Ч У Д Ь
Оксана сидела в привокзальном буфете вот уже
полтора часа, смотрела в окно, по которому стекали ровные
струйки холодного сентябрьского дождя, и задумчиво вертела в
руках опустевшую чайную чашку. Несмотря на раннее утро,
посетителей в зале было много, и все они едва ли напоминали
пассажиров, сошедших с поезда или спешащих в дальний путь. Одни
просто грелись, другие заходили, стремительно опрокидывали в
себя водку из маленьких пластиковых стаканчиков и, наспех
закусив вареным яйцом или пирожком, выходили навстречу
свинцовому северному небу. После Москвы с ее суетой, нарядными
людьми и пестрым теплым бабьим летом Череповец казался другой
планетой.
Она взглянула на часы - такси ждать осталось совсем
недолго, всего минут пятнадцать, и она наконец-то окажется в
месте, куда так рвалась все последние годы. В загадочную и
далекую Янголохту.
Вышло так, что родовое древо по отцовской линии
было настолько окутано туманом, что проследить четкие связи
оказалось затруднительно. Бабушка Александра была человеком
крайне сдержанным и ограничивалась всегда очень скупым рассказом
о месте, где родилась и кто ее родители. А может быть, пока она
была жива, Оксану просто не интересовало это, а сейчас, наконец,
пришло острое желание прикоснуться к истории своих предков. Кто
они? Как жили?
Отправляясь на Русский Север, на Вологодчину, она
знала очень немного - название деревни, откуда Александра
Петровна родом и фамилию прабабки. Да имела фотокарточку, с
которой старая сухая женщина смотрела на нее строгими, очень
светлыми глазами. Оксана достала снимок из кармана рюкзака и
украдкой приложила к губам: «Даже если я не найду ни дома, ни
могилки, не встречу никого, кто бы знал родных, я все равно хотя
бы похожу по той земле, где они когда-то жили», - пообещала себе.
Взяла в руки небольшую карту и пробежалась взглядом по
предстоящему пути - всего около трехсот километров.
Неожиданно ее внимание привлек шум у стойки.
Небольшого роста вертлявый мужичок, отчаянно жестикулируя,
расспрашивал о чем-то сонную буфетчицу. Был он рыж, лохмат,
донельзя худ и сильно напоминал лешего или еще какого-то
фольклорного персонажа. Он по совиному крутил головой в разные
стороны, пока не впился колючим взглядом в Оксану. Улыбнулся
широко и засеменил к ее столику.
- Ксана Михална? - поинтересовался «леший»,
выделяя и певуче растягивая гласные.
- Оксана. А вы, видимо, мой водитель? - она
улыбнулась в ответ.
- Петр Степаныч, можно и запросто - Степаныч. До
Янголохты путь близкий, да дороги такие, что придется на козле
вас везти - размыло. Дождь да дождь, сами видите!
- Ну что ж, тогда идем, - Оксана подхватила
небольшой рюкзак.
Буфетчица фыркнула, покачала неодобрительно
головой и протянула еле слышно: «Вот ведь пень трухлявый, чудь
окаянная».
Видавший виды «Уазик» стоял прямо возле
вокзальных дверей. Дождь начинался уже нешуточный, деревья
шатало из стороны в сторону, а на небо надвигались плотные
чернильные тучи.
- Так, Ксана… - крякнул недовольно, заводя
двигатель, - Михална. Уж не знаю, что там за дела у тебя в
Янголохте, а только стоять там и ждать не буду, не гневайся,
оставлю часа на три, потом вернусь. И смотри, не опаздывай. Вот
только денежки с тебя вперед!
Оксана пожала плечами и достала несколько
купюр. Водитель тут же подобрел и благодушно пустился в
пояснения, мол, надобно к свойнику в Тимошино, рыбешку сухую
забрать, продукты кое-какие закинуть...
Так
за неспешной беседой добрались до деревни. Здесь, видно, дождь
прошел недавно - дорога представляла собой удручающее зрелище:
проехать нельзя, и пройти с трудом. Помахав Оксане на прощание
из окна, Леший знаками показал, что будет ждать ее здесь, и
рванул прочь. Она достала из рюкзака резиновые сапоги и
переобулась, похвалив себя за дальновидность.
Ровно через три часа, расстроенная и
уставшая, она стояла на обочине дороги и была близка к отчаянью.
Не удалось найти ни дома с фотографии, на которой ее прабабушка
серьезно смотрела в объектив, ни могилки. Да что там говорить,
даже кладбища не смогла отыскать. Все дома в деревне выглядели
пустыми, хотя некоторые из них и были вполне ухоженными.
Она нервно поправляла то и дело выбивавшиеся из-под
косынки пряди и сосредоточенно смотрела на шоссе, в ту сторону,
куда лихо умчал Леший.
Время шло. Мобильный уже полчаса как предательски
хныкал разряжавшейся батареей. На смену досаде пришло
беспокойство - где носит этого Степаныча? Говорил, что недолго,
и пропал, словно сквозь землю провалился.
