ВОЗВРАТ                                             

 
  
Декабрь 2019, №12   
 
 
Литературная география_______       
            Борис Подберезин           
 
 
                 

                                                               Карта судьбы
                                                                                                                               Начало: 1 2         

                                                             Открытие Америки - 3

         «За два месяца мы побывали в двадцати пяти штатах и в нескольких сотнях городов, мы дышали сухим воздухом пустынь и прерий, перевалили через Скалистые горы, видели индейцев, беседовали с молодыми безработными, старыми капиталистами, радикальными интеллигентами, революционными рабочими, поэтами, писателями, инженерами. Мы осматривали заводы и парки, восхищались дорогами и мостами, подымались на Сьерра-Неваду и спускались в Карлсбадские пещеры. Мы проехали десять тысяч миль» - так подводят итоги своего путешествия Илья Ильф и Евгений Петров в книге «Одноэтажная Америка».
       Поездка, в которую они отправились в сентябре 1935-го, сильно отличалась от путешествий других литераторов, обычно ограничивавшихся Нью-Йорком и ближайшими городами. Оттого и представления о стране и людях у них были иного масштаба: Нью-Йорк - не вся Америка, как Москва - не вся Россия. «Одноэтажная Америка» - подлинная энциклопедия американской жизни того времени. В книге почти нет политики, но много географии, точных наблюдений, интересных персонажей. Написана она в доброжелательном духе и, как водится за Ильфом и Петровым, блестящим языком. Текст не разошелся на цитаты так, как «Двенадцать стульев» или «Золотой теленок», но перлов достаточно. Тема лекции «Нью-Йорк» - город контрастов», объявленная Нонной Мордюковой в «Брильянтовой руке», позаимствована из «Одноэтажной Америки».
          Путешествие началось с Нью-Йорка. Ильф и Петров разделили очарованность своих предшественников этим городом. Но описали его по-своему, волшебным ильфо-петровским языком. Вот о световой рекламе Бродвея: «Здесь электричество низведено (или поднято, если хотите) до уровня дрессированного животного в цирке. Здесь его заставили кривляться, прыгать через препятствия, подмигивать, отплясывать. Спокойное эдисоновское электричество превратили в дуровского морского льва. Оно ловит носом мячи, жонглирует, умирает, оживает, делает все, что ему прикажут. Электрический парад никогда не прекращается. Огни реклам вспыхивают, вращаются и гаснут, чтобы сейчас же снова засверкать».
     Ильф и Петров добросовестно прошлись по всему списку туристических достопримечательностей мегаполиса, но им довелось увидеть то, что было скрыто от глаз других путешественников. Одновременно с друзьями-соавторами в Нью-Йорк приехал Эрнест Хемингуэй. Они познакомились, и знаменитый писатель устроил необычную экскурсию в печально известную тюрьму Синг-Синг. Помощник начальника заведения оказался человеком любезным. Широко улыбнувшись советским писателям, пообещал: когда вас пришлют ко мне, я помещу вас в новый корпус. Даже найду вам камеру с видом на Гудзон, у нас есть такие для особо заслуженных заключенных.
          Авторам «Двенадцати стульев» продемонстрировали стул, но не из гарнитура мастера Гамбса, а особенный, - электрический. Даже позволили посидеть в нем. Впечатлительный Ильф, потрясенный увиденным, поинтересовался: кого выбирают в палачи? Ответ дал ему первый штрих к портрету абстрактного американца: «- Человек, включающий ток, - сказал наш гид, - получает сто пятьдесят долларов за каждое включение. От желающих нет отбоя, и одного только он боится, как бы конкуренты не перехватили выгодную работенку».
          Нью-Йорк был лишь одним из сотен городов, с которыми предстояло познакомиться. После долгих споров для покорения прерий и каньонов Ильф и Петров купили новенький «Форд» модели С, мышино-серого цвета, с номером ЗС-99-74 и надписью «Нью-Йорк» на нем. Автомобиль выглядел дорогим, а стоил дешево. Это и определило выбор. В попутчики был приглашен инженер фирмы «Дженерал Электрик» Соломон Трон с супругой Флоренс. В книге они выведены под фамилией Адамс.
        16 000 километров проехали Ильф и Петров по стране, восторгаясь качеством американских дорог. Бескрайние просторы и непривычные ландшафты будоражили. Ошалевший Ильф писал жене: «Опять еду через пустыню... Понимаешь, милый мой друг, это очень географическая страна, если можно так выразиться. Здесь видна природа, здесь нельзя не обращать на нее внимания, это невозможно. Последний раз я видел Тихий океан, когда ехал в Сан-Диэго. Мы ехали через апельсиновые рощи знаменитой долины салатов, дынь и апельсинов Импириэл валли, мимо нефтяных вышек по берегу. Заходило солнце, красное, помятое, комичное, потерявшее достоинство светила. Красиво и грустно. Стал бы я писать о заходах солнца при моей застенчивости...»
