* * * Умный и тактичный редактор, который не подавляет, а
направляет творческую энергию сотрудника, - это большее чудо, чем умный,
пробивной и литературно одаренный журналист.
Михаил Булгаков через пару лет газетной поденщины ненавидел редакторов
пуще неволи.
Есть, право же, за что...
Мой первый редактор, например, когда надо было
сократить текст, поступала следующим образом: она оставляла первый абзац
и вычеркивала второй, пропускала третий и убирала четвертый...
Сокращенная таким вот образом статья шла в набор. После выхода
газеты редактор перечитывала статью и возмущалась:
- Что ты написал? Ничего понять не могу. Всё так путано, сумбурно...
* * * А вот вам другой редактор: прокуренная жилистая тетя
неопределенного возраста - не то ей тридцать пять лет, не то пятьдесят
пять.
Крепко сжимая сигаретку желтыми неровными зубами, она,
иронически щурясь, глядит на ваш материал.
Громко читает заголовок.
- Хороший заголовок, - хвалит она. - Острый...
Берет карандашик и вычеркивает.
- Неплохо, - комментирует она, ознакомившись с первым абзацем.
И тут же вычеркивает.
- У вас есть стиль, - сообщает она, вымарав половину второго абзаца и
что-то дописав от себя.
- Гм... Интересный поворот, - говорит она, пробежав третий абзац, и
делает обширную вставку...
В конце концов этот кастрированный и кое-как подлеченный урод
появляется на газетной полосе за вашей подписью.
Обидно, да?!
* * * Военный
журналист старшего поколения очень боялся спьяну потерять партбилет.
Дойдя до определенного градуса, начинал лихорадочно искать, куда бы
спрятать сей документ.
Однажды такое укромное место придумал, что потом месяца полтора не мог
вспомнить - ни на трезвую голову, ни на пьяную. Уже надо членские взносы
платить, парторг всю плешь проел, а где билет - черт его знает!.. И
признаться, что потерял, нельзя - замредактора окружной газеты как ни
как. Последствия могут быть самые катастрофические. Лучше самому
застрелиться, чем признаться.
В общем, когда журналист был близок к
отчаянию, партбилет вдруг нашелся: он был под ножкой платяного шкафа.
* * * Главный редактор пришел в редакцию после обеда сильно пьяный. Сел за
стол, подумал и сказал:
- Ребята, знаете, что мне пришло в голову?
Корреспонденты замерли.
- Я вдруг подумал: все люди смертны. Допустим, с кем-нибудь из вас - не
дай Бог, конечно! - что-то случится, а я в тот день буду настолько пьян,
что не смогу написать достойный некролог... В общем, бросайте все на
полчаса и пишите сами. Я их положу в сейф. Если понадобится, достану,
внесу необходимые коррективы и опубликую...
Корреспондентам идея понравилась. Хихикая, сидели и строчили
автонекрологи по принципу:
"Вчера в результате несчастного случая трагически ушел из жизни
талантливейший корреспондент нашей газеты..."
* * * В середине 80-х из редакции многотиражки выгнали
корреспондента - за прогулы, ошибки в материалах, сорванные задания...
Потом наступила перестройка. К концу восьмидесятых
только ленивый не осуждал прежний курс страны, не критиковал Брежнева и
коммунистическую партию.
Как-то на улице редактор встретил выгнанного
корреспондента. Захлебываясь от торжества, тот спросил:
- Теперь видите, что вы были не правы?
- То есть? - спросил редактор.
- Вы выгнали меня за то, что я Брежнева ругал. А теперь выяснилось, что
Брежнев действительно козел!
Редактор помолчал немного, а потом сказал:
- Ну, Вася... Как был ты дураком, так и остался...
И пошел дальше.
Не оглядываясь.
* * * Перебирая не так давно
свой архив, я обнаружил немало заметок, связанных с донскими писателями.
Некоторые из них предлагаю вашему вниманию:
Ростовский поэт Аршак
Тер-Маркарьян - сейчас он живет в Москве - некоторое время работал
литературным консультантом при Доме Писателей.
Рассказывали, что если
стихи приносила молодая привлекательная женщина, то Аршак
Суренович, морщась, прочитывал ее рукопись
и говорил:
- Вы совершенно не
умеете писать стихи. Но это ничего. Я вас научу. Пойдемте, это недалеко...
