Verchovsky, Turmos

Декабрь 2011, №12

Ракурс Истории_____________________
Яков Верховский, Валентина Тырмос

Овеянная черноморским ветром...

Одесса и одесситы
Предыдущая публикация в №11 2011г.

Карикатура на директора, или пешком в Одессу

               Неисповедимы пути Господни.
               Удивительны пути, веками приводившие евреев в Одессу.
              И всегда вызывает изумление, как глобальные, казалось бы, исторические события могут кардинально менять судьбу отдельного человека.
              Мы уже рассказали о том, как прадед Янкале - Мордехай Бошняк после вступления на престол императора Александра II, стал «одесситом». Теперь речь пойдет о маленькой Ролли, о том, как «одесситом» стал ее дед - Иосиф Тырмос.
               Начнем издалека.
              В 1874 году в столице Таврической губернии - Симферополе произошло событие, не имевшее как будто бы исторического значения: два учебных заведения - еврейская государственная школа и школа «Талмуд-Тора» решили объединиться. Целью этого объединения, инициированного лидерами еврейской общины, было повышение уровня образования еврейских детей, который, видимо, оставлял желать лучшего. [1]
             Решение правильное, но как его осуществить?
             В ту пору в небольшой еврейской общине Симферополя не было раввинов, обладавших необходимыми знаниями для осуществления такой реформы, и община обратились за помощью в известный центр еврейской учености - «Бейт Мидраш ми Вильно». Эта высшая раввинская семинария, основанная в 1847 году, готовила раввинов так называемого «нового типа» - сведущих не только в религиозных, но и во многих светских науках.
             Однако, как оказалось, найти раввина, согласного покинуть «Литовский Иерусалим» и отправиться на край света в какой-то Симферополь, было не просто. Несмотря на то, что прошло уже около 100 лет с тех пор, как Симферополь по воле губернатора Новороссии князя Потемкина стал столицей Таврической губернии, город все еще оставался глубокой провинцией.
             И все же, такой человек нашелся. Это был 25-летний раввин, недавно окончивший «Бейт Мидраш», Авраам Тырмос.
             Авраам был родом из Греции. А Симферополь, или, точнее, Симферополюс, был основан когда-то в древности греческими мореплавателями. Здесь многие все еще говорили по-гречески, а на главной площади все еще журчал фонтан в виде человеческого лица, сооруженный слепым от рождения греком Апостолом Ставропуло, который, как говорят, прозрел, омыв лицо целебной водой из бьющего в этом месте родника.
            И вот, как видно, учитывая «греческую сущность» этого города, рав Тырмос согласился отправиться в Симферополь. Хотя возможно, что «греческая сущность» здесь совершенно не причем, а был он, Авраам, как легендарный его соотечественник Одиссей, просто любителем приключений.
            От Вильно до Симферополя тысячи километров, и прежде чем пуститься в путь, Авраам решил заехать домой, в Афины, где не был уже много лет из-за мучительного разрыва с отцом.
             Отец Авраама - Иосиф Тырмос - известный афинский врач, жил в собственном доме, в самом центре города, неподалеку от Акрополя.
            Греческая медицина всегда занимала особое место в мире. Начало этому положил знаменитый Алкмеон Кротонский, который еще в VI веке до н.э. ввел понятие о здоровье, как о гармонии сил природы в человеческом организме. В роду праотца современной медицины, автора известной Клятвы Гиппократа, к моменту его рождения в 460 году до н.э., уже насчитывалось восемнадцать поколений врачей и акушерок. Врачи, как и скульпторы, в Афинах принадлежали к самой привилегированной части общества и были, в большинстве своем, очень богатыми людьми.
             Доктор Иосиф Тырмос тоже, видимо, был богатым человеком. И, как многие люди его круга, несмотря на иудейское происхождение, вел светский образ жизни. Он не носил традиционной еврейской одежды, не соблюдал субботу, не посещал синагогу. Словом не лишал себя удовольствий, которые в те времена предоставляли своим жителям Афины - белый, сверкающий на солнце своим вечным мрамором город.
             Жизнь улыбалась Иосифу. И лишь одно омрачало ее - старший любимый сын Авраам.
