* * * 

такого марта не было давно
в стране, текущей молоком и медом
и на душе темно, и все равно
куда отправиться по темным водам

куда бы ни попал, как кур в ощип
нелепостей разгадывая ребус
вдруг вспомнится безумный запах лип
иль это слово странное, троллейбус

который кулачками в провода
вцепился, но один идти не хочет
давай возьмем его с собой туда
где беглый дождик лужицу щекочет

по улице недлинной в бедный сад
пройдем вдоль памяти сентиментальной
где липы носят праздничный наряд
сочится медом полдень беспечальный

туда, в первоначальный, жалкий быт
в полуподвальный наш, обетованный
где время, как ребенок, сладко спит
и жизнь еще не знает расставаний

такая нынче выдалась весна
зимой теплее было и яснее
вдруг вспомнилось, была еще страна
и черт бы с ней, да нам туда же, с нею

в ночном саду

                            Рустему Сабирову

в ночном глухом саду, который снится
неведомо кому, стояла тишь
в живой листве не трепетала птица
не копошилась в мертвых листьях мышь

в ночном саду, с лицом белее гипса
стояла обнаженная с мечом
или веслом, ошибся сном, ушибся
плечом о ветку, и во сне чужом

итак, в ночном саду, где не кончалось
казалось, никогда в чужом бреду
не кончится, туманилось, качалось
чуть брезжило в предутреннем саду

в котором, как безглазые гадюки
сплетались корни, корчились кусты
корявые надламывались руки
и хари склабились из темноты

в саду, где после исступленной пьянки
зрак воспаленный продирал восток
стояло утро, темное с изнанки
откуда потаенный сквознячок

туманилось, просвечивало, листья
ржавели, опадали, голый сук
торчал из синевы примитивиста
качая солнце на ремне от брюк

в саду стояло молодое утро
холодное и чистое, как стыд
здоровое, как гипсовая дура
которая вон там, в углу стоит

и старый белый пес с лицом сатира
хвостом своим вопрос изображал
быть может, всю живую прелесть мира
больным дыханьем кто-то надышал

                          * * *

еле слышные звуки жалобные в ночи
это звери ночные воют, а может плачут
прошепчи: замолчите, не топай ногой, не кричи
и они затихнут, они ничего не значат
это только огни, блуждающие огни
где-то там далеко таинственные мерцают
не гони их рукою, просто мгновенье сморгни
и они улетят, погаснут, они растают
это страх, он стоит за спиной в кустах
не оглядывайся, ни ветвей, ни листьев не трогай
это просто не здесь, это где-то в других мирах
там, где маленький, испуганный, одинокий
просыпаешься оттого что кто-то рядом вздохнул
кто-то шумный вспорхнул с потревоженных ветром веток
это ветер холодный вдруг занавеской взмахнул
распахнул окно из мира другого в этот

гроза начиналась

Стояла весь день, колыхалась жара, от земли
плыла, поднималась и с неба спускалась волнами,
гроза начиналась, ворочалась где-то вдали,
катилась с огромной далекой горы валунами,
слегка погромыхивая, все никак не могла
до нас докатиться, и мы, от жары обессилев,
под деревом старым лежали в тени, ты спала,
и мне показалось, а может, приснилось, спросила:
ты будешь... потом неразборчиво, я не пойму,
сквозь морок дремотный, как будто из мира другого:
ты будешь всегда... я не слышу, сквозь жаркую тьму,
скажи это снова…

Повеяло вдруг холодком и сверкнуло, тотчас
вблизи громыхнуло, и вздрогнуло, и покачнулось,
и ты улыбнулась, еще не открывшая глаз,
еще не проснулась, в объятьях моих потянулась,
когда убегала по склону, казалось, едва
касалась босыми ногами тропинки, казалось,
сбегая с тобою с холма, луговая трава
лилась торопливо, тропинка в овраге терялась,
когда разразилось внезапно, и хлынуло враз,
и легкое платье мгновенно тебя облепило,
смеясь, оглянулась, молния взорвалась,
меня ослепила...

“W tym bialym domu, w tym pokoju...”

Вздохнуло за окном протяжно,
и потянулось, и зевнуло,
и утренней прохладой влажной
в окно раскрытое плеснуло,
руладой раскатилось птичьей,
рассыпалось на мелкий щебет,
швырнуло перышко синичье
и канареечного щепоть,
веселым солнцем натекая
к нам на постель и на обои...
И ты проснулась, дорогая,
как будто живы мы с тобою.

                                    * * *

в этом кино как в таинственном и мучительном сне
окна беззвучно хлопают мелкими брызгами стекла
медленно падают расползаются трещины по стене
разлетаются птицы по шторам китайского шелка
тают босые влажные следы на дощатом полу
в комнате никого ни за столом ни в кресле
тени таившиеся в дальнем темном углу
тягостно снившиеся наконец исчезли
близорукая ты не видишь меня
дальнозоркий я в тебе не читаю
я не твой уже а ты не моя
навсегда чужой и навек чужая
и во тьме ночной и при свете дня
я не твой а ты не моя родная
яблоки на столе стакан с багровым вином
струганых досок сосновый смолистый запах
осень на даче пасмурно за окном
время дождей внезапных