         Но их занимала не только география. Важнее были люди, их жизнь, радости и беды.
        Они путешествовали по маленьким городкам - это и есть настоящая, «одноэтажная Америка». В каждом таком городе свой Бродвей или Мейн-стрит, не имеющий ничего общего со знаменитыми нью-йоркскими тезками. Здесь им открывались разные стороны американской жизни, скрытые до сих пор в механическом грохоте и электрическом зареве Нью-Йорка. Почти все маленькие американские города оказались похожими друг на друга, «как пять канадских близнецов, которых путает даже их нежная мама». Ильф и Петров писали об ощущении досады и разочарования при виде «обесцвеченного и обезличенного скопления кирпича, асфальта, автомобилей и рекламных плакатов». Удручало серое, конвейерное однообразие провинциальной жизни. Путешественники поняли: побываешь в одном домике, - будешь знать, какая мебель стоит в миллионах других. Знать даже, как она расставлена. Вывод писателей строг: «Безысходна автомобильно-бензиновая тоска маленьких городков».
        Но тут же - море восторгов. Заехав на автозаправку, путешественники увидели то, чему тут же придумали название: «Великий американский сервис». Восторженные описания «меню» и уровня услуг банальной бензоколонки занимают в книге три страницы!
        Многое Ильфу и Петрову нравится. Они восхищаются трудолюбием людей, четкой организацией любого дела, не говоря уже о производстве, использованием самой передовой техники во всех сферах жизни.
        Критикуют Америку Ильф и Петров без обличительного пафоса. Воздав должное достоинствам среднего американца, они рисуют его портрет с другого ракурса: «“Средний американец”, невзирая на его внешнюю активность, на самом деле натура очень пассивная. Ему надо подавать все готовым, как избалованному мужу. Скажите ему, какой напиток лучше, - и он будет его пить. Сообщите ему, какая политическая партия выгоднее, - и он будет за нее голосовать. Скажите ему, какой бог “настоящее” - и он будет в него верить. Только не делайте одного - не заставляйте его думать в неслужебные часы. Этого он не любит, и к этому он не привык. А для того чтобы он поверил вашим словам, надо повторять их как можно чаще. На этом до сих пор построена значительная часть американской рекламы - и торговой и политической, всякой». Америку они метко назвали страной, которая «любит примитивную ясность во всех своих делах и идеях», а жизнь, которую ведут миллионы американских людей «в борьбе за свое крохотное электрическое счастье» - страшной. Как и предшественники, они не могли совместить индустриальные высоты и технические достижения страны с людьми, которые все это создали - с людьми «меркантильно-мелочными, ограниченными, бездуховными».
         Несмотря на критику, американцы принимали Ильфа и Петрова тепло и с симпатией. Знакомству с ними были рады видные литераторы, политики, ученые, бизнесмены. Путешественникам даже удалось побывать в Белом Доме на встрече президента США Рузвельта с журналистами.
         Судьба книги об Америке в СССР была не безоблачной. Она переиздавалась несколько раз, но всегда страдала от безжалостных ножниц цензуры. В 1948-м «Одноэтажную Америку» объявили политически ошибочной, а Ильфа с Петровым обвинили в низкопоклонстве перед Западом. Лишь в 2003 году дочь Ильфа опубликовала полный текст, добавив к нему материалы из личного архива. В переводах книга выходила во многих странах, включая США, где ее признавали одной из лучших, среди написанных иностранцами об Америке.
       «Примесь американской географии к времени» для Ильфа стала трагической. В путешествии у него обострился туберкулез, и весной 1937 года Илья Арнольдович умер. Друзья и близкие были убеждены: смерть - результат тяжелой, напряженной автомобильной поездки по Штатам.
         Осиротевший Евгений Петрович Катаев, которого мы привыкли называть Петровым, у могилы друга-соавтора сказал: «Это - и мои похороны». В календарном смысле - ошибся. Он проживет еще пять лет и, не дотянув до сорокалетия, погибнет в авиакатастрофе, возвращаясь из очередной фронтовой командировки.
        Самой нелепой жертвой американского автопробега станет его третий участник, Соломон Трон. В годы маккартистской «охоты на ведьм» его обвинят в симпатиях к Советам и лишат американского паспорта.