            Аврааму претила светская жизнь отца. С каждым днем его все больше и больше привлекала религия. И однажды, наговорив много горьких слов отцу, и выслушав от него еще больше, Авраам ушел из родительского дома. Покинул свою солнечную родину ради чужой суровой северной страны и трудных лет учебы на чужом ему древнееврейском языке в «Бейт-Мидраш ми Вильно».
          Прошли годы. И вот повзрослевший Авраам возвращается в Афины, чтобы примириться с отцом и перед началом новой своей жизни получить его благословение.
            Нет, они не плакали при встрече. Иосиф, скорее всего, не простил сыну отказа продолжить афинскую династию врачей, не простил ему возврат к религии. И все же, он благословил сына и, снабдив его солидной суммой денег, проводил до Пиреуса, откуда Авраам на греческом торговом судне отплыл в Одессу.
             Добравшись до Одессы, он, на другом уже, новом российском прогулочном пароходе, доплыл до Ялты, а оттуда на запряженной рыжими волами арбе перевалил через Ай-Петри и достиг, наконец, цели своего путешествия.
            Симферополь, представший глазам молодого человека, ничем не напоминал знакомые ему города - суровый красавец Вильно, сверкающие Афины и празднично-элегантную юную Одессу. Пыльные улицы без названий, глинобитные дома, мусульманские мечети, развалины древнего скифского городища - весь этот антураж навевал унынье.
            Но молодость! Авраам очень быстро вошел в жизнь еврейской общины Симферополя. Занял пост инспектора новой объединенной еврейской гимназии и стал казенным раввином города, то есть номинальным руководителем общины. По долгу службы он был главным посредником между евреями и властями: в его обязанности входило «объяснение евреям законов Российской империи и разрешение возникавших в оных недоумений», ведение книг записей рождений, бракосочетаний и смертей, принятие присяги у новобранцев-евреев, а также, по праздникам, проповеди в синагоге.
             Авраам женился, построил комфортабельный дом, а позднее еще один, на берегу моря в Коктебеле. Он стал уважаемым человеком, бессменным членом различных государственных комиссий. О нем нередко писали в местных газетах. Так и о смерти его - 24 июля 1916-го - в газете «Еврейская жизнь» была опубликована большая статья, освещавшая азкару, на которой держал речь «сам» рав Диамант, и оповещавшая читателей, что в память Авраама Тырмоса будет учреждена стипендия, которая даст возможность трем лучшим ученикам еврейской гимназии продолжать учебу.
            У Авраама было два сына. Старший сын - Александр, гордость отца, получил образование в Германии, стал инженером, а в будущем и одним из создателей Киевской электросети.
              А вот младший - Иосиф, названный так в честь афинского деда-врача, в отличие от Александра, был, что называется, «непутевый». Нет, нет, учился-то он блестяще, но никаких авторитетов не признавал и особое неприятие его вызывал религиозный образ жизни отца.
              Казалось, что весь «афинский сценарий» повторяется.
              Сын снова восстает против отца. Только на этот раз от иудаизма уходит сын.
            С точки зрения отца, Иосиф вел себя безобразно - делал все, «чего хочет его левая нога». Последним его «художеством» стала карикатура на самого директора объединенной еврейской гимназии. Карикатура талантливая, злая, нарисованная для всеобщего обозрения мелом на классной доске.
              Скандал был ужасный! Иосифа - сына всем известного в городе казенного раввина Авраама Тырмоса, выгнали из той самой гимназии, в которой он занимал пост инспектора?!
              Стыд и гнев обуяли Авраама.
              Разговор Авраама с сыном, как и тот давнишний разговор в Афинах отца его Иосифа с ним самим, получился тяжелым. И в какой-то момент, не сдержавшись, он выгнал сына из дому.
             А сын? А сын его поступил точно так же, как некогда поступил он сам. Не стирая улыбки с лица, Иосиф младший собрал свои вещи в маленький узелок, кликнул любимую собаку, взял палку и отправился…
              Как вы думаете, куда? Да, конечно же, вы угадали.
              Иосиф отправился в Одессу. Пешком.
              И, как ни странно, дошел.
            Так, летом 1885 года Иосиф Тырмос - будущий дед маленькой Ролли - стал «одесситом».

