ВОЗВРАТ                                       

   
  
 Февраль 2012, №2    

       Биографическая проза___________            Владимир Сиротенко   

Забытые имена          


   

                                          ПЕРВОЦВЕТ  УКРАИНСКОЙ ПОЭЗИИ         

              Виктору Забиле приписывали, что род его ведет начало от итальянского архитектора, выписанного Иваном Грозным для строительства кремлевских укреплений. Увы, не верьте знаменитому словарю Брокгауза и Эфрона! Да, на Черниговщине и Полтавщине, действительно, в дворянских книгах числится многочисленное потомство рода Зебелло. Но предком Виктора Забилы был управляющий королевскими владениями на Борзенщине Петр Михайлович Забила, перешедший в 1648 году к Хмельницкому. Умер он в чине генерального обозного (высший чин после гетманского) в 1689 году, имея 109 лет отроду. Все его потомки были сотниками, полковниками, а после ликвидации казачества - судьями и чиновниками. Все, кроме отца Виктора, отличались завидным долголетием. Отец Виктора - Николай Карпович, борзнянский мировой судья, женился на внучке самого гетмана Полуботко Надежде Рыбе, принесшей ему в приданое сотню крепостных и 400 десятин земли (десятина = 1.025 га). Он и сам не был бедным. Было у него до тысячи десятин земли, только занята она была преимущественно лиственным лесом. Вязы, липы, клёны скрывали дикие груши и яблони. Среди кустов глода попадались вишнёвые и сливовые деревца, на опушках алела рябина и калина. Было в его лесу несколько пасек. Пасекою в те времена называлась расчищенная от деревьев поляна, на которой стояло несколько колод-ульев (о рамочных ульях тогда ещё не слышали, и ульями служили выдолбленные колоды или колоды из ствола дерева, вырезанные с дуплом. Такие пасеки у него были на опушках, по соседству с лугами и гречишными полями. В липняке ульи у него стояли прямо на деревьях. Всегда у него в прохладном омшанике стояли бочонки с ароматным луговым, гречишным, полевым, малиновым, донниковым, липовым и другими медами...
               В те временя дворяне имели монополию на винокурение. Была винокурня и у Николая Карповича. Правда, его дворянская винокурня - не завод, а всего-навсего сарай с пятиведерным медным перегонным кубом да двадцативедерным железным котлом для варки затора. Зато от отца ему достались рецептуры горилок и медов, перешедшие в наследство от самих Разумовских и Полуботок. Николай Карпович любил и сам изобретать и изготавливать всяческие настойки и горилки. Все свободное от судейских дел время проводил на винокурне. Свободного времени у него было вдосталь, ведь мировые судьи преимущественно занимались семейными спорами да дележом наследства. Уголовные дела были вне их компетенции. Так что мог философствовать и изобретать горилки. Горилки в те времена делали в каждой помещичьей усадьбе, а вот медоварение было делом избранных. Это горилку можно было гнать из дешевого сырья. Для медов нужен был мед и хорошие кислые ягоды. Пусть у него были только дички, но они как раз были нужной терпкости и кислоты! Перед брожением сок с медом сильно уваривали. Выход продукции был очень низким. Процесс брожения и дображивания - очень длительным. Очень это было дорогое удовольствие. Зато правильно сваренный и правильно выдержанный мед был неописуемо приятен на вкус и веселил даже убежденного пессимиста. Именно поэтому помещики-медовары считались элитой общества, избирались предводителями дворянства и мировыми судьями.
             Но не только веселящими медами был знаменит Николай Карпович. Он создал и возродил вновь бесчисленное количество горилок, которые грели тело, веселили душу. Родила жена ему трех сыновей. А когда она была беременна дочкою, на рождество 1809 года, Николай Карпович так надегустировался новоизобретенной вкуснейшей и коварнейшей «дуриголововки», что в пургу не дошел каких-то 100 метров до дому. Так и замерз в рождественскую ночь, занесенный метелью, с бочоночком той «дуриголововки» под боком...
