Иван Сошенко никогда не был моим героем. Мои бабушки, которые все мое детство заполонили рассказами о Шевченко и его друзьях, Сошенко почти не вспоминали. Когда я зубрил по учебнику о том, как Сошенко встретил Тараса в Зимнем саду и каким он был ему благотворителем, бабушка-мама просила не читать вслух и не принуждать ее слушать всякие глупости. Она говорила, что никогда Тарас не знакомился с Сошенком в Зимнем саду, никогда мещанин Иван Сошенко, не имеющий чина, не вводил крепостного - Тараса - в круг Петербургских дворян из Нежинской гимназии. Он просто сам был туда не вхож. Никогда не давал денег на выкуп Шевченко. У него их тогда не было. Так почему же Тарас сделал из него лучшего друга молодости? Почему так ярко и сочувственно изобразил в «Художнике»?
            Я думаю, не будь в те годы рядом с Тарасом Сошенко, его Cальери, мы бы имели второго Алексея Кольцова, а не Кобзаря. Потому что именно на примере Сошенко Тарас понял, что даже огромное трудолюбие при следовании чужим авторитетам ни к чему не ведет. Как художник, Сошенко был не менее талантливым, чем он. Но что он создал? Несколько десятков картин, большинство из которых кануло в лету... Не меньший, а может и больший поэтический талант чем у Тараса был у Алексея Кольцова. Но он покорно терпел выходки садиста-отца, не смел перечить окружающим. Его прекрасный Дар так и сгорел в лихорадке буден.
            Шевченко вырос без родителей. У него были прекрасные воспитатели - Ян Дымовский, София Энгельгардт, Карл Брюллов, Василий Жуковский. Они социально стояли намного выше его. Но он их принимал сердцем и умом, а не как преданный пес, для которого слово хозяина - истина в последней инстанции! Сошенко погубила наука. До Академии он рисовал по интуиции, и его картины пользовались огромным успехом, а он всегда был при деньгах. В Академии и после ее окончания он рисовал строго по канонам. Мало того, перед написанием картины изучал историческую среду, в которой обитали герои картины. В результате картины были безукоризненными, но не самобытными. Не трогали сердца. Хотя сейчас за портретами его кисти охотятся историки. Его картины были самыми достоверными...
             Он прожил долгую и трудную жизнь. Но помнят его только как друга самого Шевченко. А ведь он и сам был личностью. Человеком с большой буквы.
              Я поведаю Вам жизнь Ивана Максимовича Сошенко, а вы уже сами себе уясните, кем он был...
            Наше детство формируется дедовскими рассказами-сказаниями. Дед Тараса, Иван Грушивский-Швец, рассказывал ему о легендарных героях гайдамаках. Дед Ивана, Кондрат Соха, тоже рассказывал ему о гайдамаках. Но не героями они были в тех рассказах, а кровожадными бандитами. Потому что по разные стороны в той борьбе были деды. Иван был рожден крепостным и умер крепостным. Ходят легенды, что он в 1768г. принимал участие в Колыевщине. То есть был с гайдамаками.
             Потомственный богуславский кожемяка Кондрат Соха родился в 1745 году свободным человеком в свободном городе. Тогда городок Богуслав имел Магдебургское право, и его каштелян Браницкий пользовался номинальной властью. В городке было самоуправление. Этот польский городок был довольно богатым, а мещане зажиточными и имели почти такие же права, что и шляхтичи. Усадьба Сохи находилась над древней Росью, матерью земли Русской. Кожемяки (обработчики говяжьих шкур) всегда селились над рекой. В технологии тогдашней обработки кож большую роль играли процессы вымочки кож. Мокрые кожи нужно было сильно разминать, поэтому кожемяки были очень сильными. Недаром же одним из героев народных сказок является богатырь Кожемяка.
            Парнишка рос крепким, веселым, дружелюбным. С раннего детства все время проводил на реке, плавал как рыба. Сызмальства был знаком со старшим его на 14 лет сыном каштеляна Ксаверием Браницким и ловил для него рыбу. Когда Кондрат стал юношей, то влюбился в девушку из прислужниц Ксаверия, бедную шляхтянку Марию-Магдалену Пршевлоцкую...
              Но вот в 1763 году, после 30 летнего правления, умирает король Август III. В Польше началась большая смута. Эта смута так напоминает нам нынешнюю в Уркании!