                                                         Лекарь - внук лекаря

              Как гласит семейная легенда, покинув родительский кров, Иосиф, пошел в горы, и по поросшему лесом склону Ай-Петри добрался до водопада Учан-Су. Дорогу он знал хорошо - почти каждый год с наступлением лета ездил этой дорогой на дачу в Коктебель, слушая восторженные рассказы отца о том, первом его путешествии из Афин в Симферополь.
         Спустившись от водопада к морю, Иосиф нанялся юнгой на первый попавшийся корабль, шедший из Ялты в Одессу, и в один прекрасный день, сойдя с корабля, очутился на пресловутом Военном спуске. Отсюда жизнь 17-летнего сына симферопольского раввина могла повернуться в любую сторону. Но она повернулась так, как повернулась. Иосиф поступил на недавно открытый Медицинский факультет Новороссийского университета, закончил его с отличием и стал врачом.
           Как это стало возможным? Ведь юноша прибыл в чужой для него город, без денег и без единого родного или хотя бы знакомого человека. Семейная легенда на этот счет сохранила несколько версий. По одной из них, озвученной самим Иосифом, в Одессе он всего добился сам: став учеником столяра, стучал молотком день и ночь и этим зарабатывал себе на жизнь и на учебу в университете.
           Так это, или иначе - сегодня уже не имеет значения.
           Важно лишь то, что Иосиф Тырмос, действительно, стал врачом, и жаль только, что афинский дед его не дожил до этой минуты.
           Давняя мечта старого лекаря Иосифа Тырмоса осуществилась: внук, сделал для него то, чего не пожелал сделать сын. Внук, носящий к тому же его имя - Иосиф Тырмос, продолжил династию врачей, и тем самым будто бы, продолжил его жизнь.
           Одной из знаковых вех этой жизни стала «удачная» женитьба на Иде - дочери Якова Перкеля - богатого одесского негоцианта, владельца фирмы «Перкель и К(о)», специализировавшейся на импорте, как тогда говорили, колониальных товаров (ванили, кофе, перца, лимонов), и хозяина нескольких доходных домов (Херсонская 19, Торговая 14, Авчинниковский переулок 10).
           Ида была красивой девушкой - миниатюрная брюнетка с синими глазами и длинной косой. Но вот ума ей явно не хватало, и нелегко ей было понять такого неординарного человека, как Иосиф.
           А Иосиф, между тем, остался все тем же Иосифом, как в детстве, в Симферополе, и снова делал все, «чего хотела его левая нога». И так он будет поступать до последнего дня своей короткой жизни.

                                                            Доктор Иосиф Абрамович Тырмос
                                                            Одесса, 1909

Нет, нет, он, конечно, как всегда, много работал: оперировал и принимал больных. И на Дворянской 14, в своем собственном доме, полученном, кстати, от Якова Перкеля в приданное за Идой. И на Александровском проспекте 25, в хирургической клинике с постоянными кроватями, которую он держал вместе с коллегами-врачами М.Ауслендером и М.Маргулисом. А летом и на Хаджибеевском лимане в помещении грязелечебницы.

