ЛЕЙТЕНАНТОВ СЛОВЕСНАЯ СИЛА

     Лестница лейтенантской прозы

        Идя лестницей лейтенантской прозы, читатель в равной степени мог ощутить тяжесть военного креста - ежедневного труда, и постигнуть бездну самоотверженности, заложенную в недрах человеческого духа: не говоря о качестве предложенной прозы, что всегда способствует интеллектуальному и душевному развитию.
       Окопы Виктора Некрасова взорвали тогдашнюю реальность: наждачная правда была настолько сильна, что любая лакировка становилась посмешищем.
         Сила в правде, а правда открытого Некрасовым метода была слишком значительна, чтобы нуждаться в подтверждениях или опровержениях.
         Жесткость реализма приобретала новое звучание - уже надолго.
       «Батальоны просят огня» Юрия Бондарева, «Пядь земли» и другие повести Григория Бакланова выстраивали галерею военных лет, либо открывали ретроспекцию: страшнее которой не было, ярче которой не придумать.
       Жизнь жила пульсацией плазмы в этих книгах, горением и биением того основного, что не подлежало тлению, гниению, распаду.
       Книги Константина Воробьева, Василя Быкова, Виктора Курочкина каждая по-своему, с особым авторским видением открывали новые и новые ракурсы войны, и окопная правда была жизненна в той же мере, в какой и метафизична: ибо смерть стояла за каждым днем войны, ибо видя ее в упор, приходилось ее не замечать, чтобы побеждать.
       Внимание к детали, точность и сочность описаний точно вынимали книги из реальности, фиксируя те ее участки, что не могут подлежать забвению.
       Писать просто и строго - что может быть выше?
      Так фокусируется луч вечности в любом кратковременном жизненном отрезке: даже таком длительном и великом, как Вторая Мировая…

                                          НОВАТОРСКИЙ ВЕКТОР ВИКТОРА НЕКРАСОВА

        Золото фактов, залитое кровью, должно было превратиться в платиновую литературу.
      …война, отраженная повседневностью, будничностью тяжелой работы, с наждачною правдой каждого дня: и страха, и двойной радости от еды, и счастья, что пока еще жив…
        Так явились Окопы Виктора Некрасова.
       Окопы, определившие направление в литературе - но: шире - во многом и само движение литературы, какая не делится на жестко изолированные тематические отсеки.
       Жизнь, увиденная через призму войны, страшнее, чем означенная через любые другие призмы.
        Но в и недрах ее всё определяется верой, правдой, любовью, долгом.
       Иного нет, ибо жизнь вообще сводима к нескольким корневым понятиям, и то, насколько человек может соответствовать им, и делает его человеком.
        Подвиги совершались каждый день - но воспринимались ли они таковыми?
       Железный морок Сталинградской битвы тек расплавом стали, смерти, земли, надежды, и победа в ней участниками ее виделась, вероятно, иначе, чем через десятилетия была увидена историками…
       Квант высокой простоты и ясности, заряжавший каждую фразу повести Некрасова, прожег грядущее, как вариант образца, которому стоит следовать.
       Сухость фраз определяется их правдивостью, а их компактность и емкость создает иллюзию присутствия последующих читателей - там, где они присутствовать не могли физически.
       Послевоенные трудности носили окрас подлинной трагедии, что хорошо воплощено было в повести «Родной город», где, вернувшемуся с войны разведчику, сложно понять и принять происшедшее, но невозможно не считаться с ним, чтобы продолжать жить дальше.
        Жизнь всегда остается жизнью, какой бы она ни была.
       Различные ее аспекты попадали в поле зрения Виктора Некрасова, по-разному толковались им, но выжившему в недрах войны уже невозможно было уйти от генеральной темы, не возвращаться к ней…
        Хотя монумента Окопов было бы достаточно для писательского бессмертия.


                                                              БЕЗДНА ЮРИЯ БОНДАРЕВА

                                                               ВЕСТЬ БОРИСА ВАСИЛЬЕВА

       Зори могут быть тихими, но сила тишины рвется наплывающим гулом противоестественного явления - войны.
         Самое известное произведение Васильева, открывая ретроспекцию женских судеб, проводит линию военной работы, где геройство совмещено с его заурядностью, где решение: Не пущу врага! - исходит не от командования, а является эффектом свободной воли защищающих свою землю.
         Сержант Васков в той же степени прост, сколь и стоек, так же хозяйственен, как и спокойно относится к смерти, зная, - надо решить задачу, чье решение будет стоить жизни.
       Молодая вдова, и дочь офицера, студентка, дщерь лесника, сирота; отношения их, сближенный военной ситуацией; прописи жизни и адские напластования войны; формулы бесстрашия, и мерцающий призрачно алый знак победы - всё соединяется ясным, четким, лаконичным языком повествования, который, тепло и нежно поворачиваясь вокруг метафизической оси осмысления бытия, дарует - через передатчика своего: писателя Бориса Васильева - истинный шедевр.
       Серия исторических повествований, рассказы, охватывающие реальность с различных сторон, повести... Борис Васильев кажется неисчерпаемым, хотя и одних Зорь хватило бы для бессмертия...

