Эссе________________________________________
Валерий
Катков
Точка зрения
Горький привкус Победы
Самым
сильным произведением о войне я считаю стихотворение Семёна Гудзенко
«Перед атакой».
* * *
* * *
Нет, это не заслуга, а удача
Катков Валерий Семенович, 1953г.р., член
Союза журналистов России
Когда на смерть идут - поют,
а перед этим можно плакать.
Ведь самый страшный час в бою -
час ожидания атаки.
Снег минами изрыт вокруг
и почернел от пыли минной.
Разрыв - и умирает друг.
И, значит, смерть проходит мимо.
Сейчас настанет мой черёд,
За мной одним идёт охота.
Будь проклят сорок первый год -
ты, вмёрзшая в снега пехота.
Мне кажется, что я магнит,
что я притягиваю мины.
Разрыв - и лейтенант хрипит.
И смерть опять проходит мимо.
Но мы уже не в силах ждать.
И нас ведёт через траншеи
окоченевшая вражда,
штыком дырявящая шеи.
Бой был коротким. А потом
глушили водку ледяную,
и выковыривал ножом
из-под ногтей я кровь чужую.
Какой
же рискованной может быть фраза, начинающаяся словами «Война
способствовала…». Мясорубка из человеческих тел и душ, возможно, чему-то
и может способствовать. Наверное, она может способствовать проявлению
храбрости. Но когда осознаёшь, что основа этой храбрости зиждется на
страданиях, ужасах и насилии, становится не по себе. Тем не менее, я
рискну начать своё небольшое эссе словами «война способствовала».
Война способствовала появлению целой плеяды поэтов, которые вошли в
советскую литературу как поэты военного поколения. И встретившие войну
уже маститыми литераторами Константин Симонов, Александр Твардовский, и
совсем юные, родившиеся на рубеже первого и второго десятилетия, Семён
Гудзенко, Давид Самойлов, Борис Слуцкий, Булат Окуджава, Юлия Друнина,
Яков Козловский, Семён Кирсанов, Иосиф Уткин и десятки других -
все они, кто выжил на войне, прошли её практически с первого дня до
последнего. Уходили на войну одинаково -
добровольцами. Вот возвращались по-разному: кто без единой царапины, кто
с лёгким ранением, а кто и калекой. Но - героями.
Что увидели бы эти герои, случись им дожить до сегодняшних дней?
Семён Гудзенко писал о своих сверстниках: «Мы не от
старости умрём - от старых ран умрём». Мой отец
26-го года рождения - последнего года, когда
призывали семнадцатилетних. Он не любил рассказывать о войне. Когда я
особенно докучал, приподнимал над ботинком штанину брюк и показывал
глубокий шрам - осколок задел кость, но ногу удалось спасти. А шрам? Ну
что шрам - его не видно. Не было видно и лёгких,
прошитых в Прибалтике пулемётной очередью и застуженных в холодной воде
при форсировании реки. Только рентген показывал тёмные пятна,
увеличивающиеся год от года. До сих пор помню надрывный кашель,
приступами душивший его. Он умер в 1992 году в небольшом городке с
красивым названием Богородск под Нижним Новгородом, откуда в 43-м ушёл
на фронт.
В 130 км от Богородска в селе Ломакино летом прошлого
года готовились к открытию дома-музеи генерала Власова. Отец рассказывал
мне, если пленных немцев ещё жалели и те дожидались, пока их эвакуируют
в тыл, то с власовцами не церемонились. Для них, отчаянно молящих о
пощаде, плен длился минуты - до первой автоматной
очереди. Не могли солдаты простить, что оружие повернули против своих
же. Хотя и облагораживал себя генерал Власов, говорил, что это не
измена, а борьба с большевизмом и сталинизмом, бойцы воспринимали его
самого и его солдат больше, чем врагов. Враг - он
ведь от рождения враг, а это - предатели,
которые, по разумению солдат, пощады не достойны.
Но то, что раньше казалось невероятным, сейчас
становится возможным. В небольшом обветшалом сельском домике на улице
Садовой, выкупленном компанией «Синь России», только потому, что там
родился Андрей Власов, собрали экспонаты, описывающие жизненный путь
генерала-предателя, возглавившего Русскую освободительную армию. В его
доме-музее должны тихо говорить, осторожно ходить и внимать голосу
экскурсовода. Как надеялись в «Сини России» в будущем сюда, на памятные
даты будут приводить целые классы. И школьники, выйдя на улицу после
часовой экскурсии, конечно же, захотят быть похожими на генерала
Власова.
