Поля
и Паша
С детства Полина и Павел росли вместе. Дома их стояли по
соседству. Огороды их тянулись рядышком. Травяные покосы их
располагались
бок о бок.
И внешне они были похожи: оба высокие; светлые; крепкие,
красивые.
Были они одногодками. Да и учились они в одном классе. Дружили.
Все время их видели вместе и даже называли «ПольПаш».
Вместе они подолгу пропадали на речке, бегали взапуски, ходили
за грибами, любили бегать под теплыми струями дождя по лужам. Со
временем заботы по хозяйству занимали все больше и больше
времени. Детские забавы забывались.
Учились они хорошо. В школьных аттестатах их были пятерки и
четверки.
После школы Паша выучился на тракториста.
Поля окончила в районе торговые курсы.
Ушел Паша в армию. Вернулся он из армии с женой.
Поля вышла замуж еще раньше. Известный на всю область комбайнер
из их же деревни заслал к ней сватов.
Поля работала продавщицей в магазине.
Паша после армии
- трактористом.
У мужа Поли комбайн часто выходил из строя, а запчасти колхоз
редко мог купить. Токарь МТС иногда смог вытачивать некоторые
детали к комбайнам, чем выручал колхоз.
Когда Павлу исполнилось двадцать пять лет, жена родила ему дочь.
Дочь внешне была очень похожа на Полину. И назвали ее Полей.
Муж Поли в очередной раз долго ремонтировал комбайн, но
восстановить его не смог. Опустил он руки, а потом и сам
опустился - оказался он среди примагазинной пьяни. Перестал
работать. Изредка нанимался на сезонные работы.
Павел трудился и все было у него ладно. Но вот свалилось на него
горе - жена утонула в речке. Дочке его исполнилось десять лет. И
всю работу по дому, по хозяйству, вела она. И в школе училась.
Училась хорошо.
Полина и Павел встречались иногда на деревенских сходах.
Садились они рядом, но все время молчали. Хотя он был человеком
разговорчивым, и она была бойкой на людях.
Об одном эпизоде они всю жизнь оба вспоминали, но тайно, каждый
про себя. В тот год, после школы, они были на сенокосе. Павел
среди косарей, Полина - с бабами собирали, перекладывали и
ворошили, теребили, поправляли, шебуршили подсыхающую траву. Но
вот отзвенел сенокос, высушились травы. Настало время
сеноуборочных работ. И потянулись обозы сначала в колхозное
хранилище, а затем и на сеновалы. И вот укладывать сено на
телегу им выпало вместе. Так распорядились старшие. Им подавали
на вилах сено, а они граблями утрамбовывали его наверху. Потом
увязали сено в огромный стог. Лошадь шлепнули по крупу и она,
зная дорогу домой, повезла воз; а Поля с Пашей, распаренные
работой, улеглись наверху огромного стога. От травяного аромата
и от близости у каждого кружилась голова. Оба лежали широко
раскинув руки и слегка соприкасаясь пальцами. Оба глядели в небо.
Над ними плыли легкие белые облака. И казалось, что в жизни у
них все будет светло, легко и радостно. У Поли трепетало сердце,
она ждала и боялась, что Паша вот-вот обнимет ее. Но Паша не
решился. Ему стало жаль ее. Вот об этом-то с замиранием сердца и
сладкой болью вспоминали они иногда; вспоминали так, что
перехватывало даже дыхание.
Всю жизнь у Поли была одна отрада, одна отдушина, заглушающая
все душевные волнения и боли - цветы. Никто больше в деревне не
разводил их. Цветы любила разные и разного цвета. Но больше
всего тянуло Полю к цветам белого, желтого, оранжевого и
красного цветов. Особенно ей удавались маки. Цвета маки были
красного, но с разными оттенками - от бордового до розового.
