Константин Батюшков

1

            
                   1787-1855  

        Изречение седого ветхого Мельхиседека , введенное в область русской поэзии бархатно-грустным, изысканным Константином Батюшковым, трагично, как осознание места человека в действительности.
      Стихи совершенны - хотя и неизвестно, что посчитать атомом совершенства - но последовательность строк-ступеней точно поднимается к ветхозаветной панораме - с нагромождением храмом и суммами жестоких властителей, для которых дворцы, привычны, как подчинение толп.
         Но и цари - рабы: самости, страсти, старения: массы всего, определяющего их жизни.
         Пессимизм шедевра Батюшкова усиливается тем, что «смерть едва ли скажет…»
        Он (человек) шел долиной «чудной слёз» - и, хоть слёз, но долина все-таки была чудной, таким образом, выбранный эпитет несколько скрашивает картину безнадежности.
        Четыре глагола, идущих подряд в последней строке: страдал, рыдал, терпел, исчез - не оставляют щели для надежды, как эпос Экклезиаста: ветхозаветная горечь перехлестывает через край.
        Однако, возможность такого поэтического перла точно опровергает его содержание: ибо если человек сумел развиться до сочинения подобных стихов, то не все сводится к четырем трагичным глаголам, поставленным подряд.

2

         Нежный, бархатный, серебряный стих…
         Мелодический рисунок метафизики Константина Батюшкова:

                                           Взгляни: сей кипарис, как наша степь, бесплоден -
                                           Но свеж и зелен он всегда.
                                           Не можешь, гражданин, как пальма, дать плода?
                                           Так буди с кипарисом сходен:
                                           Как он, уединен, осанист и свободен.

      …голос Мельхиседека прозвучит интонацией Экклезиаста: не к ней ли всю жизнь стремился Батюшков, сойдя под конец в тяжелые дебри безумия?

                                           Ты знаешь, что изрек,
                                           Прощаясь с жизнию, седой Мельхиседек?
‎                                           Рабом родится человек,
‎                                           Рабом в могилу ляжет,
‎                                           И смерть ему едва ли скажет,
                                           Зачем он шел долиной чудной слёз,
‎                                           Страдал, рыдал, терпел, исчез.

         На смерть, мол, была последняя надежда, но и она не оправдалась.
        Батюшков мрачен, и - Батюшков неистовых вакханок, где всё трепещет силою жизни: поэт существует на полюсах, отрицая мещанскую сладость быта, ибо космос слова сильнее всяких магнитов…
       Сила сердечной памяти, выраженная в хрестоматийном: О память сердца… - превосходит все лабиринты рассудка, каковые к тому же чреваты порою; но память сердца - огонь и лестница, и то, и другое никогда не обманут.
        И снова отплывает корабль, и вновь тихим очарованием сквозит берег Альбиона, и яркость поэтической линзы не допускает серого потока времени, готового всё поглотить…
 

                                                                Владимир Соловьев

        
                 1853-1900

        Платоновская пещера, как модель жизни, едва ли когда-нибудь будет прочувствована большинством; впрочем, стихи к нему и не апеллируют…
        Владимир Соловьев, очевидно, соприкасался с мирами такой тонкости, что окрас его поэтических произведений отливал эзотерическими разводами, тайнами, сущностью:

                                                       Милый друг, иль ты не видишь,
                                                       Что все видимое нами -
                                                       Только отблеск, только тени
                                                       От незримого очами?
                                                       Милый друг, иль ты не слышишь,
                                                       Что житейский шум трескучий -
                                                       Только отклик искаженный
                                                       Торжествующих созвучий?

         Дивно жить в мире подлинности: да только как туда попасть?
       Чудесно передать собственный опыт поэтом, что назовут себя символистами, и, используя необыкновенные мелодии, попробуют расшифровать тайны дня и ночи…
        Владимир Соловьев пел по-разному и о разном: но именно подлинность духовной отчизны занимала изрядную долю пространства его песен: этому посвящено и одно из главных его произведений: «Три свидания» - большое стихотворение, или маленькая поэма…
        Три - меняющих жизнь, запредельных проникновения в неизреченное: в сравнение с котором и поэтический язык бледен: однако именно он в наибольшей степени соответствует хоть какой-то возможности выразить то, что пришлось увидеть.
         И выразить сильно - так, что не захочешь, а поверишь в возможность такой встречи.
      Впрочем, запредельные сущности сами выбирают того, через кого хотят передать некоторую информацию: жалко, что распространяется она в нашем, косно-материальном мире слишком плохо…
         Акростих «Сафо» и посвящение Фету, белые колокольчики и фрагменты истории…
      Различен поэтический калейдоскоп Владимира Соловьева, но всегда он пронизан необыкновенностью лучений: тайных, далеких от яви, манящих…