              Молодая вдова, родившая спустя несколько месяцев дочурку, осталась одна, с четырьмя малыми детьми на руках. Женщине, привыкшей к тому, что вначале всем командовали родители, а затем муж, пришлось самой вести хозяйство. Не смогла справиться. Доверилась управляющим. Что не разворовали те управляющие, разграбили в 1812 году наполеоновские войска. Не за что было даже обучать детей. Благо, она сама была грамотной и смогла их всех обучить грамоте. Но в те времена обязанностью дворянина было служить. А чтобы иметь право служить, надо было закончить гимназию. Когда Виктору исполнилось 12 лет, вся родня взбунтовалась и заставила-таки Надежду отдать сына в Московскую четырехклассную губернскую гимназию. Почему в Московскую, ведь рядом в Нежине была одна из лучших в империи гимназий, равноценная университету? Да потому, что ее директор Василий Кукольник посчитал сына разорившейся вдовы, не получившего полноценного образования, недостойным его заведения. Лишь после смерти Кукольника вдова смогла перевести сына в Нежин. В 1822г. стал он учеником 3 класса первого периода (всего в гимназии было 3 периода по 3 года обучения, и выпускники её получали аттестат, равноценный университетскому диплому).
               Не очень-то гостеприимно встретили гимназисты полунищего «хохла» Забилу. В классе верховенствовали сын Кукольника Нестор, Петя Мартос, Платон Закревский, братья Лукашевичи... Они могли себе позволить всё, даже запереть надзирателя в туалете или вытолкать его вечером взашей из проверяемой спальни пансионата. В те времена им, детям богатеев, всё сходило с рук. (Со временем, уже при Николае I, они все загремят по «делу о вольнодумстве»). Виктора же наказывали за любую шалость...
               Посадили его за парту рядом с таким же бедняком-изгоем Николаем Гоголем. Увы, Гоголь не отличался коммуникабельностью. Не друзьями они стали, а соперниками. Оба писали вирши, при этом Викторовы стихи были и более песенными, и более простыми. Гоголь не мог простить, что кто-то пишет лучше него. Переписал он Викторовы вирши в сборник-альманах, назвал его «Парнасский навоз» и пустил по рукам.
                Кстати, не будь этого альманаха, может быть, и не было бы великого писателя Гоголя. Ведь именно после этого альманаха Николаша серьезно увлекся редактированием настоящих журналов, а так как он фактически был и единственным их автором, то поневоле увлекся и писательским искусством.
               Ничем хорошим ни Гоголь, ни Забила не могли вспомнить гимназию. Не принял их коллектив ровесников. И вот наступило лето 1825 года. Загадочно умер император Александр I. Страна очутилась в состоянии безвременья. Великий князь Константин, которого готовили в императоры, наотрез отказался взойти на престол. Великий князь Николай просто не готов был к этому, так как старший брат не включал его даже в положенный по рождению Государственный совет...
               В этой обстановке неуверенности и разброда Виктор записался унтер-офицером в Киевский драгунский полк. И красивая форма манила, и захотелось почувствовать себя защитником отечества. Через два месяца ему присваивают юнкера, а через два года - корнета. Затем было участие в подавлении варшавского восстания. Он не получил, как его однокашник Петя Мартос, ордена, но то, что получил звание поручика и стал любимцем самого Пассека, говорит о том, что труса не праздновал.
              В 1832 году его полк перевели в Москву. Вот здесь и выпал случай Виктору поквитаться с Гоголем. Выиграв солидный куш в карты, Виктор не пропил его, а пустил деньги на анонимное издание книжечки из двух рассказов - «Рассказы прадеда. Картины нравов, обычаев домашнего быта малороссов. Книга первая» (вы, кстати, и сейчас можете почитать ее в зале древностей Львовской библиотеки им. Стефаника). Включала книга две повести: «Иван Пидкова» и «Семейство Кулябки». Своим стилем, языком, юмором повести настолько напоминали Гоголевские «Вечера на хуторе близ Диканьки», что мамаша последнего не удержалась, чтобы не поздравить сына с выходом очередной его книги. На это 21.08.1833г. взбешенный Гоголь пишет матери: «Сделайте мне милость, не приписывайте мне всякого вздору. Я в первый раз слышу, и то от вас, что существует книга под названием «Кулябка». Верьте, что, если б я что-нибудь выпустил свое, то, верно, прислал бы вам!»
              На Рождество Виктор получил отпуск. Перед отпуском подал прошение в цензурный комитет на издание еще одной книжки рассказов «Чары». В отпуск отпросился домой.
              По дороге домой он заехал на соседний хутор Матроновку к дальним родственникам Белозерским. Первой, кого он встретил на хуторе, была их старшая дочь Люба. 25 летний Виктор влюбился в нее с первого взгляда. Да и трудно было не влюбиться в такую - высокая, пышная с царственной фигурой. Волнительная украинская грудь над тонкой талией притягивала прижаться, волошковые глаза заглядывали прямо в душу.
               Увы, влюбленный даже тех глаз не разглядел. Вот как он ее описывает в своей песне:

                                              «Послухайте мою писню, я вам заспиваю

                                                Про гарную дивчыноньку, яку я кохаю.

                                                Русявая, круглолиця, очыци чорненьки,

                                                Моторная*, як на диво, роточок маленький,

                                                Як квиточка хорошая, як тополька статна,

                                                И як лебидь билесенький вся собою знатна...

                                                Губоньки - як те намисто**, що добрым зоветься,

                                                Сонечко неначе зийде, коли засмиеться.

                                                А як писни заспиває - солов’я не треба -

                                                Слухаеш, тоби здається, неначе хто з неба...»

*   быстрая
** коралловое ожерелье

               17 летняя красавица и сама влюбилась в молодого поручика. Весь отпуск они провели вместе. Не могли на них нарадоваться матери, а Любин отец дал согласие на свадьбу, назначив ее на 7 ноября 1834 года. Как на крыльях помчался Виктор к себе в часть и тут же написал рапорт о выходе в отставку. В 1834 году он получил отставку в чине майора, одновременно пришло разрешение и на выпуск книги «Чары».
              Полный радостных надежд, ехал он домой. Увы, судьба сыграла с ним злую шутку. Рядом с Матроновкой купил поместье богатый вдовец, отставной поручик Иван Федорович Боголюбцев. Хоть рода он был и незнатного и само дворянство получил только благодаря 23-летней службе прапорщиком в Митавском драгунском полку, но при подавлении польского восстания к его рукам прилипла солидная трофейная сумма, и сразу же после окончания кампании он вышел в отставку богачом. Было ему тогда сорок лет. Ему запала в сердце Люба. Конечно, ему трудно было бы конкурировать с молодым и родовитым Виктором, поэтому осаду он начал с дружбы с ее отцом, своим ровесником. Вскоре Николай Белозерский стал видеть в нем воплощение всех своих идеалов, а в Викторе гуляку-картежника. Виктор, действительно, любил погусарить - выпить чарку, спустить все, что имеет, в карты. Как и все его ровесники-офицеры. И вот, узнав про очередной его проигрыш в карты, старый Белозерский объявил, что разрывает помолвку и выдает Любу за Ивана Боголюбцева.
             Люба и ее мать вначале стали на дыбы. Но не те времена были. В семье жили обычаями домостроя. Судьбу дочери решал отец - как скажет, так и будет!
              Приезжает Виктор на хутор, а Люба к нему не выходит. Встречает его в дверях Николай Дмитриевич и говорит, что нечего ему больше сюда ходить, Люба выходит замуж не за него, картежника и пьяницу, а за достойного человека - Ивана Боголюбцева!
               Долго кружил Виктор возле хутора, да так и не смог увидеть любимую. Наконец, уже зимою встретил их с матерью, когда они ехали в Нежин за покупками. Мать велела кучеру не останавливаться, а обезумевший Виктор бросился прямо под копыта лошадей. Сани перевернулись, и женщины посыпались на него. Упреки, слезы, обвинения и, наконец, обещания матери, что она трупом ляжет, но не отдаст Любу за нелюба... Увы, все это были только обещания. Спустя месяц Люба стала женой Боголюбцева, матерью его детей. (Эту историю, кстати, прекрасно нарисовал Яков де Бальмен в альбоме «Из жизни мочемордов»)
               Виктор с горя заболел. Когда весною вышел на улицу, никто уже не мог узнать в нем былого красавца-весельчака. Лицо изрыла оспа, вылезшие волосы прикрывала тюбетейка, офицерский мундир заменил бухарский халат, взгляд погас. Все время стал проводить на своей винокурне, изобретая и дегустируя все новые и новые виды горилок и настоек, ища средство от любви. Все искал рецептуру настойки, которая позволила бы ему забыть Любу. Искал всю жизнь. Так и не нашел...
           Дегустируя свои восхитительные напитки, сочинял удивительно прозрачные мелодичные стихи. Это тогда именно были написаны им строки песни:

                                                   Гуде вiтер вельми в поли, реве - лiс ламае
                                                   Козаченько молоденький долю проклинає...


             Заглядывали к нему в винокурню друзья, знакомые, соседи, проезжие. Никому не отказывал в чарке. Выпивали, слушали его песни, записывали их и рецепты продегустированного. Вскоре слава о Викторовых настойках и его песнях разнеслась по всему левобережью. Его стали приглашать Галаганы, Тарновские, Лизогубы - первые богачи, меценаты-украинофилы.
              Виктор считал, что только прозу можно писать по-русски, а петь нужно языком сердца, языком предков. Этот свой принцип он внушил и младшему побратиму - Тарасу Шевченко, который также прозаические произведения писал только по-русски, хотя стихи предпочитал писать на украинском языке (кстати, для своей первой возлюбленной, Ядзи Гусаковской, писал по-польски, по просьбе княжны Репниной - по-русски, а Элькан даже упоминал о его французских стихах).
               А побратимами они стали благодаря другому тарасову побратиму - Васе Штернбергу, с которым Виктор Забила познакомился и побратался в 1839 году у Тарновского. Тарновский любил приглашать на свои обеды знаменитостей. Приехал к нему тогда из Москвы великий русский композитор Михаил Глинка, который как раз работал над оперой «Руслан и Людмила». На встречу со столичной знаменитостью Тарновский пригласил и местных знаменитостей. Но не думайте, что ими для него, богача, были знатные соседи типа Репниных или Капнистов. Он пригласил поэта Виктора Забилу и слепого кобзаря Остапа Вересая. Когда кобзарь пел Забилины «Не щебечи соловейку» и «Гуде витер вельмы в поли», все собравшиеся плакали...
              Эти песни настолько запали в душу великому Глинке, что он отложил работу над пушкинской «Руслан и Людмила» и не успокоился, пока не написал романсы на слова Забилы.
              Окончилась командировка Глинки в Украину. Вернулся он в Петербург с новыми песнями. И вот в России, России «мракобеса» Николая I и «шовиниста» Белинского, на любой вечеринке, в любом обществе пели украинские «Не щебечи соловейку» и «Гуде витер вельми в поли»...
               Имя бедного украинского поэта прогремело на всю Российскую империю.
               В 1839/40 годах на студиях в Качановке был Вася Штернберг. Он познакомился здесь с Забилой и во все визиты последнего в Качановку они были неразлучны. Вернувшись в Петербург, свое восхищение Забилой Виктор передал и Шевченко, который заочно влюбился в чародея-песенника. Даже стилистика его тогдашних стихов стала подобной Забилиным. Вот разберите, где Шевченко, а где Забила -

                                                            «Витре буйный, витре буйный!
  
                                                              Ты з морем говорыш...»


                                                            «Повиялы витры буйни

                                                              Та над сыним морем...»

                                  или:

                                                             «Плаче козак молоденькый

                                                               Долю проклынае...»


                                                             «Шука козак свою долю

                                                               А доли немае...»

                                                                                                                             ©В.Сиротенко

НАЧАЛО                                                                                                                                                                                            ВОЗВРАТ

              Предыдущая публикация и об авторе - РГ №9, №7, №5 2011г.