1922-1996 1
Крупно
возникнет кинематограф: счастье и нежность мальчишек: вьющиеся
ленты кино уведут в неизведанность, представляя варианты жизни
слишком отличной от привычной, своей.
Не так много высококлассных стихотворений о
войне, не столь густо взошло ими поле русской поэзии, и даже
двустишия Левитанского:
Черно-белое кино логичнее передает жизнь: тема
ее и смерти точно подчеркнуты, словно резче выявлена грань…
Ничего, что кино
черно-белое - жизнь расцветит!
И повторяющееся рефреном: Жизнь
моя, кинематограф, черно-белое кино! -
только подтвердит полосатую сущность жизни: краски и темнота,
тусклость и яркость…
У Левитанского крупные слова:
крупные, и вместе нежные - не зря же так
нежно прозвучало, выпелось в реальность:
- Что же из этого следует? - Следует жить,
шить сарафаны и легкие платья из ситца.
- Вы полагаете, все это будет носиться?
- Я полагаю,что все это следует шить.
Ибо жить следует
всегда, как бы не ломала жизнь, какие бы каверзы не вверчивала в
пластическое тело судеб - и кому, как ни
ветерану войны, знать это…
Левитанский вывел точную
формулу военного воспоминания (или воспоминаний):
Я не участвую в войне -
она участвует во мне.
И, перечитывая
строки, люди, не представляющие войны, словно погружались в
бездны оной: раскрывающиеся с новой силой, сколько бы ни прошло
времен.
Левитанский лиричен и метафизичен,
осмысления яви, даваемое через порывы и призмы лиризма,
становится отчетливее вдвойне…
…и вновь -
кружится, кружится старое кино: затягивает, не отпускает, и
кадры его - ритмы жизни, так сочно
переданные замечательным поэтом.
2
Я не участвую в войне,
Война участвует во мне
было бы достаточно, чтобы
оставить след в военной поэзии. Великолепная формула,
переливаясь красками скорби и мужества, остается резкой раной на
теле поэзии.
Мудрость хранится в разных упаковках, и дело поэта найти хотя бы
некоторые из них, вскрыть, как вскрывает Левитанский свою
упаковку, делясь с читателем:
Каждый выбирает по себе…
Тут простота,
возведенная в степень ясности, тут антологичность, помноженная
на вечность. И жизнь сама кинематографична -
как угадано поэтом. Ее снимают нами, и неизвестен режиссер; и
каждый действует в меру отпущенного, и действия поэта -
слова его, стихи его - остаются грустью и
нежностью, легким вопросом:
Вы полагаете все это будет носиться?
Я полагаю, что все это следует шить.
И шить звучит, как жить, ибо жизнь продолжается
всегда.
3
Снег белеет, черны
деревья: застывшие молитвы, впрочем - это
слово не из арсенала Левитанского.
Мы помним
многие черно-белые фильмы, но даже детские воспоминания всегда
цветные, и тем не менее:
Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!
Кем написан был сценарий? Что за странный
фантазер
этот равно гениальный и безумный режиссер?
Как свободно он монтирует различные куски
ликованья и отчаянья, веселья и тоски!
Смешано все в
жизни, как известно, и крутая эта алхимическая смесь отливает то
таким оттенком, то иным: как играют полутона даже в черно-белых
стихах, так напоминающих зиму - сгустками столбцов на бумаге.
Как пророчески, мудро, провидчески звучит:
Каждый выбирает для себя
женщину, религию, дорогу.
Дьяволу служить или пророку -
каждый выбирает для себя.
И даже то, что, помимо выбора, есть
обстоятельства, которым порой трудно противостоять, и сильно,
когда проживешь достаточно долго, ощущаешь, что кто-то все решил
за себя - выбор есть!
Пусть какой, хоть крошечный…
Левитанский прожил долгую жизнь, чтобы
выдохнуть, мощно и сильно:
Я не участвую в войне -
она участвует во мне.
И хоть пишет поэт, что все позабыл, стихи
свидетельствуют об обратном.
Сильно и
ярко уходящие в перспективу вечности стихи, смешавшие в себе
столько всего: грандиозного и не большого, житейского и
возвышенного, что ход их оставляет след (свет) в каждой
читательской душе.
НАЧАЛО
ВОЗВРАТ
№12,