На небосклоне песенного искусства много звезд. Но одна из них светит для меня особым, тёплым светом. На песнях Владимира Шаинского мы со своей дочкой Юличкой открывали новый мир. Мир знакомый и загадочный...

     - Делите ли Вы мир на взрослый и детский?

   - Нет. Я общаюсь с детьми на равных. Моя дочь и в три года - уже человек. Она высказывает по-настоящему глубокие мысли. Вот чему поражаешься.

     - А если поставить вопрос так: почему Ваши детские песни так хорошо понятны взрослым?

    - У любого взрослого в сердце хранится много детства. Котята, например, интереснее взрослого кота, который может целый день дремать и дремать.

    - Как же Вы общаетесь с детьми?

   - Ребенок, даже до года, - это уже человек, это характер, это индивидуальность. Мне кто-то говорил, что в Америке считается признаком дурного тона согнать со стула кошку, если ты там хочешь сесть. Я считаю, что даже животные заслуживают не только любви, но и уважения, а тем более ребенок. И надо пробудить в нем чувство собственного достоинства, воспитать самоуважение, доброту, смешанную с возвышенностью чувств. В этом смысле для меня образцом является классика - музыка Моцарта, Бетховена, Баха, Чайковского, Глинки, Шостаковича.

     - Какая музыка Вам ближе? Есть, например, элитарное искусство.

  -  Элитарное искусство тоже имеет право на существования. Но, например, величайший ум планеты Альберт Эйнштейн не любил модерновой симфонической музыки. Я считаю эту дорогу не столбовой в музыке. Разумом я не хочу запрещать, но сердцем - ближе к искусству демократическому.

     - Вам приходилось когда-нибудь писать “серьезную” музыку?

   - У меня были симфония, струнный квартет, фортепианные произведения серьезного жанра. Но все это в студенческие годы. Я не убежден, что реализовал себя в этом на сто процентов, и хотя сердцем я на эстраде, хочу обязательно написать что-то, выходящее за рамки шлягера. Я горжусь постановкой, которую сделал Петербургский театр музыкальной комедии к одному моему мюзиклу по сюжету шведской писательницы Сельмы Лагерлёф “Путешествие Нильса с дикими гусями“ на прекрасные стихи Роберта Рождественского. Это праздник для моей души.

    - Чудо песни, как известно, рождается в содружестве музыки и слова. Как заключается этот брак: Вы ищете поэтическую оболочку для звучащей мелодии или поэты стремятся облечь свои слова в звучащую музыку?

    - Если речь идет о самостоятельной песне, то обычно меня находят поэты, предлагают стихи. Я же пытаюсь создать музыкальную оболочку для стихотворения. Но бывают случаи, когда даешь раньше мелодию, а поэты делают текстовку, особенно к фильмам. А иногда появляется какая-то интересная мелодия, которая точно не укладывается в стихотворный слог, и поэт переделывает стихи под понравившуюся ему мелодию. Так часто бывает в припевах к песням.

    -  Когда Вам стихи понравились, Вы сразу чувствуете за ними мелодию?

   - Бывают случаи, когда, садясь со словами за инструмент, я сразу играю мелодию и на этом останавливаюсь. Так, например, получилась, ставшая затем популярной, песня “Лада“.

   - Пушкин когда-то писал: “Из наслаждений жизни одной любви музыка уступает, но и любовь - мелодия“...

   - Это не простая мысль, это чудесная метафора. А главное – это истина, истина не математическая, а художественная, но которая иногда бывает более убедительна, нежели математическая.

   -  Вы любите сами исполнять свои песни. Получается как бы разговор с песней. Это какая-то потребность говорить с большой аудиторией?

   - Совершенно верно. Мне хочется непосредственно общаться с теми, для кого я пишу. Кроме общей аудитории, у меня были встречи с людьми разных профессий. Вот, например, песня “Травы-травы“. Когда она была написана, я встречался со сборной СССР по спортивной гимнастике. И они первыми сказали, что она станет популярной.

    - Это подказка в апробации песни?

   - Успех или неуспех песни, ее популярность - вещь мало предсказуемая. Но иногда, чем прислушиваться к мнению какого-нибудь ученого-музыковеда, я прислушиваюсь к мнению фабричной девчонки: какая песня пойдет, а какая - нет, потому что для нее я и пишу.

     - Но себе Вы верите?

