|
|
По
огромному помещению мастерских принудительного труда евреев на службе
германского рейха прохаживался главный портной гетто, Шолом-Шахне, по
кличку "Острие иглы". Дирижируя деревянной портновской линейкой как
заправский капельмейстер, он напевал:
И в день субботний, день субботний - шаббат...
Два ягненка, два ягненка - шабат...
Без порока, без порока - шабатт...
Рабочие, согнувшиеся за швейными машинами, дружно подпевали, четко
выдерживая ритм:
- Шаббат, шаббат, шаббат!
Вдруг Шолом-Шахно умолк,
остановился посреди мастерской и голосом, в котором звучали испуг и
волнение, объявил:
- Слушайте, ребятки! Когда сюда
заявится этот проклятущий, смотрите мне! Чтоб машины вертелись как
адские колеса, быстро и с шумом, иначе вы меня в гроб вгоните,
бездельники этакие!
- Осторожнее в выражениях,
Шолом-Шахно! Тем более - в присутствии нашего раввина! - Хромой
синагогальный служка вскочил, и с силой отодвинув машину, сказал
сердито:
- Кто разрешил тебе публично
осквернять святую субботу?
- Что вы! И в мыслях у меня такого
не было, - заволновался "Острие иголки". Он приблизился к
старику-раввину, сидевшему за машиной в первом ряду, и сказал
почтительно:
- Я лишь хотел, чтобы крутили
колеса машин, не вдевая нитку в иглу. Это же только для виду - чтобы
обмануть этого проклятущего!
- Но ведь и это запрещено! - вновь
вскинулся хромой служка. - Нельзя двигать орудия производства! Вот,
пожалуйста, ребе тебе скажет.
- В случае опасности для жизни
человека разрешено, даже предписано не считаться с прямым нарушением
субботы, а тем более - частным запретом, тихо, но твердо объявил
раввин.
- А я, ребе, - извиняющимся голосом продолжил Шолом-Шахно, - сам я
не смогу обмануть проклятущего. Именно в субботу он всякий раз находит
повод посетить нашу мастерскую, чтобы проверить, или эти еврейчики не
отлынивают от работы. А как раз сегодня, в святой день, ему приспичило
взять новую форму , что я для него сшил. И мне, ребе, прийдется у него
на глазах ее утюжить. Но, поверьте мне, ребе, утюг будет холодный,
клянусь вам, это только для отвода глаз...
- Раз нет другого выхода... Я верю в
вас, реб Шолом-Шахно! - Раввин взглянул на портного тепло и участливо.
- Кто может сравниться с нашим ребе! - воскликнул Шолом-Шахно
расстрогано и поспешно занял свое место за столом в центре. Он был
умиротворен, будто его, портного Шолом-Шахно, старый раввин избавил от
всех его страданий. Да, все гетто завидует ему, но он-то, он-то - в чем
виноват? Он портной от рождения, от деда и прадеда, все его предки были
портными. Нитку и иглу он получил в наследство от многих поколений. В
молодости его обучили шить форменную одежду, а от нее лишь один шаг до
офицерских мундиров. В гетто это его и выручило. Этот проклятущий, глава
головорезов, помешан на форме, и это позволяет ему, Шолом-Шахно,
пользоваться слабостью злодея. Тот лично назначил мастера портяжного
дела, "Острие иголки", руководителем этих принудработ.
Бог свидетель, он, Шалом-Шахно, не
пользуется данной ему властью, во зло - наоборот, это он придумал
собрать сюда сливки обшества - раввина, двух даенов, руководителя ешивы
и даже хромого служку. Он назначил их подсобными рабочими в мастерской и
таким способом уберег их и от нескольких акций, проведенных в гетто, и
от многих других бед.
- Господи, помилуй, дай мне силу и сегодня пройти через это
испытание! - бормочет про себя ответственный портной, гладя дрожащими
пальцами новый, с иголочки, мундир, приготовленный для этого
проклятущего злодея.
- Аман идет! Аман идет! - Крик
заставил всех вздрогнуть.
- Встаньте, прежде чем этот проклятущий
войдет, чтоб не вставать перед ним! - приказал Шолом-Шахно.