            Все только и кричали о необходимости реформ. За свое виденье тех реформ соревновались два могучих клана. Один, под проводом князей Черторийских, требовал проведения реформ с привлечением России. Второй, не менее могучий, под проводом князей Потоцких, требовал реформ по западному образцу. С помощью клана Чарторийских Екатерина II провела через сейм своего любовника Станислава Августа Понятовского (с преимуществом в несколько голосов). Но, получив трон через постель, Понятовский не имел никакого авторитета. Зато он был лучшим другом Ксаверия Браницкого, с которым подружился еще когда они вместе служили во французском войске в Германии при курляндском герцоге Карле, сыне короля Августа III. Потом он сопровождал его в Россию, был поверенным в амурных делах с Императрицей, дважды спасал жизнь. Поэтому, когда Станислав Август стал королем, он сразу же предоставил приятелю звание генерал-лейтенанта короны.
             Чтобы удовлетворить шляхту, король на конвокационном сейме провел некоторые реформы, затронувшие права наследства и права на землю. Провел, рассчитывая на поддержку Екатерины II Но с той немедленно связался прусский король и напомнил об обязательстве России не допускать «кардинального изменения нравов в Польше». Князь Репнин, представитель Императрицы при короле, заставил его, минуя сейм, одной полномочной делегацией сейма отменить все реформы. В ответ на это Красинские и Пулавские 29 февраля 1768 года на съезде польской шляхты в Баре (Винничина) без ведома и воли короля создали конфедерацию. Главной ее целью было возвращение неограниченных прав и привилегий шляхты, а также полное окатоличивание украинских земель. Это принудительное окатоличивание вызвало массовые восстания, наибольшим из которых была Колыевщина. В Умани гайдамаки вырезали всех поляков и евреев от младенцев до столетних старцев, а женщин изнасиловали...
            Кожемяка Кондрат Соха к этому времени уже был женат на Марии-Магдалене. Поэтому, когда гайдамаки подошли к Богуславу, Соха, защищал от гайдамаков и свое добро, и свою жену бок о бок с Ксаверием Браницким.
            В 1771 году конфедераты провозгласили короля низложенным и даже хотели захватить его в Варшаве. В ответ Россия ввела в Польшу войска под командованием генералов Апраксина и Кречетникова. Браницкого назначили коронным гетманом, и он возглавил польское войско, которое вместе с российским (в нем был Суворов) разгромило гайдамаков. Среди его воинов был и Кондрат Соха.
            Гражданская война, развязанная Барскими конфедератами, привела к тому, что 5.08.1772г. Россия, Пруссия и Австрия подписали конвенцию о разделе большей части польских земель. Богуславщина, как и все земли к востоку от Двины - Друи - Днепра, отошли России...
              За помощь в победе над Барскими конфедератами, Екатерина II подарила Браницкому Белоцерковское, Холменское, Перемышльское и Яворовское уезды. В 1781 году князь Потемкин отдал Кшиштофу-Ксаверию Браницкому, в качестве приданого своей любимой племяннице Александры Васильевны Энгельгардт, Богуславский уезд. Раньше Ксаверий служил Богуславскому магистрату. Теперь же Богуслав стал принадлежать ему как частная собственность. Мещанам вообще-то не было оснований жаловаться на своего уездного старосту. Ему было не до них. Почти все время проводил либо в военных походах, либо при царском дворе. Но вот в 1793 году он создал для жены в Белой Церкви прекрасный дендропарк «Александрия». Создал, чтобы ничем не уступать Потоцким с их «Софиевкой». Для компенсации расходов увеличили повинности богуславцам. Сохранилась запись, согласно которой Кондрат Соха за то, что 15.10.94г. забил собственного кабанчика, должен был заплатить в казну 3 злотых (нынешних 150 гривен)!
    Хоть Мария-Магдалена и была грамотной, и благодаря добрым отношениям с Ксаверием Браницким их сын Максим получил начальное образование, сам Кондрат оставался неграмотным. С кожами он еще справлялся, а вот с проклятой бухгалтерией совладеть не мог. Поэтому, когда сын Максим в 1806 году женился, крепкий как дуб 61-летний Кондрат Соха написал завещание:
            «Я, Кондрат Соха, будучи в великой слабости и еще при совершенном разуме, записываю грунт, то есть хату и двор, сынови моему Максимови и поле меж Тупиков и Кругляка,а всего руку дней, а сын мой должен уплатить долг, кому я виноват за шкуры: Миките Армякову - рублей сто и 16, Савци Лымареви - рублей 14... и по смерти моей чтобы уплатил за похороны священнику и церковникам, что належит, а брату моему Илкови коло Тупиков поле опругов четыре и то записываю при людях годных и кладу знак креста своего. Кондрат Соха (+). При том были свидетели: Петр Ткач (подпись), Иван Залесный (подпись) Иван Хабло (подпись), Иван Гринишин зять...»