                                                                            * * *

         Нью-йорк многолик и разноречив. С высоты стотрехэтажного Эмпайр Стейт-билдинг узреешь Брайтон с его русским вывесками, под сенью которых можно благополучно прожить всю жизнь, не выучив и дюжины английских слов. За Бруклинским мостом ближе к центру Манхэттена распластался Чайна Таун, испещренный иероглифами и заполненный «мяуканьем» китайской речи. Неподалеку - Маленькая Италия с пиццериями на каждом углу и итальянским гамом на улицах. По другую сторону от башни - некогда чернокожий, а теперь уже вполне двуцветный Гарлем. Вырвавшись ненадолго из когтистых лап латвийской государственной языковой Инквизиции, приходишь в оторопь: на звонок в службу спасения 911 ответят на любом распространенном мировом языке, включая русский. Языковая сторона всеобщей свободы ошеломляет. Так же как отлаженность самой службы спасения: мгновенно примчатся и сделают все возможное, чтобы выручить человека из беды.
        Нью-Йоркцы доброжелательны, в благополучных районах всегда готовы прийти на помощь. Но даже на Манхэттене время от времени ловишь на себе исполненный ненавистью взгляд чернокожего.
       «Средний американец» - вылитый фонвизинский Митрофанушка: «Зачем знать географию? Извозчик довезет». Провинциалы при знакомстве к имени добавляют название родного штата - возможно, собеседник о нем что-то слышал. В 2008-м, узнав из новостей о войне в Грузии, люди в ужасе обрывали телефоны родственников в штате Джорджия: «У вас на дорогах русские танки?!» Всё, что за пределами США - Terra incognita. Никого не удивляет, когда президенты самой могущественной страны путают Австрию с Австралией, а Словакию со Словенией. Заграница, вообще, американца не интересует, он всецело сосредоточен на собственной жизни.
        В Америке почти каждый считает себя верующим, обычно - христианином, но европейцам их религиозность не всегда понятна. От былой протестантской этики отцов-основателей почти ничего не осталось. Часто церковь больше похожа на мюзик-холл, иногда - на мощное бизнес-предприятие с огромными доходами. Никому не кажутся нелепостью слова на долларовых купюрах: «In God We Trust» - «В Бога мы веруем». При случае я робко пытался спросить: А как же с изгнанием Иисусом торговцев из храма? С заповедью копить богатства небесные, а не земные? Собеседники недоумевали, вежливо вытягивали лица, не могли взять в толк о чем речь.
        Доллар по-прежнему главный идол, «один кумир священный». Но сегодня это поклонение обрело новый облик, встроилось в идеи общества потребления. Задолго до открытия крупнейших магазинов на Пятой Авеню у дверей собирается толпа. Ждут. Предвкушают. Томятся. Лица торжественны. Для пожилых заботливо приготовлены скамейки, можно подождать сидя. Ровно в десять часов грохочет американский гимн. Старики подскакивают со скамеек и вытягиваются в струнку вместе со всеми. С последним аккордом появляется служивый, всегда атлетического сложения. Торжественно отворяет заветные двери. Вот он, миг подлинного счастья! Всеобщий апофеоз! - толпа устремляется в сакральный храм торговли. In God We Trust!
        Типичный американец почти не читает. Под литературой он понимает комиксы. Под высоким искусством - мюзиклы в бродвейских театрах.
       Русский человек, как бы он ни восхищался Штатами, приехав сюда, впадает в недоумение от ограниченности и бездуховности американцев. Иосиф Бродский был одержим ненавистью ко всему советскому, и с такой же страстью возвеличивал Америку. Сменив Ленинград на Энн-Арбор, поразился расхождению мечты с реальностью. В растерянности даже окрестил государство своей мечты «страной зубных врачей»:

                                                     В те времена, в стране зубных врачей,
                                                     Чьи дочери выписывают вещи
                                                     Из Лондона, чьи стиснутые клещи
                                                     Вздымают вверх на знамени ничей
                                                     Зуб Мудрости...

        В «стране зубных врачей» на нас, русских, свой прищур, свои недоумения. Редкий американец знает строки Р.Киплинга о Западе и Востоке - «Вместе им не сойтись», но сама идея несовместимости, дополненная воображаемыми медведями, разгуливающими с балалайками по улицам русских городов, усвоена прочно. Американец не постигает наших витаний в эмпириях и веры в то, что есть что-то дороже денег. Русский шалеет от бескрылого практицизма и приземленности американцев и переиначивает цитату из Булгакова: «Люди как люди. Денежный вопрос только испортил их».
 
                                                                                                          
             © Б.Подберезин

                                    Предыдущие публикации и об авторе - в разделе "Биографические очерки" 
НАЧАЛО                                                                                                                                                                 ВОЗВРАТ