    - Я верю каждой своей песне, верю, что люди будут ее петь с утра и до ночи. Но на самом деле так гарантированно не получается. Я бы сделал вывод противоположный: попасть песней в сердца людей - это все равно, что попасть в “десятку“ в полном тумане.
Недавно Останкинское телевидение объявило конкурс: просили назвать 50 шлягеров Владимира Шаинского. Победителя ожидал приз - цветной телевизор. Для начала меня стали бомбардировать звонками - подскажи, мол... Но мне было интересно, чтобы победил тот, кто знает, а не мой знакомый. И тут я стал вспоминать: сколько же у меня, на самом деле, шлягеров? И посчитал, что подошел к своему творчеству очень нескромно, вспомнив 65 песен. Но произошло так, что победитель назвал 96...

    -  Ваши песни известны за рубежом.

   -  В 1993 году я выступал перед нашими эмигрантами в США, и концерты пользовались большим успехом. Публика сама за свои “трудовые доллары“ шла на концерты. В 1986 году, когда я посетил США в составе официальной делегации, нам не рекомендовали выступать с концертами перед эмигрантами, и я выступал со встречами перед американской аудиторией. И тогда мои концерты пользовались не меньшим успехом.

   - В Ваших песнях много оптимизма, задора, веселья, какой-то искристости. Что помогает Вам жить сейчас, в это смутное, нелегкое время? Или, может быть, Вы стали писать грустные песни?..

    - Ни в коем случае. Дело в том, что у нас грустное время тянется довольно давно. По-моему, все обозримое прошлое было довольно грустное. Нам, людям искусства, говорили, что мы не так пишем, не теми чернилами, не на той бумаге, не на ту тему... Все время нами руководили, и все время нам трепали нервы. И если тогда была колбаса, то это еще не значит, что жизнь была замечательная. Так что мой оптимизм был как-то всегда вопреки реальности объективной, наверное, от внутреннего здоровья натуры.

   - Творчество зависит от того, что творческий человек видит. А сегодня жизнь общества стала куда сложнее...

    - На 50 процентов люди как-то приспособились и живут иногда даже лучше, чем при коммунистах. А другие не имеют организационно-коммерческих талантов. И для них это ужасно. Я не говорю про Украину или про “горячие“ точки – там плохо. Но у нас, в России, смотришь с одной стороны - нищие сидят, а с другой - люди покупают все, что им вздумается. Чем сильнее дифференциация в обществе, тем быстрее, как на дрожжах, растут нувориши, и трудно сказать, как они находят свое богатство.

    - И как реагируете Вы?

   - Оптимизм мой пока ничего не поколебало. Но оптимизм у меня такой: всегда есть потребность погрустить или возмутиться чем-то, только не жаловаться, не плакаться. Я огорчен тем, что язвы общества сейчас так оголились, как оголились язвы тех нищих, которых показывают по телевидению. И это страшно. С этим надо что-то делать. Причем не так, как это бывало делали. Раньше эти несчастные люди были изгнаны с улиц больших городов, с поверхности жизни и загнаны куда-то в щели, в систему лагерей, психбольниц и т.п. И сейчас их количество, может быть увеличилось.

    - Я так понял, что Ваша песня была, есть и будет оптимистичной.

   - Она оптимистична, как сама жизнь. Конец света еще не наступил ни для меня, ни для моих слушателей.

    - Вспоминая Утесова: сейчас действительно “нам песня строить и жить помогает“?

     - Меня встречают не хуже, чем раньше, а, может быть, и лучше.

     - Это зависит исключительно от Вас или от состояния тех людей, которые Вас слушают?

    - Видимо, это взаимосвязанный процесс. Когда я вижу любимые лица, чувствую тепло, которое идет ко мне из зала, я отдаю им свое тепло. Наши лучи встречаются, и их соприкосновение еще больше повышает температуру нашего контакта.

     - Как Вы считаете, в нашей стране, точнее, в нашей бывшей большой стране “вместе весело шагать по просторам“, ну а “песню припевать лучше хором“?

    -  Как показала практика, шагать лучше вместе. Если говорить об Украине, я с большим уважением отношусь к любым тенденциям украинской жизни. Это священное неотъемлемое право каждого народа иметь свое государство, тем более такого великого, каким является украинский народ, такого порядочного народа (должен сказать это безо всяких оговорок), несмотря на то, что мой еврейский народ в Украине претерпел неслыханные муки, издевательства в течении многих веков. Те, кто был причиной наших мук, - это та категория людей, которая имеется в каждом народе. Это просто судьба так сложилась, что мы были слабы и таким образом стали, как кошка в доме, которая зависит о настроения хозяина: то он ее может погладить, то отшвырнуть, если она почему-то пришлась ему не по душе.