Отец уже никогда и ни о чём меня не спросит. Но я вижу
его глаза и, кажется, слышу немой вопрос: «Как такое могло случиться?» И
не знаю, что ответить. Но ведь тот же вопрос задают себе и всем нам ещё
живые бойцы Красной Армии, считавшие и продолжающие считать, что
предательство не прощается. Этот вопрос нельзя не услышать. Что мы им
можем ответить? Что ответит им губернатор Шанцев, который полгода не
замечал готовящегося против своего народа предательства?
К бизнес-проекту открыть в Ломакине музей местные жители
относились спокойно и даже, как это ни странно, с надеждой: «Может, хоть
из-за музея о нашем селе вспомнят и проложат дорогу до райцентра». В
России две беды - дураки и дороги. Но когда эти
две беды объединяются в одну, то получается смесь ужаса и театра
абсурда.
Тридцатисантиметровый слой чернозёма -
главное богатство и одновременно главное несчастье района. Как только
дожди - ломакинцы сразу отрезаны от мира. Десять
с половиной километров до районного центра Гагино иначе как на тракторе
не осилишь. Построить дорогу, по самым скромным подсчётам, стоит около
300 миллионов рублей. Таких денег в бюджете нет и не ожидается. А тут
спонсоры сами предлагают всё сделать. И даже «спасибо» не просят. Ну и
что же от того, что предатель, зато теперь, глядишь, дорога будет.
Вот и замерили мы длину нашей памяти. Не самая короткая память
получилась - десять с половиной километров. И
стоит наша память тоже не шибко дёшево - 300
миллионов. Нет, за 30 сребреников мы бы её не продали. Но тут же их 300
миллионов, сребреников-то этих.
А можно ли так сразу осуждать ломакинцев, готовых предать нашу память о
Великой Отечественной? За 60 с небольшим лет не только сместились
акценты, но и коренным образом поменялись приоритеты. На людей, готовых
жить сначала для Родины, а только потом для себя, смотрят, словно на
динозавров, непонятно каким образом переживших Мезозойскую эру.
Помню, отец рассказывал мне о его одногодке Тимофейчике
(именно так ласкательно-уменьшительно звали его родители, и соседи тоже
привыкли к этому немножко вычурному имени). Никто не знает, за какие
деньги, но явно не малые, выправила ему мамашка в начале войны новую
«метрику». И следовало из неё, что в 43-м этому оболтусу под два метра
ростом было всего… 13 лет (перестраховалась, правда, мамашка, думала,
война ещё надолго; но, как говорится, лучше переб…деть, чем …).
Воспитанный в духе преданности родному дому (а дом большой был, одних
коров - четыре штуки, по тем меркам -
стадо), Тимофейчик смеялся вслед моему отцу, уходившему на фронт:
«Счастливо повоевать!» Уже после войны в 45-м его нашли утонувшим в
Кудьме - притоке Оки. Там и курица-то не утонет,
а тут угораздило же парня. Несчастный случай. Сколько было бы сейчас
«тимофейчиков», если не дай Бог вдруг… Дети и внуки госдумовцев,
газпромовцев, лукойловцев, банкиров, военачальников и прочих начальников
в первый же день выстроились бы в очередь в военкомат, демонстрируя
разные справки, включая справки о перемене пола.
* * *
Но вернёмся к тому, с чего начали. Наверное, самые известные строки о
войне - из стихотворения «Сороковые» Давида
Самойлова с их немудрёной и одновременно горькой философией.
Сороковые, роковые
Свинцовые, пороховые…
Война гуляет по России,
А мы такие молодые!
В 41-м он ушёл добровольцем. Потом два раза возвращался
в Москву - сначала после тяжёлого ранения, когда
около пяти месяцев провалялся в госпиталях, затем в ноябре 45-го из
Германии с эшелоном демобилизованных. В 1976 году переселился из Москвы
в приморский эстонский городок Пярну, где прожил 14 лет. Умер Давид
Самойлов 23 марта 1990 года в Таллинне прямо на вечере, посвящённом
100-летию Бориса Пастернака, сразу же после своего доклада.