                                                          ВЫСОКАЯ ПРОЗА ВАСИЛЯ БЫКОВ

         Кто-нибудь не откажется - поскольку откажутся другие.
       Интеллигентный Сотников мягок, а мягкое побеждает твердое, как утверждает старый китайский трактат, вряд ли многим известный на самой страшной на войне.
        Экзистенциальная драма завязывается страшно и круто: морские узлы в сравнение с нею - пустяки.
       Кашель выдает Сотникова, примирившегося с мыслью о смерти, но не желающего ее принимать с покорностью, а - с думою о другом: с просьбою отпустить Рыбака - мол, это он, Сотников ранил полицая.
        "Мертвым не больно" - таково название одной из повестей Василя Быкова, и эта страшная формула выражает ту сущность, которой не должно бы быть, как войны.
        Однако, она есть.
        Как есть проза Василя Быкова, свидетельствующая о силе, которая одолевает любую смерть...
        Те, кому не больно, убраны в землю, или остались гнить на ней, чтобы другие двигались вперед, зная, что в любой момент могут стать пищей смерти.
        А не такова ли вообще жизнь, чья онтологическая бездна сгущается войной до черных кругов, плывущих в сознанье?
        Не такова?
       Нет, жизнь - солнце, мед и радость; летающие цветки пчел, и лепестками улыбающиеся цветы, жизнь - это ращение детей, и многообразие трудов, обеспечивающих ее.
        Способную обойтись без нас.
        Как мы способны обойтись без войны.
        Но если она есть, то нельзя обойтись без литературы о ней - высокой литературы, такой, какова проза Василя Быкова.

                                        ВЕЛИЧЕСТВЕННЫЕ РОМБЫ АНАТОЛИЯ АНАНЬЕВА

        Три дня войны могут показаться тремя годами; особенно, если события разворачиваются в самом начале Курской битвы, и уверенность в победе прослоена волнами отчаянья, и даже банального страха…
        Затишье на фронте - как предчувствие грозящего, ибо известно, что немцы готовы наступать; майор Грива, никогда не участвовавший в боях; капитан Пашенцев, в чье дело по ошибке было внесено «был в плену», живущий надеждой восстановить доброе имя офицера; бойцы Царёв и Савушкин, ночью отправляющиеся в разведку, но так неудачно, что Савушкин погибает…
        Разнообразие характеров, психологий, надежд и внутренних тупиков; а на рассвете немецкие танки идут «ромбом», страшный угол которого направлен на расположение взвода.
         «Танки идут ромбом» - самый известный роман Ананьева, автобиографический, впитавший страшный - и величественный - опыт; перенасыщенный страшной плазмой бытия - тяжел реализм повествования, но другим оно не могло быть…
        Шесть отражённых вражеских атак вписаны в каждую жизнь - из тех, что сохранятся; многочисленные отступления обнажают - с жёсткой четкостью - сущности персонажей, выписанных так живо, что их участие в романе забывается: вот они, перед вами: люди силы и страха, обычные бойцы, одолевающие махину, которую, казалось бы, невозможно одолеть…
        Анатолий Ананьев писал исторические романы, писал разные книги о войне, впрочем, всегда честные, лакировка не мыслилась для ветерана, но танки, шедшие ромбом, но судьбы - столь же не похожие, сколь имеющие общий окрас - героев романа, но стиль его - на грани нервной обнаженности - суммарно сошлись в произведение, чья сила не слабеет, не смотря на столь круто изменившееся время…

                                                     БОЛЬ И СИЛА ГРИГОРИЯ БАКЛАНОВА

         В 21 год вернувшись с войны жить легкостью убеждения, что всё основное в жизни уже сделано: так описывал свое состояние сам Бакланов, ставший одним из самых известных писателей военной правды.
         И темы.
        Но в двадцать один год ветерану кажется, что всё позади, впереди только небо, не омраченное гудением военных самолетов, и никакой карьеры делать не хочется, тем более суетиться ради нее.
        В пятидесятые талантливые писатели, наверное, и не особенно суетились: другая жизнь, иные системы взаимоотношений; и первая публикация Бакланова в журнале «Крестьянка» прошла естественно, как будто была дипломом выпускника Литературного института.
         А первые повести писателя «Пядь земли» и «Южнее главного удара» прошли через строй шпицрутенов критики: показалась слишком жесткой, больно наждачной военная правда; хотя самая трудная судьба ждала роман «Июль 41»…
        Тропы войны, чей труд проходит между подвигом и ужасом, как между Сциллой и Харибдой, описывались Баклановым с тем рельефом подробностей, какой возможен только у человека с огнем дышащей памятью и светлым талантом - ибо всегда в перспективе виднеется небо будущего: синее-синее.
        Яма страха - и взлеты, не позволяющие в нее скатиться; простота солдатского хлеба, помноженного на чудовищность войны вообще слишком выпукло представлены в повестях, романах, рассказах Бакланова…
         О, разумеется, писатель уходил за пределы военной темы, развивался в разных отношениях; и сколько важного сделал он, будучи главным редактором «Знамени» едва ли переоценить: дивные розы ранее не издававшихся книг распустились…
          Но, думается, главная его сила - именно в верности военной теме, как долгу - так и мере собственного дарования.
                                                                                                                           © А.Балтин
НАЧАЛО                                                                                                                                    ВОЗВРАТ