             Так Максим стал полноправным хозяином. Через год, 12.07.1807 у них родился первенец - Иван. Но не пошел он в род кожемяк. Был болезненным, вечно простуживался, боялся воды. Зато с детства любил рисовать. Воспитанием «нездары» занималась бабушка Мария-Магдалена. Уже с 8 лет стала учить его грамоте, он же сам уже учил грамоте родную и соседскую малышню. Как видим, он был прирожденным педагогом. Еще через год его отдали в науку к дьячку. Дьячок, по словам Николая Кондратовича Чалого, близкого друга Сошенко и биографа Шевченко, «засадил отрока за псалтырь и учил изображать белилами на черной доске польские и латинские слова, а также учил красть гусей в соседей»...
              Но каким бы гусекрадом ни был тот дьячок, но заметив у парня умение к рисованию, убедил таки бабушку после школы отдать парня в науку к настоящему художнику...
             В 1819 после слишком обильного ужина внезапно умер 88-летний Ксаверий. Он, после смерти Екатерины II, отошел от всех дел и безвыездно жил в своем имении в Белой Церкви. Приехала на похороны жена Александра Васильевна, обер-гофмейстриня двора Его Императорского Величества. Она не очень-то и горевала из-за смерти мужа, который был старше нее на 23 года. Ее занимали более реальные дела - наследство. Ведь она унаследовала 2/3 Васильевского уезда, по 1/3 Таращанского и Каневского и значительную часть Радомышльского и Черкасского уездов. О ней говорили, что она сама не знает, сколько у нее миллионов. Так она создала земельный банк и положила в него 300000 рублей серебром. Ежегодные банковские проценты должны были идти на поддержку ее крепостных. Крепостными она захотела сделать и мещан Богуслава. Для ознакомления со своим имуществом в Богуславе она затребовала все документы из магистрата. Привезли те папки с бумагами подводой и сбросили в какой-то подсобке. Охрану никто не ставил, и спустя некоторое время все бумаги загадочно исчезли. Мещане остались без документов на свое имущество. После этого Александра Браницкая заявила мещанам: «кто хочет жить в дальнейшем на ее земле, тот должен принять ее подданство и работать наравне с крестьянами, а кто не хочет пользоваться благодеяниями крепостного состояния, волен идти, куда ему угодно»...
              Максим, хоть и потратил за время своего хозяйствования более 500 рублей, бросил все - и дом, и богатые грунты, и давно отлаженное кожевенное дело, и направился с семьей в Звенигородок. Небольшая речушка Гнилой Тикач - это не полноводная Рось, шкуры здесь хорошо не вымочишь. Кожевенное дело здесь не приносило таких прибылей, как в Богуславе. Правда, в Богуславе он бы уже не был кожемякой - в городе остались лишь евреи и безземельные шляхтичи, которые не подлежали закрепощению. А им яловые кожи и изделия из них были ни к чему. Им хром подавай...
              В Звенигородке Ваня Сошенко прожил меньше года. Когда исполнилось 13, бабушка повезла его к своему племяннику, известному художнику-самородку Степану Степановичу Пршевлоцкому и попросила учить внука «беспощадно, не жалея розог». Обычно Пршевлоцкий, по натуре добряк, не лупил племянника. Но помня, что он живет на правах бедного родственника-приживалы, Иван сам пытался с полслова уловить и выполнить все желания учителя...
             У Мастера он проучился целых 8 лет, наконец в 1828 году Пршевлоцкий сообщил парню, что передал ему все что знал и теперь он может идти на собственные хлеба (помните, это же самое Пршевлоцкий сказал Тарасу всего после нескольких месяцев учебы в 1829 году)...
             Чтобы не конкурировать с Мастером, Иван переселился к его брату Александру Степановичу, управителю Матусовским имением князя Орлова, и стал там расписывать Млиевскую церковь, прослыв как самый искусный иконописец округи. Стал неплохо зарабатывать, но всё заработанное отправлял отцу на закупку земли и обустройство усадьбы.