                                        Листок из старой адресной книги
                                         Одесса, 1914

            Доктор Тырмос, уролог и специалист по мочеполовым болезням был очень востребован, особенно среди страдавших стыдными болезнями офицеров всех перебывавших в Одессе армий. Для того чтобы попасть к нему на прием, следовало записаться заранее по телефону, номер которого в те давние времена состоял всего из четырех цифр: «16-29».
               Но работа никогда не была главной в жизни Иосифа.
             Иосиф спешил жить. Любил вкусно поесть у Фанкони или у Робина, любил красивых женщин, породистых собак, породистых лошадей и новую свою игрушку - одно из первых в Одессе авто. Он сам водил автомобиль, что было редкостью по тем временам. И еще большей редкостью было то, что за рулем этого автомобиля часто можно было увидеть его 17-летнюю дочь - Ролли.
              У Иосифа не было сына, что очень печалило его, а было три дочери. Старшая - Нора, типичная одесская барышня, очень похожая лицом и характером на мать. Средняя - Ролли, похожая на отца, в 1919-м она умерла от «испанки», чем повергла его в глубокое горе. И младшая - Наташа, или, как все ее называли - Тася. Та самая Тася, которая когда-нибудь станет матерью маленькой Ролли, названной, видимо, так в память о сестре.
                Иосиф любил своих дочерей.
               Но самой большой его страстью все-таки оставалось море. И он, бывало, забросив все дела, уходил на кораблях РОПИТа простым судовым врачом в Константинополь, Александрию, Пиреус, а то еще дальше - в Африку, Индию, Японию. И привозил из дальних своих странствий причудливые африканские безделушки, японские нэцки, персидские ковры, и даже, однажды, две шубы из обезьяньего меха для дочерей.
               Тырмосы жили широко. Дом их стоял в центре города, где размещались многие заведения культурного толка: Новороссийский университет, частные скрипичные курсы Столярского, рисовальная школа Манылама, литературный кружок «Коллектив поэтов» (членами которого станут когда-нибудь Багрицкий, Катаев и Олеша), и школа танцев Казимирова, о которой Владимир Хенкин пел свои знаменитые куплеты: «Кавалеры приглашают дамов, там, где брошка, там перод…»
               На первом этаже дома была клиника, на втором - 8-комнатная квартира, в которой жила семья, а под крышей, на антресолях - прислуга: бессменный лакей Викентий, кухарка Еленка, горничные, гувернантки, кучер, а в последнее время еще и шофер. Огромный удобный дом и многочисленная челядь, к услугам которой привыкла дочь богатых родителей Ида, делала жизнь семьи комфортной и позволяла часто устраивать вечеринки и приглашать на обеды и ужины друзей.

                                                          «Человек смертен…»

А друзей у доктора Тырмоса было много. В основном близкие ему по духу - греки: капитаны кораблей, авиаторы, автогонщики, негоцианты, банкиры. Предки многих из них служили во время русско-турецких войн под командованием де Рибаса на русском флоте, и он испросил разрешения у императрицы выделить для них землю в Одессе.
Самым близким другом Иосифа был Хиони - один из первых авиаторов современности: летная его лицензия носила номер 250. Василий Хиони родился в Афинах, специальную школу авиации окончил в Париже, а в Одессе занимал пост руководителя местной школы авиации, хозяином которой был банкир Артур Анатра. Хиони совершил более 500 опаснейших показательных полетов, в том числе и на летательных аппаратах собственной конструкции. И именно он, Хиони, учил летать рыжего Сережку Уточкина. Но Уточкина помнят и чтят в Одессе, вот и памятник ему недавно соорудили, а о Хиони мало кто знает.

                                          Учебно-тренировочный самолет «Хиони-5»,
                                          по прозвищу «Конек-горбунок».
                                          В кресле инструктора Василий Хиони.
                                          Одесса, 1925

Иосиф дружил с Хиони много лет и не мог предполагать, какой трагедией обернется эта дружба для его дочери Таси и внучки Ролли.
В августе 1927 года Иосиф с друзьями, как обычно, собрались в Ялту - на «бархатный сезон». Плыть решили на прибывшем недавно в Одессу с Дальнего Востока красавце корабле «Симбирск», переименованном, впрочем, к тому времени в «Ленин». Жену и дочерей он в такие поездки обычно не брал, предпочитая компанию друзей. Но на этот раз решил взять с собой недавно вышедшую замуж 24-летнюю Тасю и ее мужа Изю.