Не удалось после смерти поэта его вдове основать в Пярну дом-музей.
Подумаешь - старший сержант, вот был бы генерал…
Не увидел Давид Самойлов, как в 2007 году эстонские власти сносили
памятник на площади Тынисмяги советскому Воину-освободителю. Не увидели
и мы никаких реальных действий российского правительства, защищающих
нашу память. Всё ограничилось популистскими заявлениями в Госдуме и в
Совете Федерации и пространными словами главы МИДа, что «Россия будет
делать серьёзные шаги в отношении Эстонии». А в это время, зависящее от
нас и в экспорте, и в импорте карликовое государство преспокойненько
надругалось над нашей историей, нашей памятью и нашими солдатами.
Чем дальше уходит военное время, тем больше возникает
желания и у других ближайших соседей реанимировать военное прошлое
согласно их собственной концепции. В Латвии набирает силу движение,
прославляющее Латышский добровольческий легион СС, и его ветераны
маршируют по центральным улицам Риги. Ещё стройнее, и ещё чётче отбивая
шаг, таким же маршем в День независимости Литвы по вильнюсскому
проспекту Гядиминаса, идут юные бритоголовые неонацисты с разрисованными
свастикой флагами, скандируя «Зиг Хайль Литва!».
Перед смертью человек заботится о том, чтобы успеть
сделать самое важное в его жизни. То же самое -
перед смертью политической. Уже позорно проиграв первый тур выборов, и
оставаясь президентом только номинально, Ющенко своим последним указом,
присваивает звание Героя Украины Степане Бандере. А ведь всего через
полмесяца после начала войны в газете «Самостийна Украина» появился «Акт
провозглашения Украинского государства», подписанный Бандерой, в котором
тот призывал активно сотрудничать с Адольфом Гитлером против оккупации
«москалей». В преддверии 9 Мая в Тернополе и других западноукраинских
городах появились плакаты, прославляющие дивизию СС «Галичина»,
присягавшую на верность фюреру, а в День Победы по Крещатику и некоторым
центральным улицам западных городов Украины снова промаршировали
стройные колонны ветеранов Украинской повстанческой армии и их молодых
почитателей. Не представляю, как могли бы это пережить миллионы солдат и
офицеров, проливавших кровь за землю наших славянских… Хотел написать
- братьев, нет, рука не пишет. Пусть будет соседей.
Говорят, поэты воспринимают мир острее других людей.
Возможно, так оно и есть. Поэтому ещё одна история.
Маленькая, романтичная и очень красивая Юлечка Друнина
не готовилась к войне. Родившаяся в учительской семье, немножко
рафинированная девочка знала, что будет литератором. Когда началась
война, 16-летний ребёнок, больше всего боявшийся вида крови, записался в
добровольную санитарную дружину. Потом она бросилась в военкомат
проситься на фронт. Её, конечно же, прогнали вместе с другими такими же,
как она, девчонками. Уже после войны появились строки: «Какие
удивительные лица/Военкоматы видели тогда./Текла красавиц юных череда».
Юля всё же попала на фронт. В 41-м, когда рыла окопы под
Москвой, отстала от своего отряда и прибилась к группе пехотинцев,
которым была нужна санитарка. Буквально через несколько дней пехотинцы
попали в окружение и 13 дней шли к своим. Позже Друнина напишет: «Мы
шли, ползли, бежали, натыкаясь на немцев, теряя товарищей, ведомые одной
страстью - пробиться! А надо всем панический
ужас, ужас перед пленом. У меня, девушки, он был острее, чем у мужчин.
Он был сильнее страха смерти». Когда от всего батальона осталось девять
человек, вышли к немецкому переднему краю. Единственным местом, где
можно было проскочить, оказалось минное поле. К счастью, мины были
противотанковыми и не детонировали под весом человека. Уже на краю поля,
когда все считали себя в безопасности, одна из мин оказалась
противопехотной. До своих, помимо Юли, чудом уцелевшей от взрыва, дошло
ещё пять человек.
Спустя год, она получила такое желанное направление в
санроту Второго Белорусского. В 1943 году тяжёлое ранение -
осколок артиллерийского снаряда вошёл в шею и застрял в нескольких
миллиметрах от артерии. Через год - контузия. С
записью в военном билете «негоден к несению военной службы» в конце 1944
года она возвращается в Москву.
