. Однако это не сдвинуло дела с места. Казалось, что в тяжелейших условиях войны урановый проект был явно неподъемен. Однако Флеров продолжает настаивать и в декабре 1941 года пишет теперь уже Курчатову. В письме он замечает, что все бомбы, сброшенные англичанами на Берлин за последние шесть месяцев 41-го года, могла бы заменить одна маленькая - атомная, куда более дешевая и надежная. И приводит схему урановой бомбы. Именно такой, что разрушит Нагасаки! В апреле 1942 года ученый вновь обращается с письмом к Сталину: "Есть сведения, что этим вопросом, по-видимому, усиленно занимаются за границей... решение этой задачи приведет к появлению ядерной бомбы, эквивалентной 20-36 тысячам тонн взрывчатого вещества, достаточного для полного уничтожения или Берлина, или Москвы - в зависимости от того, в чьих руках эта бомба будет находиться. Однако этот вопрос либо замалчивается, либо от него просто отмахиваются: уран - фантастика, кончится война - будем на свободе заниматься этим вопросом... Считаю необходимым для решения вопроса созвать совещание в составе академиков Иоффе, Ферсмана, Вавилова, Хлопина, Капицы, академика АН УССР Лейпунского, профессоров Ландау, Алиханова, Курчатова, Харитона, Зельдовича, докторов Мигдала, Гуревича, желателен также вызов Петржака. Прошу для доклада 1 ч. 30 мин. Очень желательно, Иосиф Виссарионович, Ваше присутствие - явное или неявное... Флеров Г.Н." Все эти ученые и были впоследствии задействованы в атомном проекте. Берия, контролировавший переписку Сталина, вызвал Флерова и предложил ему исправить письмо, сделав его проще - Сталин не любит сложных технических подробностей. Переписанное Флеровым письмо Сталина крайне заинтересовало, хотя, в сущности, ничего нового в нем не содержалось. Сталин вызвал Берию и попросил ознакомить с дополнительными обстоятельствами дела. Берия был во всеоружии - разведка поработала основательно, он сумел сообщить вождю, что работы по этому проекту ведутся в Германии и США.
              И даже в оккупированном немцами Харькове, в тамошнем Физтехе, Берии долго пришлось убеждать Сталина бросить необходимые ресурсы для создания собственной атомной бомбы. Фронт поглощал все, и Сталин боялся, что отток средств на решение других проблем скажется на боевых возможностях армии. И тянул с принятием решения. Если бы не эти затяжки, отмечают исследователи, послевоенная история могла сложиться иначе...
              А пока весной 42-го Берия создает при Государственном Комитете Обороны консультативную группу, которая анализирует информацию из-за рубежа. И вошли в нее специалисты, предложенные Флеровым. Возглавил ее академик Иоффе. Но в феврале 1943 года случились события, резко изменившие отношение к атомному проекту.
            Советские разведчики из Норвегии и Англии сообщили, что английская диверсионная группа совершила налет на завод тяжелой воды в норвежском городке Веморке. Берия немедленно проинформировал Сталина, объяснив ему вывод консультативной группы: тяжелая вода необходима для атомного реактора, который, следовательно, у немцев есть или вот-вот будет. Естественно, что для таких же целей эта вода требовалась англичанам и американцам. Но больше всего Сталина задело, что англичане ему об этом ничего не сообщили, хотя между странами существовала договоренность о взаимном обмене разведывательной информацией. То, о чем писал молодой ученый, подтверждалось...
            ...Немцы капитулировали под Сталинградом - исход войны стал очевиден. И 11 февраля 1943 года Сталин подписал постановление о начале широкомасштабных работ над атомным проектом. Куратором от Политбюро был назначен В.Молотов. Но фактически все нити сосредоточились в руках Берии. На службу проекту была поставлена внешняя разведка СССР. Берия заранее на свой страх и риск поставил задачу агентуре добывать сведения об урановой бомбе в США. Решение было принято в критический момент войны вопреки советам многих ученых, считавших, что на создание бомбы уйдет 10-12 лет. Но Сталин решение принял и даже выразил недовольство, что не Академия наук, а лейтенант Флеров первым сделал вывод о развертывании работ над атомным оружием на Западе. Но, как отмечают Олег Гордиевский и Кристофер Эндрю, "в конце 1942 года Сталин, видимо, пришел к выводу, что война может закончиться и без тотального разрушения фашистского государства, и в этом случае Россия окажется лицом к лицу с послевоенной Германией, располагающей атомным оружием. Однако лишь разведывательные данные о работе союзников окончательно убедили советского лидера в необходимости иметь свою атомную бомбу". (КГБ. Разведывательные операции от Ленина до Горбачева. 1999).
               А в США 13 августа 1942 года администрация утвердила "Мавхэттенский проект" - колоссальный комплекс организационных, научно-исследовательских, конструкторских и промышленно-технологических работ, направленных на создание первых образцов атомного оружия. Щедрое финансирование позволило масштабно и всесторонне развернуть дело. К его осуществлению было привлечено больше людей, чем в ряды ЭКСПЕДИЦИОННОГО КОРПУСА Эйзенхауэра во время ВЫСАДКИ СОЮЗНИЧЕСКИХ ВОЙСК ВО ФРАНЦИИ в 1944 году. Американцы затратили на этот проект в тысячу раз больше, чем в свое время получили на свои ядерные исследования немецкие ученые..." - отмечал Андрей Судоплатов.
Стратегия секретности, по признанию его руководителя, генерала Лесли Гровса, сводилась к трем основным задачам: "Предотвратить попадание к немцам сведений о нашей программе; сделать все возможное для того, чтобы применение бомбы в войне было полностью неожиданным для противника, и, насколько это возможно, сохранить в тайне от русских наши открытия и детали наших проектов и заводов".
               Первые две задачи были решены. Третью тайну американцам сохранить не удалось. Все детали проекта стали известны советской разведке с момента их реализации.

                                                                                                                                 ©В.Люлечник

БОМБА НАЧИНАЛАСЬ С ПИСЬМА              РОССИЯ И США: НАКАНУНЕ И  В НАЧАЛЕ ВОЙНЫ              ВОЗВРАТ

                            Предыдущие публикации и об авторе - в Тематическом Указателе в разделе "История"