                                              Тася Тырмос
                                              «Портрет студентки» кисти Евгения Буковецкого
                                              Одесса, 1928

             Компания подобралась отличная. Здесь был, конечно, и Василий Хиони, и еще один грек - родственник покойного городского головы Маразли - молодой барон Георгий Фредерикс, который, придерживаясь здорового образа жизни, заставлял своих спутников есть по утрам полезную по его убеждению гурьевскую кашу.
           Погода была чудесная. Море тихое. И 18 августа «Ленин» бросил якорь у набережной Ялты. А на следующее утро, вся компания, верхами на нанятых у чеченцев лошадках отправилась на прогулку в горы. Проводником служил Иосиф. Он давно мечтал показать друзьям «свой» Ай-Петри, «свой» Учан-Су - ту «точку отсчета», откуда он, мальчишка, изгнанный из родительского дома, начал свой жизненный путь.
           От Ялты до Учан-Су около шести километров. Но подъем тяжел. Всадники долго двигались по извилистой горной тропе между соснами в густом тумане. А потом как-то сразу кончился лес, уплыл туман, и они оказались на уступе огромной скалы, на краю пропасти. Над ними со стометровой высоты падала искрящаяся в солнечных лучах «летящая вода» Учан-Су. А далеко внизу, в бездонной пропасти, белым кружевом пенилось море.
           Непередаваемое, восхитительное зрелище!
           Прогулка удалась. Вернувшись к вечеру на корабль, после сытного ужина, вся усталая компания расположилась на верхней палубе. Слушали доносящуюся с набережной Ялты тихую музыку, вдыхали аромат магнолий и, прихлебывая терпкое крымское вино, любовались золотыми нитями падающих звезд.
           Этот волшебный вечер Тася запомнила на всю жизнь.
           Она была счастлива.
          И отец ее Иосиф был счастлив. Тронутый до глубины души этим возвращением в юность, на Ай-Петри, к водопаду Учан-Су, он прилег возле дочери на шезлонг и заснул.
           Заснул, чтобы уже никогда не проснуться.
          Внезапная смерть Иосифа поразила друзей. Вернуться в начало своего жизненного пути с тем, чтобы завершить его - в этом была какая-то мистика. И прав, наверное, Булгаков, сказавший устами Волонда: «…человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен… И вообще не может сказать, что он будет делать в сегодняшний вечер…» [2]