Стать девушке солдатом на войне.
Когда б сложилась жизнь моя иначе,
Как в День Победы стыдно было б мне!
Чувство стыда всё-таки пришло, но позже. Не за
себя, за ту новую Россию, выдавливающую из нашей истории героическую
страну, за которую были отданы миллионы жизней. Когда-то торжествовавшая
победу, Друнина так и не смирилась с тем, что на самом деле уже
подкрадывалась пора ощущать великое поражение. Новая идеология,
строившаяся на культе денег, разила точнее пуль и страшнее осколков.
В 1990-м её избрали депутатом Верховного Совета России.
Поэт Николай
Старшинов, зная её нелюбовь к заседаниям и совещаниям,
спросил: «Зачем?» - «Единственное, что меня
побудило это сделать, - ответила она, -
желание защитить нашу армию, участников Великой Отечественной войны и
войны в Афганистане. Очень больно видеть ветеранов, побирающихся в
подземных переходах, и искалеченных мальчишек, которые даже не могут
получить удобные протезы». Вскоре Друнина отчаялась и вышла из
депутатского корпуса. «Мне нечего там делать -
одна говорильня. Стена! Не прошибёшь!» Не припомню, чтобы Госдуму или
Совет Федерации по принципиальным соображениям покинул хоть один депутат
или сенатор. Либо у них там всё и всегда получается для нашего с вами
блага, либо вместе с приобретением полномочий одновременно теряют они и
свои декларируемые принципы.
Разочаровавшись в своей новой стране, она разочаровалась
и в самой жизни. Перед самоубийством написала последние строки: «Потому
выбираю смерть,/Как летит под откос Россия,/Не могу, не хочу смотреть!»
И это при том, что видела она всего лишь вершину айсберга. Только-только
отделились прибалтийские страны, где она воевала в 44-м. Но ещё не
разгуливали там открыто бритоголовые «наци» с фашистской символикой.
Ещё не маршировали по улицам Риги и Киева обласканные
местной властью солдаты и офицеры, присягавшие на верность фюреру.
Ещё никто не думал осуществлять бизнес-проект, связанный
с созданием дома-музея генерала-предателя Власова.
Ещё каждый призыв не проливался золотым дождём на
военкоматы.
Ещё на улицах российских городов не убивали просто так
- из-за цвета кожи или разреза глаз.
Ещё директор мебельного магазина не был назначен министром обороны при
позорно-молчаливом одобрении генералитета.
Ещё безработная жена первого вице-премьера не декларировала годовой
доход в 642 миллиона рублей.
Ещё не начался цирк, срежиссированный Чубайсом и названный
ваучеризацией.
Ещё майор милиции просто так от скуки не перестрелял посетителей
супермаркета.
Ещё депутатские места не покупались, а в депутаты шли, чтобы хоть что-то
сделать для России, а не всё для себя.
Ещё слова «откат» и «госзаказ» не были синонимами, а
ежегодный оборот взяток в России не достигал 300 млрд долларов,
составляя около четверти объёма ВВП.
Ещё по указке грузинского президента не был взорван в
Кутаиси памятник воинам, погибшим в Великой Отечественной.
Ещё наша страна не занимала по коррупции 147-е место
где-то между Кенией и Бангладеш.
Ещё человек, похожий на Генерального прокурора, не
парился в бане с голыми девками.
Ёщё чиновники со строителями из-за собственной алчности
и разгильдяйства не устроили на ГЭС крупнейшую техногенную катастрофу.
Ещё не сгорели заживо, и не в подожжённом фашистами
сарае на войне, а в подожжённом своими же клубе, как на войне, 156
человек.
Ещё не было передачи «Дом-2».
Ещё россияне не испытывали чувства гордости за 87
отечественных миллиардеров, вошедших в список «Форбс-2008» и богатевших
со скоростью, противоречащей мировым законам экономики.
Ещё наше общество не было настолько инфантильным, а мы
сами такими бездушными к чужому горю, даже детскому.
Ещё не грянул финансовый кризис, и к обворованному ИМИ
же государству ОНИ ещё не бросились за финансовой помощью.
Из военной науки хорошо известно: удержать высоту
тяжелее, чем её взять.
Мы победили в самой
страшной войне. Но смогли ли мы удержать эту Победу?