* * * Как-то главный редактор
журнала "Дон" Виктор Петров рассказывал мне, что когда-то в середине
восьмидесятых, во-он в том сейфе (выразительный жест) полгода лежала
рукопись "Мастера и Маргариты".
Больше всего меня в его
рассказе поразило одно обстоятельство: он гордился не тем, что журнал "Дон",
а не "Москва" в принципе мог опубликовать великое произведение, а то,
что опальная рукопись полгода лежала в сейфе, и никто не настучал!
* * * В отделе поэзии
Ростиздата, было это в конце девяностых, работал Сергей Юдин. Где он
сейчас, жив или нет, - не знаю. Ну, так вот, стал он готовить поэтическую книгу-кассету. Для тех, кто не
знает: это пять брошюр разных авторов, но в едином серийном оформлении,
как бы завернуты в одну бумажную обложку.
Какая грызня
началась среди донских поэтов - как молодых, так и именитых, чтобы
попасть туда!.. Это коротко и словами рассказать невозможно. Надо еще
руками показывать, ногами брыкаться и совершать телом малопристойные
движения.
Не знаю как,
но одним из авторов должен был стать Сергей Парецков. Радоваться,
казалось бы, надо, но, узнав, что его издадут в книге-кассете, он якобы
пришел в издательство и стал орать на редактора:
- А
кто вам разрешал? Я не хочу печататься под одной обложкой с ЭТИМИ
графоманами!..
- Ну,
твое дело, - сказал Юдин. - Не хочешь - не надо...
И с
этими словами вернул рукопись Парецкому.
Уже в
дверях Сергей Парецков произнес задумчиво:
- Я знаю, почему вы меня не печатаете!..
- Кто - не печатает? - поразился Юдин.
- Вы меня не печатаете потому, что я - не еврей!
Пойми после этого загадочную русскую душу...
* * *
Автор милицейских
романов Павел Шестаков написал приключенческий роман "Взрыв". Поскольку
в романе рассказывалось о деятельности советских чекистов, Павел
Александрович был вынужден получить визу в КГБ. Только после этого роман
мог быть опубликован.
Донским чекистам
роман понравился. Шестаков визу получил и, немного помявшись, решил
спросить у чекиста, который с ним возился:
- У меня в романе наш человек, засланный в
гестапо для ответственного задания, принимал участие в расстреле одной
подпольщицы. Он пытался ее спасти, но не смог и потом всю жизнь корил
себя... А как на его месте повел бы себя настоящий профессионал?
Чекист - был он в звании подполковника -
усмехнулся и ответил:
- Его внедрили в гестапо для выполнения ответственного задания. Пытаясь
спасти эту девушку, он был близок к провалу. Его задание имело большее
значение для страны, чем жизнь этой рядовой подпольщицы. Поэтому он не
имел право устраивать какие-либо активные действия, чтобы спасти ее...
Шестакова словно облили холодной водой. Он
поблагодарил за консультацию, взял папку с рукописью и ушел.
А в целом донские чекисты ему понравились - милые
такие, тихие, вдумчивые...
* * * Ростовчанин Бажен Петухов
создал прецедент, который пока никто побить не смог. Бажену было 19 лет,
когда он, автор двух поэтических сборников, вступил в Союз писателей.
Обычно провинциальный литератор удостаивается этой «чести» годам к
пятидесяти. Чаще всего - много позже.
Невозможно передать, какую
обильную пищу это дало для сплетен в литературной и окололитературной
среде! Если перечислить все гадости, которые про Бажена, его творчество
и ближайших родственников наговорили, то не сомневаюсь, читателей долго
будет коробить от одного словосочетания - «донской писатель».
Лично меня
больше всего поразило публичное выступление поэтессы Элеоноры Л. Гневно
потрясая книжками Петухова, она не говорила, а кричала:
- Вот я к
сорока годам смогла выпустить всего одну книжку! Потом и кровью
выпустила! За свой счет! И что? Да ничего! А тут какой-то мальчишка
издал две книжки в Москве и его приняли в Союз писателей!.. Я вас
спрашиваю - где справедливость на свете?!