Поднимался ветер, и вместе с осенними
сумерками подкрадывались тучи. Телефон отчаянно запиликал в
последний раз и отключился. Оксана в ужасе подумала о том, что
ее водитель застрял где-то в этой непролазной грязи и в
ближайшее время за ней не приедет. Остается только одно - ждать
попуток, которых, к слову сказать, не было ни одной за то время,
что она торчала под указателем «Янголохта».
Вот так Янголохта…
И в этот миг, словно в ответ, хлынул
дождь - энергичный, с крупными каплями. Вмиг стемнело,
нахмурилось. Оксана бросилась к деревне, вспомнив, что видела
где-то покосившуюся беседку, стоявшую не во дворе за забором и
засовами, а под старой яблоней. С огромным трудом добралась до
нее, по дороге падая и теряя сапожки…
Оказавшись под крышей, села на корточки,
пытаясь спрятаться от ветра и потоков воды, и, наконец, дала
волю рыданиям. Ей казалось, что она совершенно одна в этом
холодном, неприветливом крае. Сняв с себя косынку, Оксана
вытирала лицо, с которого стекали реки туши и слез, и вдруг на
фоне темных силуэтов домов и сараев увидела окошко с мягким
желтым светом. Одно во всей деревне! Собрав все оставшиеся силы,
Оксана поспешила туда.
* * *
- Кто
здесь есть, помогите! - кричала, барабаня кулаками в дверь. Ни
калитки, ни забора, ни собаки на счастье не оказалось. - Хозяева,
откройте!
Дверь отворилась, и на пороге возникла древняя
старушка.
- Ишь ты! - промолвила селянка, пропуская
нежданную гостью. Оксана привалилась к дверному косяку и сползла
на пол абсолютно без сил. - Печку стоплю, эк тебя разбирает.
- Спасибо, думала, конец мне… Как зовут вас?
- Баба Люба. Да ты сапоги-то сыми, и портки свои
тоже, промокла же до нитки...
Вскоре Оксана пришла в себя, переоделась в выданную
бабой Любой длинную ночную рубашку в цветочек, высокие, почти до
колен, шерстяные носки и толстенную теплую шаль. Они принесли с
терраски стол с лавкой и уселись к печке греть спины. Хозяйка с
удовольствием отхлебывала чай, пыхтела и подвигала к Оксане то
одно варенье, то другое, пока она рассказывала, что делает в
Янголохте и откуда взялась.
- …Водитель мой из местных, не забрал меня
как договаривались. Петр Степанович, вылитый леший. Ух,
правильно его на вокзале пнем назвали…
- А ты, милая, деньги-то давала ему?
- Просил заранее... Дала, - призналась
Оксана хмуро. - Неужели мог вот так бросить здесь?
- Так знамо дело - к родственничку понесся,
квасят там. Назавтра жди, - заверила та и, подперев седую голову
маленьким кулачком, пустилась в размышления. - Сама я тут
недавно, перебралась из-за Кьямы прошлым годом. Кьяма - река
такая тут. Но тоже, считай, местная, белозёрская. Края здесь
глухие всегда были. Маленькой была, помню, иной раз и медведь
заходил по морошку. Волков тоже видали… А ты, значит, приехала
корни свои искать? Только вряд ли я тебе помогу чем, никого я из
старой Янголохты не знаю.
И она, прищурившись, принялась
внимательно разглядывать Оксану. Ласково взяла ее за подбородок,
покрутила туда-сюда и, словно разглядев что-то тайное, известное
только ей, воскликнула: «Вепса! Ай да кайванка! Вепса!»
- То есть я, по-вашему, вепса? - Оксана
непонимающе улыбалась. Она уже успокоилась, согрелась и теперь
происходящее ее порядком забавляло.
- Самая что ни на есть!
- Кто это, баба Люба?
- У нас в Белозёре испокон веков много
племен жило: и вепсы, и любь, и ямь, и меря, и летьгола, и угры…
- И вот так сразу вы поняли, что я того…
вепса?
- Точно это, из Чуди ты. Слыхала, поди, «чудь
белоглазая»? - баба Люба рассмеялась неожиданно звонким смехом,
и Оксана кивнула, вспомнив буфетчицу на вокзале. - Ты же на себя
посмотри: глаза зеленые, прозрачные и раскосые чуть, а бровь!
Бровь-то наша, чудская. Словно наполовину отрисована и белесая.
Оксана инстинктивно поднесла к лицу руку.
Ведь и правда, вся ее косметика осталась на косынке, а попав к
бабе Любе, она и вовсе умылась. И теперь, когда ее брови не были
искусно подведены карандашом и приняли натуральный цвет и
очертания, они едва ли доходили до середины надбровной дуги, а
дальше линия светлых волосков обрывалась, будто и не было ее
вовсе. К своим двадцати восьми годам Оксана настолько привыкла
выводить бровки каждый день, что уже и не помнила, когда кто-то
из посторонних видел ее без макияжа.
- Русский Север, матушка, родина твоя. Небо низко,
до Бога близко! - закивала старушка и подняла ладошку, словно
желая показать, что оно - небо - прямо над головой. И опять с
прибаутками продолжила: - Жили в лесу, молились колесу. Про
Чудь-то много разговора всякого ходит…
- Расскажите, баба Люба! Если уж я вепса,
по вашим словам...