                                             «Шпионаж» в пользу Греции

             После смерти Иосифа заботу о его семье взял на себя Хиони.
          Особенно много внимания уделял он Тасе - как видно, не мог забыть страшные минуты, которые провел вместе с ней на палубе корабля у шезлонга уснувшего на веки друга..
Летние месяцы Тася с семьей жила на даче Хиони на 10-й станции Большого фонтана, где ей были предоставлены две комнаты с увитой диким виноградом верандой. А зимой они ходили друг к другу в гости, и, если не виделись несколько дней, Хиони забегал в юридическую консультацию, где Тася начала работать, окончив в 1928-м юридический факультет Института Народного хозяйства.
          В те годы Хиони был человеком в Одессе известным - главным конструктором государственных авиаремонтных мастерских, созданных на базе бывшего завода Анатра. В 1921-м на самолете своей конструкции он совершил первый беспосадочный перелет из Одессы в Москву, в 1928-м был одним из первых кавалеров нового советского ордена Трудового Красного знамени.
           А потом, 11 декабря 1937-го вышел очередной сталинский приказ по «националам». По этому приказу, носящему номер 50215, всем республиканским, краевым и областным управлениям НКВД предписывалось одновременно, 15 декабря 1937 года, начать аресты граждан греческой национальности, подозреваемых в шпионской, диверсионно-подрывной и националистической антисоветской работе.
           Одним из первых арестованных в ночь на 15 декабря 1937 года греков был Василий Хиони. Знатного авиатора по статье 54-1а УК УССР обвинили в «шпионаже в пользу Греции», приговорили к высшей мере наказания, и 14 февраля 1938-го расстреляли.
            В ту же ночь, 15 декабря 1937-го, была арестована большая группа греков - потомков Дмитрия Инглези - крупного негоцианта ришельевской эпохи, участника тайной организации «Филики Этерия», кавалера греческих и российских орденов, бывшего с 1818 по 1821 год городским головой Одессы. В числе арестованных была внучка Инглези - Екатерина и еще пятеро более дальних родственников. Вместе с ними по приказу о греческих «националах» была арестована 60-летняя Лиза Брейтбурд - бабушка Ролли. Так сталинская акция против «националов» в первый раз каким-то невероятным образом связала судьбы двух еврейских детей - Ролли и Янкале.
          Арестованная по обвинению в шпионаже бабушка Лиза, мать Изи, была простой, далекой от политики, типичной одесской еврейкой, посвятившей свою жизнь семье. Единственным ее «криминалом» была давняя дружба с семьей Инглези.
          Во время ареста Лизы сотрудник 3 отдела УГБ Китайгородский по ордеру №3307 провел тщательный обыск в ее квартире. Согласно протоколу, подписанному понятыми, основными уликами против «шпионки» явились изъятые у нее при обыске две заграничные открытки, десять заграничных патефонных пластинок и … «разливная ложка белого металла».[3]
          Невероятно, но «дело» бабушки Лизы, в виду его особой серьезности (шутка ли - «групповуха»!), рассматривалось на самом высоком уровне с участием товарищей Вышинского и Ежова.

Из протокола Комиссии НКВД и Прокуратуры Союза ССР,
№24 от 31 января 1938 года (Одесская область)
    Присутствовали:
1.Народный Комиссар внутренних дел Союза ССР, Генеральный комиссар государственной безопасности - тов. Ежов
2. Прокурор Союза ССР - тов. Вышинский
    Слушали:
Материалы на лиц, обвиняемых в шпионской, диверсионной повстанческой и националистической деятельности, представленные Управлением НКВД по Одесской области в порядке директивы НКВД №50215 от 11 декабря 1937 года.
     Постановили….

         В протоколе, подписанном Ежовым и Вышинским и скрепленном гербовой печатью НКВД СССР, фигурируют 98 человек, в большинстве греки, 29 приговорены к расстрелу, остальные 68 - к заключению в исправительно-трудовые лагеря на 10 лет.
           Хиони нет в этом списке. Видимо он, «птица высокого полета» - (в прямом смысле этого слова), заслуживал отдельного заседания комиссии НКВД, а, может быть и более «высокой» подписи.
         Но расстреляли его вместе со всеми греками – 14 февраля 1938.
         Так что в тот день было расстреляно в Одессе не 29, а 30 человек.
        Из «шпионской группы» бабушки Лизы были расстреляны двое: Георгий Савоста и Агафья Сапелкина. А Лизе повезло - она, как указано в 36-й строке протокола, за свою «контрреволюционную деятельность», в которой не созналась, получила «всего» 10 лет.
        Отсидев 17 месяцев в одесской тюрьме, бабушка Лиза 21 июля 1939 года пошла по этапу в Казахстан, в город Караганду, Савранского района - в печально известный КАРЛАГ НКВД №2.

С П Р А В К А
КАРЛАГ НКВД СССР, 10 декабря 1939г.
Брейтбурд Л.Х., осуждена Ос. совещанием НКВД СССР 11.02.39 на 10 лет. Отбывает срок с 15. 12.37 г. [со дня ареста].
          Работает поваром, работает хорошо, пищу приготовляет вкусно и своевременно, помещ. содержит в чистоте.
          Нач. (неразборчиво).

