Тихий
сонный август перевалил за середину. Тепло еще, солнечно, а
природа, да и душа человечья уж к осени готовятся.
Месяц август, он ведь как, он ведь хорош
для отдыха и нетяжёлой работы, да не на дядю какого чужого, а на
себя; копошению в удовольствие на огороде да послеполуденному
подрёмыванию в тенёчке с разговорами неспешными…
В августе даже небеса не такие, как
всегда, а какие - я и слов-то таких подобрать не умею.
Бездонные, словно для входа открытые.
В селе два дня как медовый Спас
отгуляли, а уж и яблочный перед глазами.
Мед в церковь освящать Никитины ходили всей
семьей - традиция. И если старшие на службу шли осознанно, то
ребятишки только за ради развлечения - интересно им, зачем нынче
столько народу в церкви да почему?
Так всю службу в храме-то по сторонам и
крутились, толкались острыми локотками да перешептывались…
И лишь самая младшенькая, двухлетняя внучка с дедовых
рук тихо и внимательно на святые лики смотрела - вроде как
понимала что или вслушивалась во что-то, только ей ведомое. Со
стороны так поглядеть - разговаривали лики с нею.
Чудны дела Твоя, Господи…
Сегодня бабка Никитинская, Ксения, пирожки
печет. С солеными груздями. Нет-нет, не нынешнего урожая -
откуда урожаю в такую раннюю пору взяться? - груздочки
только-только пробиваться стали, их еще собрать нужно, засолить,
засола дождаться - песня долгая. Так что в дело шли грузди
прошлогоднего засола - прошлый-то год урожайным был, гриба много
запасли, до сих не съели.
Грузди бабка отмочила, мелко порубила да на
постном маслице и обжарила. Лук репчатый обжарила отдельно.
Потом всё смешала и зелёного лучка добавила - вот начинка и
готова.
Пирожки один за другим ровными рядочками на
противне выстраиваются - часок расстоятся и в печь… Пирожки с
солёными груздями на всех, на все семейство, а вот для
внучки-любимицы да неслухов внуков Ксения пирожки из свежей
черемухи готовит. Третьего дня внучата старшие, Ваня да Сережа,
на реку купаться бегали, а там черемуха знатная уродилась,
крупная - бидончик вмиг набрали. Бабка ее перемолола дважды
вместе с косточками, да с сахаром один к одному и смешала. Три
дня время от времени начинку перемешивала - пока та не
загустела…
За столом рядом с бабкой внучка -
двухлетняя Таисия. Помогает Ксении. Усердно мнет пухлыми
ручонками кусочек теста, носик и волосы на головушке в муке,
щечки в черемуховой начинке. Старается. Время от времени вскинет
взгляд на бабку - как мол? - бабка ей в ответ кивает - хорошо,
солнышко, хорошо. Так-то ладно у них все получается…
Распахивается дверь, в избу влетает
пятилетний Мишка, брат Таисии. Не разуваясь, в сандалиях бежит к
баку с домашним квасом. Черпает ковшом всклень и надолго
присасывается к нему.
- Лопнешь, чудушко!
- Не-е, баба! У меня пузо крепкое!
- Место для пирожков оставь, пузо
крепкое... - бабка улыбается.
Мишка привстает на цыпочки и заглядывает в противень, что стоит
на столе:
- У-у, они еще не испеклись. Можно, я тоже
полеплю?
- Можно. Руки помой.
Мишка бежит к рукомойнику, пару раз стукает
ручонками по соску:
- Помыл, баба!
- Разве ж так моют? - Ксения Ильинична
оставляет лепку, отряхивает руки свои от муки и ведет Мишку к
рукомойнику. Руки Мишкины все в ссадинах и синяках, да и ноги,
что тонкими ниточками со сбитыми коленками торчат из широких
шорт, тоже. Как он их ещё только не переломал?! Тьфу, тьфу, тьфу
- не дай Бог! Когда грязные ручейки вперемешку с песком
перестают сбегать с Мишкиных рук, бабка насухо вытирает их
большим цветным полотенцем. Мишки экзекуция не нравится и он,
как только может, сопротивляется.
Пока бабка возилась с внуком, внучка Таисия
долепила свой пирожок и уложила его на противень. Конечно, он
получился не такой красивый, как у бабушки, но Таисия на такие
мелочи не обращает внимания. Она потянула к себе новый кусок
раскатанного теста. Тесто упирается. Таисия тоже. Она потянула
его к себе двумя руками. Тесто порвалось, Таисия откачнулась
набок и свалилась со стула. Не столько от боли, сколько от
неожиданности заревела.
Но уже через пару минут благость и рабочая
обстановка восстанавливаются.
Пирожки теперь уже лепят трое - бабушка,
внук и внучка.
Мишке на месте не сидится, пытаясь слепить
пирожок, он крутится и пристает к бабушке с вопросами:
- Бабушка, а когда я вырасту большой, ты
будешь мне пирожки жарить?
- Большой, это какой?...
- Ну, как папа…
- Да нет, солнышко мое, для такого большого
не буду.
- А почему?
- Я и сейчас-то уж старая, а тогда уж -
тогда уж я на небушко переселюсь…
- На небушко? А что ты там делать будешь?
- Что делать? - дедушке пирожки печь.
- А дедушка тоже на небушке будет?
- Будет…
- А что он там делать будет?
- А что он сейчас делает?
- Он на задах траву кролам косит…
- Ну, вот он и там травушку небесную
косить будет…
- А потом…?
- Когда потом?
- Ну, когда дедушка траву скосит…
- Тогда сядем мы с ним на небесную
скамеечку и будем с небушка на вас глядеть, на тебя богатыря и
Таечку красавицу. На вас, на детей ваших, на то, как вы все
вместе пирожки стряпаете…
- А на Ваню с Сережкой, будете
смотреть?
- Конечно, будем, они же тоже наши
внуки любимые. Так же, как и мои дедушка с бабушкой на меня
смотрят, так и мы с дедушкой будем…
- А мы с Таей, тоже дедушкой и
бабушкой будем?
- Обязательно, солнышко…
- И всегда, всегда так будет?
- Всегда, умничка моя, всегда…
У Ксении Ильиничны почему-то
зачесался нос, глаза набухли влагой, и первая слезная дорожка
расчертила слегка припудренную мукой щеку…
Она отвернулась к окну и попыталась
незаметно убрать слезы с глаз.
- Бабушка, что с тобой?
- Ничего, Мишенька, ничего, золотой
мой. Мука в глаз попала…
- А-а…
За окном тлеет тихий август. По
глубокому синему небу куда-то неспешно плывут белые облака.
Легкий ветерок парусит марлевые занавески на раскрытых окнах,
коими бабка Ксения пытается оградить избу от вездесущих мух. И
на всех подоконниках бесконечно цветет герань.
Детство.
Августовское небо, квас, пирожки,
молоко в крынке.
И так будет всегда…