- Добро, Оксанка, только ты на печку давай
забирайся, грейся, да оттуда слушай…
Она накрыла ее одеялом, поправила подушку, и полилась,
словно кружево, ее распевная вологодская речь…
В стародавние времена, сказывали, крутой холм был
в местах этих, на том холме справляли обряды божествам древним,
а за форму диковинную прозвали Череп-холм. А потом у подножия
селиться стали, весь возникла, и вышла Черепа-весь - селение у
Черепа по-иному. Отсюда и название теперешнее - Череповец, ты же
оттуда приехала? Так вот, справляли там люди древние праздники
свои. Не смотри так, матушка, никакого страху там сроду не было,
только добро. Оттого и селились люди вокруг такого места. Поняла?
В плохом-то месте никто жить не сможет. Люди те, что вокруг жили,
обладали знаниями большими, волшебными, и умениями диковинными
славились, да так, что со всех ближних краев другие племена диву
давались. И называли чудесной жизнь их, а самих селян
череповесских пошло обыкновение величать чудью. Внешне были они
обычные - невысокие, крепкие, здоровьем отличались хорошим,
нравом веселым. А глаза их были либо серые, либо зеленые, да
такие светлые и чистые, аккурат как небо северное. Так и жили да
горя не знали долгие века, и слава о них далеко за реки и горы
шла, пока однажды не пришел к Череп-холму из дальних земель
Белый Царь с намерением Чудь себе в услужение получить - ведь
владели чуди волшебством невиданным. Не один пришел, а с войском
великим. Но на то она и Чудь, что наперед все знали, и к приходу
врага вырыли дивьи люди под землей ход, да и пошли под землю
один за одним, а войско Царя Белого пустилось за ними. Как
последний воин скрылся, по велению чудскому завалил огромный
валун вход, и стала земля эта для войска всего приютом последним.
А Чудь-то жить где угодно могла, посему и решили больше на землю
не ходить, зависть не будить. Остались под землей, в своем
подземном царстве. Где и поныне живут. А в местах этих и по сей
день часто видят их, видать, выходят на свет Божий…
- …А у народов, что в Белозёре живут, нет-нет да
и встретится потомок чуди белоглазой, совсем как ты, Оксанка…
Оксана проснулась только к полудню следующего дня
от восхитительных ароматов - баба Люба только что достала из
печи пирог и заварила душистый чай с мятой. В окно светило яркое
солнце, свет рассеивался по избе, играя на кружевных занавесках.
Душу Оксаны заливала радость от того, что вчерашний кошмар
обошел ее стороной, и переполняла благодарность к этой маленькой
старушке.
- Вставай, вставай, внучка, за тобой Степаныч
приехал. Прибегал уже. Так и думал, что у меня ты. Извинялся,
говорил, деньги вернет. А ты, Оксанка, приезжай ко мне летом, -
напутствовала ее Баба Люба, - по теплу можно по соседним
деревням поездить, стариков поспрашивать, найдешь могилки-то.
Авось и избу найдешь, первый шаг-то уже есть…
Они обнялись, и Оксана заспешила к ожидавшему ее
Лешему. Он стоял, опершись на «Уазик», который из-за слоя
засохшей грязи выглядел огромной глиняной игрушкой.
- Михална, прости… - виновато забубнил он, -
видать, бес попутал! Свойник как достал связку карасиков - один
к одному, золотенькие, Михална, грех не попробовать. А потом
всухую, что ли? Ну вот, маненько, гхм… Давай деньги верну?
- Да что уж… - У Оксаны было отличное настроение,
и она решила ничего ему не выговаривать. Кроме того, по
выражению глубокого страдания на лице, поняла она, что
возвращать-то ему нечего. - Поехали! Хорошо, что я билет от
Череповца заранее не брала.
После вчерашней непогоды светило теплое, почти
летнее солнце, деревья горели всеми оттенками красного и желтого,
а на небо словно набросили ярко-синий шелковый платок.
Необъяснимый, волшебный, родной край! Оксана улыбалась, в
который раз повторяя про себя, словно молитву: «Приеду еще,
непременно, после холодов. И разузнаю все подробней, дорогая
Янголохта!» В руке ее лежала фотография прабабушки Анны. Бумага
почти полностью размокла под давешним ливнем, и от нее осталась
лишь центральная часть. На нее смотрели глаза, светлые и
пронзительные, но они больше не казались Оксане строгими.
- На, Михална, тебе в качестве компенсации, ну и
на память, - Леший протянул ей связку сухих янтарных рыбешек, -
а бабанька-то права, ты вепса и есть!
Я родилась и живу в Москве. Будущую профессию определил случай - начав свою карьеру в качестве ассистента аналитического отдела крупной инвестиционной компании, стала заниматься направлением business event, а затем и пиаром в финансовом секторе. В перерывах между созданием колонок, заметок и пресс-релизов увлеклась написанием прозаических произведений, в основном, детских сказок.