Сильный пинок распахнул дверь, и
главный головорез ворвался в мастерскую.
- Доннер-веттер! Встать! - проорал он еще
в дверях. Его багровую физиономию искажает гримаса, когда он видит, что
все уже стоят по стойке смирно на своих рабочих местах.
- Господин комендант, вы видите, что
мы не сидим сложа руки, - пытается перехватить инициативу Шолом-Шахно.
Он крутит в руке холодный утюг и едва заметно улыбается.
- Не сметь смеяться! У меня евреям
не до смеха! - Тут комендант срывается на визг. - Отвечай: все готово?
- Конечно, господин комендант! - Шолом-Шахно кланяется и добавляет
негромко - с вашего разрешения я прикажу людям продолжать работу: не
будем терять времени.
- Верно, паршивый еврей! А ты,
однако, умен, - говорит комендант несколько спокойнее.
Взмах руки, и все швейные
машины начинают вертеться в бешеном темпе. Шолом-Шахно на цыпочках
подбегает к коменданту и с величайшей осторожностью натягивает на его
грузное тело новый мундир.
- Когда вам, господин комендант, присвоят
очередное звание, я сошью вам новый мундир, еше красивее этого, -
Шломо-Шахно отступает на шаг и с восторгом смотрит на свое произведение.
- Помолчи, еврей! Откуда ты взял, что меня
скоро повысят в звании? - Это просто догадка, господин комендант. Но я
полагаю, что поскольку вы так успешно справляетесь с нами, евреями, то
вам полагается повышение, - говорит Шолом-Шахно, сохраняя на лице
выражение абсолютной серьезности.
- Ха-ха, паршивый еврей, ты хитер!
Правильно угадал! - комендант самодовольно хохочет.
А мундир тем временем подправлен и
застегнут на все пуговицы. Даже комендант, при всей своей злобной
тупости, не может скрыть своего удовлетворения.
- Иди-ка сюда! - приказывавет он и
впивается в портного испытывающим взглядом. Внезапно он взрывается
гневом.
- Говори правду, мерзавец! Разве ты еврей?
Никогда не поверю!
- Истинно еврей, господин комендант. Такой
же, как и все. Рабочие вам это подтвердят.
- Нет, ты не еврей! Еврей не может сделать
такой отличной работы! Я знаю, что все евреи - воры, торгаши, обманщики
и эксплуататоры! - заорал злодей и внезапно сорвал повязку с рукава
портного.
- Нет, ты не еврей! Ты мастер своего дела,
а не еврей! Разве могут эти, твои рабочие, сделать такую работу? -
злодей повернулся и зло оглядел евреев, согнувшихся над колесами швейных
машин.
Шолом-Шахно почуял, что атмосфера сгущается, и поспешил вмешаться.
- Извините, господин комендант, я
хотел бы только знать, курите ли вы?
- Не лезь еврей! Какова наглость! Может,
ты рассчитываешь, что я угощу тебя сигаретой? Поосторожнее, поганый
еврей!
- Нет, господин комендант, это невозможно. Как я мог бы даже
подумать о сигарете, если у нас, евреев, сегодня суббота, - пробормотал
Шолом-Шахно и быстро вынул из ящика стола сверкающий золотом портсигар.
- Простите мою смелость, господин
комендант, но я подумал, что к вашему новому мундиру очень подойдет этот
портсигар.
- Нет, ты не глуп, паршивый еврей! -
комендант жадно потянул портсигар к себе и быстро сунул его в карман.
- Конечно! Убирайся! У меня больше нет
времени! - теперь комендант торопился, ему хотелось наедине рассмотреть
вешь. Судя по всему, штука дорогая.
- Данке шен, господин комендант! - "Острие
иголки" проводил его до дверей.
- Ну, слава Богу, пронесло! - Шолом-Шахно
глубоко вздохнул и негромко запел:
- И в день субботний - шаббат, шаббат,
шаббат...
- Шаббат, шаббат, шаббат! - в такт
субботнему напеву стучали колеса...
НАЧАЛО
ВОЗВРАТ
|
|
|