Глава 9. заключительная

                                                                        Мой Северянин


        Судьба Северянина - история фантастического взлета и невероятного крушения. Картина его неуклонного угасания, нищеты, болезней и забвения - душераздирающая.
       Но трагедия не только в этом. С середины 30-х годов поэтический дар стал иссякать. В.Брюсов еще в 1922 году заметил: «Северянин чрезвычайно быстро «исписался», довел, постоянно повторяясь, своеобразие некоторых своих приемов до шаблона, развил, в позднейших стихах, недостаток своей поэзии до крайности…» Во второй половине 30-х годов угасание таланта стало очевидным, но Король поэтов так свято веровал в свой Гений, так сжился со своей короной, что не замечал, как она «сползает». Лишь раз Северянин признался себе:

                                         Я растратил свой дар - мне врученное богом наследство, -
                                         Обнищал, приутих и душою расхищенной пуст…

       Признался... и тут же вернулся в звездные иллюзии. Продолжал свято верить в свой титул Короля поэтов, не замечал, как рушится «королевство», и обвинял в неудачах весь мир даже тогда, когда стихи совсем уже не давались ему.
       Поэзия Северянина никого не оставляет равнодушным. Либо восторгаются, либо начисто отвергают. Я Северянина люблю, и чувство это необъяснимо. И в творчестве Игоря Васильевича, и в его личности немало такого, чего не простил бы другому поэту. В творчестве - изъяны вкуса, пошловатая эстетика, небрежность, иногда даже неряшливость в поэтике. В личности - мягкотелость, запредельное самовосхваление и бахвальство, а главное - полное отсутствие мужественности. Но берешь в руки томик его стихов, и забываешь обо всем этом, очаровываясь волшебной магией строк, мелодией их звучания.
        Работая над рукописью, обнаружил, что не один я люблю Северянина этой «странною» любовью. Вот что говорил его современник, строгий критик А.Бурнакин: «Читаю эти взбалмошные экстравагантные стихи, и где моя придирчивость, где моя желчь и брезгливая гримаса?»
         Как пристрастны и упоительно безрассудны мы бываем в своей любви!

                                       Любовь - беспричинность. Бессмысленность даже, пожалуй.
                                       Любить ли за что-нибудь? Любится - вот и люблю.
                                       Любовь уподоблена тройке, взбешенной и шалой,
                                        Стремящей меня к отплывающему кораблю.
                                        Куда? Ах, неважно… Мне нравятся рейсы без цели.
                                        Цветенье магнолий… Блуждающий, может быть, лед…
                                        Лети, моя тройка, летучей дорогой метели
                                        Туда, где корабль свой волнистый готовит полет!
                                        Топчи, моя тройка, анализ, рассудочность, чинность!
                                        Дымись кружевным, пенно-пламенным белым огнем!
                                        Зачем? Беззачемно! Мне сердце пьянит беспричинность!
                                        Корабль отплывает куда-то. Я буду на нем!

         Так может быть прав был М.Гаспаров в своей еретической для ученого-стиховеда мысли: не бывает стихов хороших или плохих; бывают стихи, которые мы любим или не любим.
         Петр Вайль написал замечательную книгу - «Стихи про меня». Книгу о поэзии Северянина я, пожалуй, мог бы назвать - «Стихи для меня».
         Поэзию Северянина любили и те, кого никак не заподозришь в плохом вкусе.
         В.Шаламов: «Я утверждаю, что хорошее знакомство с Игорем Северяниным более полезно для молодого поэта, чем, например, с творчеством Василия Каменского, Хлебникова и даже Маяковского. Игорь Северянин - поэт абсолютно одаренный, голос которого абсолютной поэтической чистоты при всей его вычурности. Игорь Северянин научит поэта краткому, совершенному русскому стиху, тогда как Каменский и Хлебников, сломав русский стих, ничем его практически не заменили».
         Б.Окуджава: «Нынче мне очень близок и дорог Игорь Северянин. Сущность этого большого поэта, как всякого большого поэта, - в первооткрывательстве. Он рассказал мне то, что ранее не было известно. Мой путь к нему был труден и тернист, ибо был засорен нашим общим невежеством, и я поминутно спотыкался о ярлыки, которыми поэт был в изобилии увешан. Над памятью его смеялись, его освистывали, называли пошлым и салонным, и все это оскорбительное месиво звучало еще при его жизни. К счастью, во мне все-таки нашлись силы, чтобы разобраться во всем этом. И я постепенно стал его приверженцем. И я увидел, что это поэт, безрасчетно преданный Евтерпе <…> что пошлость, в которой его упрекали и, есть не что иное, как стилистическое своеобразие и угол зрения, свойственные этому поэту; что слово «салонный» - пустой уничижительный ярлык, придуманный пролетарскими критиками, страдающими множеством специфических комплексов, придуманный ими в уподобь кратковременному официальному духу. <…> И вот, когда по воле различных обстоятельств это мне открылось, я понял, я почувствовал, что Игорь Северянин - мой поэт, поэт большой, яркий, обогативший нашу многострадальную поэзию, поэт, о котором еще предстоит говорить, и у которого есть чему учиться».
          Игорь Северянин - мой поэт… Уверенно подписываюсь под этими словами Б.Окуджавы.
         Перу Северянина принадлежит сонет, посвященный М.Кузмину. В начальных строфах - очень точный портрет Михаила Алексеевича. А в заключительных я отчетливо вижу уже самого автора. Короля поэтов. МОЕГО Северянина...

                                                           Запутавшись в эстетности сетях,
                                                           Не без удач выкидывал коленца,
                                                           А у него была душа младенца,
                                                           Что в глиняных зачахла голубках.
                                                           Он жалобен, он жалостлив и жалок.
                                                           Но отчего от всех его фиалок
                                                           И пошлых роз волнует аромат?
                                                           Не оттого ль, что у него, позера,
                                                           Грустят глаза - осенние озера, -
                                                           Что он, - и блудный, - все же Божий брат?…