     -  Что же сейчас?

    - Еврейский народ был кошкой в доме. И он совершил великий подвиг, что перестал быть кошкой в чужих квартирах, кошкой, которую можно швырять куда угодно. И то, что он имеет свое государство, - это исторический факт, от которого, думаю, всем остальным народам только лучше.

    - С распадом СССР чувствуете ли Вы отсечение своего творческого пространства, Вашей аудитории?

    - Да. Я не мыслил себя раньше без ежегодных гастролей в Армении. Каждый концерт был для меня там большим праздником. К сожалению, я мало бывал на Украине, но каждый раз это был не только праздник, это были незабываемые встречи...

     - Судя по имиджу, Владимира Шаинского знают все. Но широкая публика не знает, что он “Яковлевич“. Дали Вам почувствовать это? Как Вы ощущаете себя сами?

     - Этот пресс более или менее заметно я ощущаю всю свою жизнь. Несу эту тяжесть на своих плечах и выдерживаю.

      -  Изменилось ли сейчас что-то?

     - Меньше, чем можно было предполагать. Незримый призрак нашего происхождения чувствуется повсюду. И в Америке - то же самое. Единственная страна, где его нет - Израиль.

   - Но все-таки, Вы лауреат премии Ленинского комсомола, лауреат Государственной премии СССР, Народный артист России, Заслуженный деятель искусств...

    -  В свое время не получил премию имени Ленинского комсомола - только из-за своего происхождения - композитор Ян Френкель. Несмотря на его личную дружбу с первым секретарем ЦК ВЛКСМ Тяжельниковым, премию ему не дали, хотя он заслуживал ее больше, чем кто-либо другой. Не получил ее и Оскар Фельцман - у него была масса хороших песен. Марк Фрадкин - “Комсомольцы-добровольцы“ (сам Б-г велел дать!) - тоже не получил. Аркадий Островский “Комсомольцы, беспокойные сердца“ - тоже не стал лауреатом премии Ленинского комсомола. Видимо, я получил ее потому, что был большой вакуум песен для детей и юношества, плюс некоторое послабление в 1980 году, когда мне эта премия была присуждена.

     -  А какова ситуация в Союзе композиторов?

    -  В бывшем Союзе композиторов СССР, а ныне в Союзе композиторов России много евреев, и не очень строго было при приеме в Союз по национальному признаку. Хотя многие люди не попадали туда с учетом именно этого признака. Пусть не разумом, а поджелудочной железой комиссии, где евреи сидели, они отталкивали друг друга. Вот такой, ныне покойный, композитор Борис Савельев, написал много хороших песен для детей. Его настоящая фамилия Вейц. Человек был, безусловно, одаренный. Его не приняли даже в члены Союза, не говоря уже о том, что он не стал лауреатом премии Ленинского комсомола. Не был бы он евреем - был бы лауреатом, по крайней мере, мне так кажется. Среди представителей нашей нации тоже существует самоотталкавание. Этой болезнью “жидобоязни“ болеет целый ряд композиторов-евреев.

    - Поменялись времена, изменилось что-либо сейчас?

    - Мне кажется, прав был тот, кто сказал, что сознание отстает от бытия. Бытие вроде бы изменилось, а общественное сознание самих евреев осталось прежним. Евреи к евреям в искусстве более строги, придирчивы.

   - На все почетные звания Вас выдвигал ЦК ВЛКСМ. Чувствуете ли Вы себя выразителем духа тех времен?

    - Я никогда свое искусство не проституировал. Я не писал песен с подхалимскими текстами.

    -  Тем не менее, Ваши песни отражают эпоху, которой тогда жила страна.

   - Если каким-то образом тематическая направленность моих песен сходилась с тем, что было нужно власть имущим, то не за счет компромисса с моей совестью. Под песнями, которые написаны тогда, я могу и сейчас подписаться. - Разве такие патриотические песни, как “Дрозды“, “Белая береза“, так называемые солдатские песни - “Не плачь, девчонка“, “Через две зимы...“, “Идет солдат по городу“ - разве их можно назвать подхалимскими? Это вам не “Малая земля“... А вот мою песню “Крейсер Аврора“ с удовольствием слушали и американцы: “...доля такая у кораблей - судьбы их тоже чем-то похожи, чем-то похожи на судьбы людей“. Это песня о корабле как о символе величайшего социального потрясения в мировой истории.