                             Николаю Беляеву

вот перед нами картина
возвращение блудного сына
которого мы видим в спину

очевидно это спина подлеца
а теперь поглядим на его отца
у него другое выражение лица

ясно человек достойный и любящий
не то что этот бродяга в рубище
не привыкший думать о будущем

с бритой башкой приперся домой
старый больной с пустою сумой
жалкий такой боже ты мой

                        * * *              

уходишь и думаешь еще вернешься
как будто уснешь а потом проснешься
вот так напьешься и протрезвеешь
еще очнешься опять сумеешь

уходишь и веришь еще беспечно
что ненадолго пока не навечно
вот так подумаешь большое дело
душа на мгновение отлетела

невдалеке где-то близко рядом
кружит слепая над белым садом
и плачет птицей чернее ночи
прости меня милосердный отче

                      * * *

любовь безумной женщины, ее
безудержные страсти и порывы
припадки откровенности, вранье
приливы злобы и тоски отливы
опустошенная, когда трезва
и нежная, покуда пьяновата
в бреду швыряет страшные слова
и никогда ни в чем не виновата

слепая сила, к темноте бездонной
тяжелое влечение, любовь
безрадостная к женщине безумной
оставь меня, прости меня, избавь
в привычное несчастье не зови
дай отдышаться, отпусти на волю
нет ничего в болезненной любви
любовного, но всё привычка к боли

                        * * *

мы жили в пещере, в тепле и уюте
такие родные все, близкие люди
в своей духоте и в своей темноте
какие обиды в такой тесноте

глядели из мрака ужасные камни
мы их высекали своими руками
зачем же, однако, мы вышли на свет
где наших возлюбленных идолов нет

они нас пугали, они нам грозили
мы в жертву им даже детей приносили
зато и не ведали с ними забот
которые злая свобода несет

свобода безбрежной холодной пустыни
где нет ничего, что годится в святыни
всё ищем чего-то, но тянет назад
в родимый, любимый, надышанный ад

                                 * * *

опосля черного февраля
курс русского военного корабля
также как курс русского послевоенного рубля
рифмующегося с русской дипломатической нотой ля
опосля черного февраля более или менее ясен
но тут вуаля из-за стен кремля глядь уже подносят угля
суля ядреного подпалить фитиля испепеляя планету земля
а на это не любой юля и скуля между нами согласен
одни выделывают кренделя перебеляя черного кобеля
другим по душе табакерка на худой конец петля
околоноля долг платежем прекрасен зачеркнуто ужасен
 

                    * * *             

как будто во сне коматозном
смеркается, холодно, поздно
и страх в самых темных углах
таится, как время в часах
как будто назначена встреча
на третьей платформе, где вечер
примерно без четверти пять
начнется, нельзя опоздать
иначе беда, дело к ночи
в которой еще одиноче
останешься, и не кричи
что не о ком плакать в ночи
как будто оставленный всеми
попавший в остывшее время
потерянный, словно билет
на поезд, которого нет
нигде в расписании, в нетях
пропавший в беспамятных этих
окрестностях долгой зимы
в предместье разлуки и тьмы
остались перроны пустые
колючие стрелки застыли
в часах станционных, почти
семнадцать, без двадцати
как будто на этом вокзале
остался один, не позвали

                  * * *

а может, этот мир возник
когда поддатый часовщик
завел часы вселенной этой
и завалился дрыхнуть где-то

проспится он, и этот мир
рассыплется, из черных дыр
другое просочится время
бог с ними, с бывшими, со всеми

а может, с богом или без
у нас и времени в обрез
и черный ветер в щелях свищет

и никакого бога нет
в конце задачника ответ
нас не найдет, да и не ищет

                * * *

одиночество просторно
да тесна тоска
почему так непристойна
поза слабака
эти согнутые плечи
сгорбленной души
как позорные увечья
как парша и вши

сам себе какого черта
говоришь вставай
не валяйся тушей мертвой
выползай давай
нехотя встаешь не сразу
вечность погодя
так из гроба дохлый Лазарь
восстает кряхтя

до чего же непохожий
в зеркале двойник
ухмыляясь корчит рожи
высунув язык
и с бравурною тоскою
в злое шутовство
выпадает черт с тобою
одиночество
 

                      * * *

это странное место, город чужой
за рулем водила, глухой, немой
проезжает один светофор, другой
ничего не слышит, не отвечает
на попутке ночной, по дороге пустой
снова красный, стой, ты чего, слепой
не глядит и не замечает

ни к селу, ни к городу, ни к кому
на попутной тачке, в туман и тьму
где не ждут никого ни в каком дому
улетел уже светофор последний
всё в тумане глохнет, в густом дыму
безнадежно сердцу там и уму
в несусветности беспросветной

это город чужой, надо выйти, но
ничего не видно, везде темно
ни в одном дому не горит окно
это ночь кругом, тишина и холод
за окном темно, и в душе черно
чернотою жирною заражено
чертовщина какая, город

это странное место, чужая страна
темнота-душительница тесна
ты куда везешь меня, сатана
я сейчас проснусь усилием воли
не гони, постой, впереди стена
из бесчувствия она сплетена
из отсутствия чувства боли
                                                                © В.Баширов

НАЧАЛО                                                                                         ВОЗВРАТ    

     Предыдущая публикация и об авторе - РГ №4 2020г .