              По окончании росписи церкви Пресвятой Богородицы в Матусове, Ивана пригласил в свой монастырь игумен из Лебединцев. Поселили Ивана в самой просторной келье. Парень быстро стал любимцем монастырских монахов. Рисуя образы святых, использовал монахов вместо натурщиков. Кому же не хочется обессмертить себя в образе святого? Вскоре не было вечера, чтобы в просторной келье Ивана не становилось тесно от гостей, которые устраивали «симпозиумы» с песнями и гопаком.
             Они еще утром наносили ему корзины с перваками, ветчинами и другими, совсем не скоромными яствами, даже если это было в пост. Сошенко, болезненная натура которого не принимала тех перваков, только закусывал и играл им на скрипке...
            Банкеты окончились, когда вернувшись вдруг среди ночи в монастырь, игумен заглянул в келью, из которой раздавались пение, топот и звуки скрипки, и выявил там на столе рядом с напитками - колбасы и ветчины, а это был как раз Великий Пост. Виновником назвался Иван. Игумен не наказал иконописца, но строго запретил те симпозиумы...
              Увы, недолгой была та счастливая жизнь в монастыре. Вскоре Ивана, как какого-то преступника, повели в кандалах в Звенигородок. Дело в том, что тогда в солдаты рекрутировали крепостных по выбору помещика, а мещан по выбору громады. Сошенки переехали в Звенигородок из другого городка и были для соседей чужаками. К тому же, посещая родных, Иван был всегда хорошо и чисто одет, аккуратно причесан. Общался с людьми, которые стояли на ступень выше, чем соседи. Основная же черта нашего характера - зависть. Иван был на то время главным кормильцем семьи Сошенко. За счет него они жили зажиточней соседей. Вот звенигородцы и выбрали его в рекруты. Рекрутировали юношей с 21 года. Ивану уже было более 21, вот звенигородцы и объявили его дезертиром и привели на комиссию в кандалах. Но не вышло на этот раз - медицинская комиссия признала его не годным к воинской службе по состоянию здоровья. Все равно еще дважды гоняли его в кандалах к рекрутским комиссиям, пока не исполнилось 21 год младшему брату и он добровольно не пошел в солдаты. Те прогулки в кандалах на всю жизнь травмировали юношу. Сделали его тихим, робким, мало коммуникабельным. Они заставили Ивана и думать забыть о том, чтобы купить в Звенигородке усадьбу и жениться на местной красавице...
             В 1831 году пожаловал на Украину из Петербурга с ревизией-инвентаризацией церквей чиновник Священного Синода Рыбачков. Побывал он и в Лебединском монастыре. Увидел Ивановы росписи. Познакомился с Сошенко. Парень понравился ему. Все время в монастыре Рыбачков провел общаясь с Иваном. Рассказывал ему о жизни в Петербурге, об Академии Искусств. Иван же рассказывал ему о своей горькой жизни, о том, как его колодником гоняли на рекрутскую комиссию.
              Рыбаков убедил парня, что здесь он только загубит свою судьбу, потому что настоящее его место - там, в Петербургской Академии Искусств! Парень, чтобы было на что жить в Петербурге и оплатить дорогу, распродал наскоро все собственное имущество. Звенигородская община и здесь показала себя. За имущество заплатили самую низкую цену, мало того, все вырученные деньги пошли на взятки чиновникам, чтобы оформить паспорт на выезд.
               Остался парень с тремя рублями в кармане. Проезд же до Петербурга стоил тогда, как и в настоящее время, в десятки раз больше. Но оставаться на опостылевшей звенигородщине он уже не мог. Поехал в Киев. Пршевлоцкий устроил его на постой к своему зятю Житницкому, и более месяца Иван жил у того, помогая по хозяйству, в ожидании случая выехать в Петербург. Наконец в декабре модный Петербуржский портной, сосед Житницкого, собрался в дорогу и пригласил Ивана в свой экипаж. Еще почти месяц добирались они до Петербурга. Напомню - это был 1831 год. Год польское восстания и холеры. Все кордоны были перекрыты войсками и крестьянскими патрулями. В комнаты при почтовых станциях было не пробиться. И все же им было легче, чем Тарасу Шевченко, который тогда плелся пешком Варшавским трактом в Петербург этапом...

                                                                                                                  © В.Сиротенко