Жизнь наша складывается так, что искусство не является для большинства людей предметом первой необходимости. Давно измельчали требования к нему. Давно потеряны критерии оценки. Удовлетворяясь малым, зритель, читатель, слушатель создали для себя искусство безыскусное, полупрофессиональное, ремесленническое. То, что не соответствует уровню массовой культуры, - выпадает из обращения, вызывает непонимание, отрицание и живет только для узкого круга, замыкаясь в себе самом, что отягчает жизнь художников, не желающих поддаваться потребностям усредненным, ввергает их в нищету и ломает судьбы. Да и всем остальным от этого - мало проку.
      С фотографией происходит то же самое. Та легкость, с которой можно добиться элементарного качества фотоснимков, привлекает к ней массу любителей. И критерием оценки фотографии (у зрителя) является уровень семейного альбома. Что, естественно, не отражает ни возможности самой фотографии, ни потребности фотохудожника иметь своего зрителя. Надежда на случайность встречи художника и зрителя - призрачна и недальновидна.
      Книги по фотография без конца рассказывают о тайнах ремесла, но умалчивают о тайнах души мастера, о тайнах личности. Хотя ремесло - это только арсенал технических средств, необходимых для выражения какой-то своей идеи. Если не соблюдается закон взаимонеобходимости идеи и технического приема - фотография остается только пособием, не оказывая тайного действия на зрителя.
     Мои коллеги по фотографии - чаще всего - существуют в пространстве сегодняшнего дня. Движение по течению реки. Новые реки - новые темы. Глаз радуется неповторимости мгновения, жаждет новизны. Их фото тесно связаны со временем. И если накопленное за десять-двадцать лет разложить в единый ряд, можно проследить за тем, как менялся пейзаж на берегу реки истории, как менялись одежды, город, страна, планета Земля. Это может быть любопытно. И ценность этих фотографий (перед историей) со временем только возрастет.
      Все дороги ведут в Рим. Одна из них - моя. Этот путь - черпать не с поверхности жизни (моря), а со дна ее (бездонного), из глубины человеческой души, из тех её запредельностей, которые живут вне времени и пространства, - всегда об одном и том же, но с каждым разом стараясь нырнуть все глубже. Стремление к неизменному, непреходящему, неисчерпаемому, что являет собой душа человеческая. Лишь отраженным в ее зеркале, я вижу окружающий меня мир. Жизнь обыденная, текущая за окном, с ее бытовыми проблемами, - вне моего глаза. Я пользуюсь реальностью настолько, несколько она мне нужна в конкретной работе. Ни пейзаж, ни портрет (лицо), ни предметы - не самоценны, не имеют для меня смысла, если не работают на меня. Выявить, обрести свою предметность, свои образы, свою реальность - и свой язык - вот практическая задача, над которой я бьюсь уже много лет.
      Лицо человека - дверь в пространство его души. Как часто эта дверь бывает закрыта, как часто чувствуешь за ней пустоту, как часто видишь человека и не видишь - Лица. Совпадение - у Марины Цветаевой: "Надоедает, когда вместо человеческого лица видишь нечто, что хуже маски: слепок массового производства безликости: ассигнации без никакого золотого обеспечения!" Вот откуда в моих работах - маски. Единственный реальный лик, который остался любопытен, - лицо художника, воспринимаемое как явление неординарное, непредсказуемое в своем проявлении, в отражении воспоминаний, как, впрочем, и лицо ребенка, еще не научившегося скрывать свои переживания, огорчения и радости, еще не отделившего реальность от сновидений.
      Мы привыкли в фотографии воспринимать мир мужскими глазами, привыкли к самоценности формы, логически выверенной мысли, к жесткости, законченности композиции. Форма, мысль - в ущерб чувству, впечатлению. Мысль читается определенно, буквально, не допуская вариантов иного прочтения. Это может быть загадка, ребус, но, как правило, им есть ответ, стоит только подумать, всмотреться.
      Мне нравится их разгадывать. Но для себя я ставлю задачу совсем иную - недосказанностью оставить простор для зрительского воображения. Это не игра ума, а игра подсознания, вызывающая зрителя на воспоминание ощущений, игра, которая в фотографии может выразиться при полном отсутствии форм в привычном о них представлении. Видоизменение форм, совмещение вещей несовместимых, превращение пространства реального в ирреальное. И всегда - немного тайны, только намек, почти готовая мысль, но все-таки ускользающая, как ускользает утром память о сновидении.
      Предчувствуя упреки в том, что я не до конца, недостаточно ясно и определенно высказываю в фотографиях свои мысли, хочу сказать, что делаю это преднамеренно. Я не пытаюсь доказать ни бессмысленность жизни вообще, ни неправедность каких-то поступков. Я не врач и не судья. Не пытаюсь объяснить, перевести на фотографический язык библейские истины. Но кажется мне, что способность к созерцанию, к самосозерцанию, теряющая смысл для многих, но никогда не теряющая смысл для поэта-лирика, для художника, - эта способность доступна и фотографии. И зрительское "я это видел" я заменяю на "я это переживал, чувствовал, но забыл".
     Мы забываем, и очень скоро, первые ощущения детства, ощущения роста, взросления, познания, узнавания мира. Не только жизнь, но и чувства приводятся к какому-то единому, усредненному знаменателю: все как у всех. Меня, от природы не имеющей чувства коллективизма, от этого стремления - жить как все, делать как все, верить в то, во что уверовали все, - меня всегда тянет плыть против течения, плыть в одиночество - желанное и нисколько не отягощающее, из века двадцатого - во времена давно минувшие, из реальности - в мир собственных фантазий. Я хожу по городу, существую в каком-то пространстве и одновременно нахожусь в своем собственном подпространстве, наблюдая за видениями, возникающими на экране подсознания, совмещая их с реальностью - так и происходят фотографии.
    Во мне отсутствует комплекс непонятости, непринятости в дне сегодняшнем людьми, живущими сиюминутными заботами и считающими воспоминания делом непрактичным. "Русский стремление к прижизненной славе считает либо презренным, либо смешным", - Марина Цветаева. Не боюсь быть ни несовременной, ни несвоевременной.
     Человек, не потребляющий полуфабрикаты массовой культуры, рано или поздно приходит к желанию достичь совершенства высокого искусства. Высокого искусства, которое не кланяется, к нему поднимают голову, отрывая взгляд от дорожной пыли, - иначе не увидеть. Способность творить - дар. Дар, данный избранному, а через него - переданный всем. Нас же долго пытались убедить в том, что искусство и художник вместе с ним, - слуга, которому непозволительно иметь свою собственную жизнь, независимую от жизни и желаний его хозяев. Колесики-винтики...
     И еще одно высказывание Марины Цветаевой мне дорого и во мне живет: "В поэзии нуждаются только вещи, в которых никто не нуждается. Это - самое бедное место на всей земле. И это место - свято".
      Я не могу сказать наверняка, кто кого выбрал: я - фотографию, или фотография - меня. Но я нисколько не жалею, что последние двадцать лет, в ней - вся моя жизнь. Несмотря на друзей, оставленных (отставших) в дороге, на отсутствие выходных и просто элементарного отдыха (разве можно отдохнуть oт себя?), на отсутствие нормальной человеческой жизни (когда же ее иметь?) - я очень счастливый человек. Потому что трудный поиск дарит редкую удачу. И из всего этого сочиняется выставка. И случается встреча с иной душой, смущенной и благодарной, пусть на мгновение сроднившейся с моей. И в этот миг вся отречённость моей жизни обретает смысл.

НАЧАЛО                                                                                                                                                                                                    ВОЗВРАТ