     - С кем из поэтов Вы чаще сотрудничаете?

    - В детских песнях я сотрудничал с Михаилом Пляцковским и Эдуардом Успенским, в других - с Михаилом Таничем. Часто я сотрудничал с самодеятельными поэтами и получались одни из моих самых лучших песен. Например, слова к песне “Травы-травы“ написал мясник центрального рынка Москвы, ныне покойный, Иван Сергеевич Юшин.

     -  Как Вы с ним познакомились?

    - Как-то редактор на радио сказал мне, что один мясник с рынка пишет стихи и хочет со мной познакомиться. Я и говорю: да зачем он мне сдался? - “Тебе - нет, но мне-то он нужен...“ - “Ну, говорю, - тащи его...“ Это был деревенский мужик, более 60-ти лет от роду, недостаточно грамотный. Из всех его стихотворений я выбрал для себя одно и почувствовал, что будет песня. А первый прогноз о будущем этой песни, как я уже говорил, дали наши спортсмены. И прогноз этот блестяще оправдался.

     - Кем Вы себя ощущаете: гражданином мира или гражданином своей страны, своей нации?

   - Как творческая личность, я ощущаю себя гражданином России. Если говорить о горестях и страданиях, с кем я их делю, то делю я их с Россией и с еврейским народом. Я также болею за судьбу Израиля: в душе я человек с двойным гражданством. А вот мои молочные музыкальные впечатления связаны с Украиной, с Киевом, где я родился и прожил до пятнадцати лет. Свои первые музыкальные шаги я сделал в центральной музыкальной школе при Киевской консерватории под руководством профессора Давида Соломоновича Бертье.

     - Если Ваша песня вненациональна и экстерриториальна, то почему Владимир Шаинский живет здесь, а не в Израиле?

     - Жизнь сложнее какой-либо схемы. В этой стране прошла моя жизнь, мои впечатления. Я врос корнями в русскую культуру, говорю и думаю по-русски. Здесь лежат мои самые серьезные переживания вместе со всем моим народом. Наконец, здесь могилы моих предков. Мы живем здесь не меньше тысячи лет и имеем право считаться коренными жителями этой страны.
     С другой стороны, мы, евреи, помним, что римские завоеватели не только захватили нашу землю, но с чудовищной жестокостью изгнали нас с родной земли. Помню, как в Риме итальянский гид сообщил нашей делегации, что римский Колизей - самое значительное сооружение, уцелевшее с древних времен, - строили сто тысяч еврейских рабов, привезенных из Иудеи. Восстановление государства Израиль является актом неслыханного в истории мужества еврейских борцов и патриотов, живших на своей родине в Палестине в окружении врагов. Но я за мир и дружбу с арабами, если они хотят того же.

     - Недавно Вы отмечали свой день рождения...

    -   Мне исполнилось шестьдесят восемь.

     -  Вашим младшим детям 6 и 3 года...

   - Я считаю себя здоровым человеком и в физическом и в психическом отношении. Много лет не принимаю никаких лекарств. Я считаю, что лечебные средства находятся в организме, надо правильно использовать его ресурсы, и это поможет вылечить болезнь. А вообще нахожу время для постоянных занятий спортом: хожу босиком по снегу, занимаюсь бегом, страстный подводный охотник, работаю на турнике, увлекаюсь велосипедом, лыжами, коньками. Одним словом, строю свои планы и надеюсь, что они исполнятся.

                                                                                                                                                                                                            © Г.Меш

         г. Москва.

    Декабрь 1993г.

Публикации: 

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------   

Г.Меш. "От улыбки хмурый день светлей...".  Газета "Реклама" №37(121) 25 сентября - 1 октября 1996г. Чикаго. 

Г.Меш. "От улыбки хмурый день светлей...". Журнал "Алеф" №614, 4-11 января 1996г. Тель-Авив.  

Г.Меш. "Я не писал песен с подхалимскими текстами". Газета "Независимость". 16 марта 1994г. Киев.

Г.Меш. "От улыбки хмурый день светлей...".  Газета "Хадашот" (Новости), №2(25), февраль 1994г. Киев.

                                                                                       Первая публикация автора в РГ №1 2001г., об авторе см. "О Журнале"

НАЧАЛО                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                       ВОЗВРАТ