Удачный эксперимент со слабым государством
В украинском экономическом чуде есть для
нас какая-то загадка, особенно тревожная для нашего российского
начальства. То что Украина, отделившись, развивается успешнее нас, уже
само по себе вызывающе. Но главный вызов состоит в том, что обгоняет нас
страна с очевидно слабой государственной властью и обгоняет именно
тогда, когда мы укрепили свое государство, то есть, по
общераспространенному российскому убеждению, укрепили основу нашей
конкурентоспособности. В России отчуждение от государства компенсируется идеологией сильной верховной власти, которая освящена традицией и популярна как в верхах, так и в низах общества. Россияне легко согласились на установление нового кремлевского абсолютизма взамен на обещание президента Путина укрепить государство и обеспечить гражданам безопасность. Циклический экономический подъем и меры по наведению порядка вызвали рост оптимизма в обществе. Однако “новый курс” преуспел лишь в усилении верховной власти, которое стало самоцелью. Свертывание политической конкуренции, деградация публичных институтов и бюрократическое давление на бизнес не приблизили страну ни к новому качеству управления с более эффективным и менее коррумпированным государством, ни к новому качеству роста с диверсифицированной экономикой, ни к новому качеству общества с ведущей ролью среднего класса. На Украине не реже чем в России повторяют лозунг сильного государства, но здесь он не находит столь дружного отклика в массовом сознании.
Понятия “верховной власти” и “державы” для украинцев
лишены ясной исторической идентичности и априорно традиционной
легитимности. Украинская бюрократия расколота идеологически и культурно,
равно как и все украинское общество. Кроме того, Днепропетровск, Харьков
и Донецк были крупнейшими индустриальными центрами в СССР с очень
влиятельными номенклатурными группами. Не удивительно, что эти
номенклатурные группы после отделения Украины не очень считались с
центральной властью в Киеве, а новые региональные олигархии оказались
сильнее центральной новоукраинской бюрократии. Публичные институты в Украине не более развиты, чем у нас, поэтому приходится предположить, что ее конкурентным преимуществом оказалось не что иное, как отсутствие “вертикали власти” в виде абсолютно доминирующего фактора национального развития.
Тут уместно вспомнить максиму Фернана Броделя: “капитализм
для своего развития нуждается в нейтралитете, либо слабости, либо даже
попустительстве государства”. Помимо французской цитаты приведу три
украинских аргумента. В результате Украина имеет возможность пробовать и сравнивать разные политические режимы. Олигархи, делившие власть при Кучме, обвиняют Виктора Ющенко в проведении интересов иностранных ТНК. Ющенко и его соратники используют антиолигархическую риторику и по-американски призывают строить “народный капитализм”. Поживем - увидим. Олигархия на Украине вполне может пережить “оранжевую революцию”. Есть шансы и на развитие более цивилизованных, открытых, эффективных публичных институтов. Но вот что сегодня выглядит наименее вероятным, так это установление на Украине бюрократического абсолютизма в российском духе. Поражение Кремля на украинском фронте заключается вовсе не в том, что он “проиграл Украину”, а в том, что он проигрывает в сравнении с Украиной.
Украина - это не Запад, не Польша и даже не Прибалтика, это наша кровь и
братская ревность; мы смотримся в Украину как в “свое иное”. Главный
кошмар Кремля не происки Запада на Украине, а поступательное развитие
украинского капитализма - конкурентоспособного национального капитализма
без сакральной “вертикали власти”, на которую нанизано общество.
Михаил Афанасьев |