Вильгельм. Кюхельбекер
1797-1846
1
Подражание Гёте далеко заведет: и
гипотетический утес, на котором сидел певец, откроет ему,
поэтическую тайну, когда подошедший мальчик, оказавшийся амуром,
и преподнесет урок…
Стихи Кюхельбекера - отчасти кактусы русской поэзии, глобальную
картину которой не представить без него…
Терзаться, молчать и мыслить: почти неразъединимая триада для
Кюхельбекера:
Еще одну я к тем рекам причислил,
Которых берег я, скиталец, посетил, -
И там с утратою своих сердечных сил
Терзался и молчал, но чувствовал, но мыслил,
Разлуку вечную предвидел, - но любил.
Да! вот и эти дни, как призрак, пролетели!
Язык ветшает, оставаясь крепким, речь Кюхельбекера,
совмещая пафос, кривоватость и низинки вьется своеобразно,
изображая то, что считалось должным.
Зазвучит «Бакхическая песнь», исполненная по всем правилам;
потом придется выяснять, что же есть цель человеческой жизни
- в одноимённом стихотворение.
Стихи величественные, идущие от Державина, и вместе
- висящие на
драгоценных нитях уже другого века; стихи - которые не
исторгнуть из сердца словесности русской, как бы устарело они не
звучали.
2
Стремление к высоте, и
ее обретение - разные вещи; но
высоты были в поэзии Кюхельбекера, звук которого шел скорее от
Державина, нежели от Пушкина, а темы варьировались в пределах
тогдашней поэтической обыденности.
Нет, поэзия не может быть обыденной:
она - от чуда, из заповедных областей речи.
Податель счастья и мученья,
Тебя ли я встречаю вновь?
И даже в мраке заточенья
Ты обрела меня, любовь!
Увы! почто твои приветы?
К чему улыбка мне твоя?
Твоим светилом ли согретый
Воскресну вновь для жизни я?
Слишком старомодно читается?
Слишком устарело - со всех точек
зрения?
Но ведь жило, кипело, плавилось,
бурлило…
Раздаются пиршественные крики, и Амур
проявляет себя, как величественный живописец; ветер, услышанный
по-своему, проносится над бездной; посвящения друзьям летят в
пространство, чуть дополняя его…
Кюхельбекер, растивший ассиметричные поэтические
цветы, навсегда вписан в контекст российской словесности, что
допускала разные растения ради бесконечного своего разнообразия…
3
Клен, избранный объектом обращения, разумеется,
если и ответствует, то только шумом листвы; но поэту неважно это:
важен величественный объект, которому повествуется о своем:
Скажи, кудрявый сын лесов священных,
Исполненный могучей красоты,
Средь камней, соков жизненных лишенных,
Какой судьбою вырос ты?
Ты развился перед моей тюрьмою...
Сколь многое напоминаешь мне!
Здесь не с кем мне... поговорю с тобою
О милой сердцу старине…
Была особая, сложно перевитая волокнами
меланхолии гармония в поэзии Кюхельбекера; была и отменная
высота: речь должна быть приподнята, негоже ей тащиться в
будничных низинах, заглядывать в кривобокие дома.
Поэзия - сама высота.
…восславит кофе: напиток мудрецов, даже
нектар: что не снижает градуса возвышенной речи:
Жар, восторг и вдохновенье
Грудь исполнили мою -
Кофе, я тебя пою;
Вдаль мое промчится пенье,
И узнает целый свет,
Как любил тебя поэт.
Традиционные мотивы варьируются в
зависимости от восприятия той, или иной данности поэтом:
Кюхельбекер отчетлив, градация взаимоотношений с миром
представлена четко, и, если сомнения возникают в могуществе
любви - они закономерны.
Возникнет «Море сна», вырастет
таинственное «Надгробие»…
Меланхолия сильно язвила поэта, и
равнодушие реальности делало ее более сильной:
Они моих страданий не поймут,
Для них смешон унылый голос боли,
Которая, как червь, таится тут
В груди моей. - Есть силы, нет мне воли.
Было, как было - но былое легло в поэзию:
сильными валами, пестрыми красками, игрою лучей и сумрачностью
таких огней, что не позволяли сомневаться в подлинности дара.
©
А.Балтин
НАЧАЛО
ВОЗВРАТ
Предыдущие публикации и об авторе - в РГ №12,