Пашиной Поле она часто дарила букеты
- украсить их дом. А со
временем, когда у маленькой Поли проявилась тяга, любовь к
цветам, Полина стала давать ей семена растений. А та выращивала
их и любовно ухаживала за ними. Палисадники возле их домов были
самыми яркими и приезжие всегда останавливались у этих цветников
полюбоваться.
Жили Полина и Павел долго, до пятидесяти девяти лет. И умерли
они в один год. Могилки их на деревенском кладбище располагались
рядом. И на обоих росли одинаковые цветы. Особенно радостными
были маки. Большущие маки. Цветы - праздник.
Тоска
Незнакомая оглушительная тишина навалилась вдруг и я проснулся.
Грусть и печаль притихли в углах дома.
Сразу стало одиноко и пусто.
От чего это?
Я открыл глаза. За окном серело.
Мой взгляд коснулся стены. На нее сыновья повесили привезённые
большие круглые часы. Такие большие, что даже без очков, чуть
прищурившись, я вижу цифры и стрелки.
Четыре утра. Рано… очень рано…
Что же разбудило меня?
Жена открыла и закрыла дверь. Сделала два-три шага на крыльце.
Но эти шорохи не могли разбудить. Они привычны.
Перемена погоды? Нет, не похоже.
А, вот что. Я понял: ребята уехали.
Вчера они заходили попрощаться. В руках у них были березовые
веники. Сказали, что идут в баню, а потом, часа в три, поедут.
Пока трасса пустынна и довольно светлы ещё ночи.
Значит, уехали. Каждый на своей машине.
Быстро у них все выходит.
Вот в том году. С инсультом скорая увезла меня. В момент
приехали. Организовали массажиста мне, логопеда. Каждый день те
приходили в больницу ко мне. Мяли меня, слова произносить учили.
Помучился, но речь восстановилась, рука заработала. Вот ногу
приволакиваю. И только…
А сейчас, в этот раз.
Жены их вместе укатили в Египет, что ли? Не согреются они, мол,
тут, на Беломорье. Да, морошка, брусника и клюква им стала не по
нутру. Картошка им тоже не по нраву. Потом у всех здесь эти…
сапоги. Не город ведь! Все им мешает, все раздражает…
А детей определили в оздоровительный лагерь в Анапе.
Приехали сыновья на пару недель. Заказанные ими оцилиндрованные
бревна тут же пришли. Собрали дом. Пожужжали
электроинструментами и … готово. А я бы все тюкал и тюкал бы.
Шибко много мы с ними не говорили. Только рядом все время
чувствовалось свое, такое родное…
Дом полон жизни был. И вот…
Заскучаешь тут…
А дом они поставили без фундамента
- на скале, что в огороде
бельмом выпучивалась. В детстве они с нее прыгать любили. И вон
как на пользу обернули.
В дом новый заходил, но был там каким-то лишним. Дом пустой,
неотзывчивый, непривычный.
Не обжит он… Без уюта…Чужой…
Сосна, а запаха смолистого нет, - пропитка бревен, видать, все
убила.
Сыновья говорят, надумаем из старого перебраться
- сосед Федор
все перетащит. Они договорились…
Ну, что же, надо вставать. Что лежать-то! Пора! Пора вставать
и одеваться! Привезенная рубаха на мне сидит пока твердо как
фанера. Не облеглась!
Скрипнул дверью. На крыльцо вышел.
На улице светло.
На телеграфном столбе сидит чайка и противным голосом портит
утро.
Прошел к морю. Сплошная гладь на воде, ни морщинки. Рассвет
пролил в море голубую и розовую краски.
Лодочка застыла на своем отражении, не шелохнется. Еще сшита
мною много лет назад. Легка на воде, как перышко. Это и на глаз
видно: середка, казалась, притопленной, а нос и корма вздернуты
вверх.
Скоро поднимется солнце и будет, отражаясь в воде, сильно
слепить глаза.
Одиноко и пусто кругом
- до горечи.
И дом наш стал голым, а мы какими-то брошенными.
Тоска…
© В.Бохов