          Бабушку Лизу еще мучили допросами в одесской тюрьме, когда 17 января 1938 года арестовали ее невестку Тасю.
          Принято считать, что в 1938-м террор уже начал затихать. По крайней мере, за весь этот год было арестовано 638 509 человек, тогда как в предыдущем 1937-м число арестованных составило 936 750. Расстрелы, однако, продолжались - 326 618 человек в 1937-м и 353 074 - в 1938-м [ГАРФ, Ф9401, оп.1, д.4157, л.201-205, рукопись]. Да и аресты «греческих шпионов» не прекращались.
         И хотя при аресте Тасю обвиняли в «преступной связи с резидентом Японской разведки» - секретарем японского консульства Чэмурой, основной причиной ареста все же был «шпионаж в пользу Греции» и, в частности, дружба с Хиони.
           Почти каждый допрос включал вопросы о Хиони. [4]
           Тасю допрашивали ежедневно, а иногда и по два раза в день. Следователи менялись - вначале это был оперуполномоченный 3-го отдела УНКВД Максимов, затем его сменил Каганер, а когда Каганера арестовали и расстреляли, в дело включился оперуполномоченный Собко. На первых допросах Тася все отрицала, но после побоев и издевательств, которые, по ее словам, были тяжелее побоев, начала давать «признательные показания».

Из протокола допроса обвиняемой Тырмос Н.И.
от 23 марта 1939 года

      Допрос вел оперуполномоченный УНКВД Собко.
Вопрос: Чем вы желаете дополнить свои показания?
Ответ: Я желаю уточнить свои показания в части знакомства с Хиони. Я показывала, что познакомилась с Хиони в 34 году при найме дачи. Теперь я вспомнила, что в действительности, я познакомилась с Хиони еще в 27 году на пароходе по пути в Крым, куда я с мужем сопровождала моего больного отца. После этого я до 34 года Хиони никогда не встречала.
Вопрос: Кто познакомил вас с Хиони?
Ответ: На палубе стояла группа врачей, в том числе и врач Кригер, Розен, Гигелашвили, мой отец, и кто-то из них, кажется мой отец, познакомил меня и моего мужа Брейтбурда Исидора Самойловича с Хиони.
      Подписи: Тырмос, Собко, 23 марта 1939г.

          Тася, конечно, лгала в своих «признательных показаниях». И относительно Хиони, с которым она познакомилась не в 34-м и не в 27-м, а, видимо в 1911-м, будучи еще ребенком. И относительно секретаря японского консульства Чэмуры, который, вопреки ее утверждениям, конечно, бывал у них в доме и даже имел обыкновение, сидя под олеандрами на просторном балконе Тырмосов, наслаждаться ароматным чаем со свежими булочками - кулинарным шедевром бабушки Лизы.
          Но шпонкой Тася, конечно же, не была.
          Никакой. Ни греческой, ни японской.
         Как не была шпионкой бабушка Лиза, как не был шпионом и расстрелянный создатель первых летательных аппаратов Хиони.
          Тася не была шпионкой, но…
            Но если покопаться, то было в ее жизни нечто такое, что во время сталинского террора могло бы жизнь эту привести к концу.

БИБЛИОГРАФИЯ

[1] Иехезкель Керен «Евреи Крыма», Иерусалим, 1981 (на иврите)
[2] Булгаков М.А. « Мастер и Маргарита», Худож. Лит. М.,1988
[3] «Копия дела №86402 по обвинению Инглези М.М., Инглези Е.Д., Брейтбурд Л.Х., Сапелкиной А.М., Савоста Е.М., Савоста Г.В., Девоянц Е.А., Девоянц Г.П. и Савоста Г.В по ст.54-1а и 94-10 УК УССР» - Арх. № 7712-п. Одесса, 2000. Личный архив авторов.
[4] «Копия дела №115011 по обвинению Тырмос-Брейтбурд Н.И. по ст. 54-10 УК УССР», Арх. № 6272-п. Одесса 2000. Личный архив авторов.

Продолжение следует

НАЧАЛО ВОЗВРАТ