ВОЗВРАТ                                       

   
 Февраль 2014, №     

 
 
Литературоведение________________     
                                                                              Анна Фалилеева       
 

                                         Дорога, идущая «безостановочно вперед»
                                  
 Разрозненные мысли о романе Бориса Пастернака

      

              Десятая часть романа «Доктор Живаго» под названием «На большой дороге» начинается с удивительной фразы: «Стояли города, села, станки». И дальше: «Тракт…, как хлеб, разрезал города пополам ножом главной улицы, пролетал не оборачиваяь, раскинув далеко позади шпалерами выстроившиеся избы, или выгнув дугой или крюком внезапного поворота».
Не в первый раз на широком просторе русского романа возникает образ дороги. Оттого ли, что велика Россия, или видно с дороги объемнее, но и в «Путешествии из Петербурга в Москву», и в «Мертвых душах» ракурс один.
     Но для Пастернака дорога - не только способ ви`дения, это – символ. Дорога - судьба, наиболее широко - судьба России. Причем, это не бескрайний широкий путь, которому нет конца и итога, как у Гоголя, а замкнутый круг, кольцо, конец которого упирается в начало. Родившийся в Москве Юрий Живаго, в промежутке исколесивший множество дорог, в конце жизни возвращается в родной город. Ларисе Федоровне, сделавшей попытку уехать за границу, также суждено вернуться в город детства.
           
   Уже самые первые слова романа «Шли и шли и пели «Вечную память…» звучат как заклинание. Как приговор. Впредь нигде не найдет Юрий покоя. Уход его отовсюду фатален - он уезжает с войны, убегает из партизанского отряда, пешком уходит из Варыкино, даже перед смертью он успевает выйти из трамвая, который везет его на место новой службы, наконец-то после стольких мучений обещающей более или менее обеспеченную жизнь.
           
  Дорога у Пастернака, как и во всякой эпопее, - символ многозначный. Это дорога жизни и дорога истории, «ход веков» и просто тракт. Это существование во всем его многообразии, это и символ родины, застигнутой революцией. Через образ дороги Пастернак выражает свое ощущение единства мира, взаимосвязи людей. Поначалу внезапные совпадения встреч Живаго со знакомыми по рассказам или просто близкими людьми кажутся примененным в сказке допуском, условностью. Но когда все прошедшие перед нами судьбы сворачиваются в единый узел и жизнь одного человека оказывается зависимой от поступков другого, понимаешь, что в самом деле «только в плохих книжках живущие разделены на два лагеря и не соприкасаются. А в действительности все так переплетается!» Гармония, а Пастернак, как Пушкин, считает мир гармоничным, невозможна без материализованного образа единства судеб, понимание кровного родства всех героев друг с другом. В этом отношении роман Пастернака и в самом деле близок «Войне и миру» - эпопее Толстого (влияние взглядов Толстого-историка на Пастернака отметил Д.С.Лихачев). Но есть в их отношении к изображаемому, на мой взгляд, одна существенная разница - в мироощущении поэта намного больше иррационального, необъяснимого, неясного, чем во взглядах Толстого, которые отличаются цельностью, стройностью и осознанием итоговой рациональности истории. Разница эта, думается, объясняется особенностью российского катаклизма начала века - Пастернак в неопределенности разрушаемой революцией жизни ищет определенность и находит ее - в человеке: «Как мог он…среди такой бездны неопределенных знакомств не знать до сих пор такой определенности, как этот человек? Как не столкнула их жизнь? Как их пути не скрестились?» И если дорога несет в произведении в основном отрицательный заряд: коли провидение хочет испытать героев, оно заставляет их кочевать по весям и трактам, переживая физические и духовные страдания - то положительный герой Пастернака - это красота, главным образом, красота природы.
              
 Прекрасное - один из самых важных символов поэзии и прозы Пастернака. В одном из стихотворений Живаго есть такая строчка: «Корень красоты - отвага». «Красивое, по Пастернаку, - природное, естественное, человечное. Истинная гармония и правда могут быть только в органичном: «…то, что называется ходом истории, он представляет себе совсем не так, как принято, и ему она рисуется наподобие жизни растительного царства», - пишет автор о своем герое. Совершенно особую роль в романе - и это также делает его единственным в своем роде - играет Солнце. Это не символ в принятом значении слова: он не обозначает ничего конкретного или обобщенного, Солнце Пастернака - лирический герой, сама непредсказуемость и естественность, в то время как дорога - рок, неизбежность и обреченность. Поэтому и сталкиваются в «Докторе Живаго» «интересы революции и существование солнечной системы», что «жизнь…сама…непрерывно себя обновляющее, вечно себя перерабатывающее начало, она сама вечно себя переделывает и претворяет, она сама куда выше…теорий». В одушевлении природы, во взаимосвязи ее с героями и заключено новаторство Пастернака как прозаика. Соучастие Солнца в действии вносит нотку иррационального, немного тревожного, странного: «Он с признательной радостью отметил, что Солнце не торопит его». Казалось бы, если обозначить одушевление природы «пантеистическим созерцательством» Пастернака и отнести сюда свойство «всякой живой твари…ясным русским языком» говорить с дочерью Лары и Живаго, проблема будет решена. Но, повторяю, это не странности романиста, это его особенность.
               У Пастернака нет ничего общего с мирным описанием природы у Тургенева и со строго классической архитектоникой Толстого, рассказывающего о вполне естественной смене состояний дуба, увиденном князем Андреем. В понимании природы поэт отличается от них тем, что видит в ней не пассивную силу, холодную и равнодушную, какой она представлялась и Пушкину, а действенную, добрую, участливую, мудрую («…только природа оставалась верна истории…) Мало того, он создает образ женщины, который как бы олицетворяет собой природное начало. О ней сразу после разлуки, обещающей стать вечной, твердит Живаго помимо воли: «Закатилось мое солнце ясное». Сама любовь Лары и Юрия освящена естеством жизни: «Они любили друг друга потому, что так хотели все кругом: земля под ними, небо над их головой, облака и деревья».
              По-особому описано в романе схождение жизненных дорог Лары и Юрия. Две половины мира постепенно смыкаются, творец находит свою тему, блуждающий в потемках и поисках слов находит выход в органике поэзии, жизнь приобретает смысл. Д.С.Лихачев увидел в образе Ларисы Антиповой Россию. Действительно, ее судьба - во многом судьба России, и любовь к ней в сердце Живаго-творца равновелика чувству родины. Но поэтический ритм схождения этих двух натур, а также тот факт, что Юрий начинает писать стихи только с появлением Ларисы, наводит на мысль и о другом: Лариса Федоровна - это Муза Живаго, а попросту говоря, Жизнь, столь многогранная , сколь и любимая им. В описаниях ее черт и черточек присутствует та же ощутимая до материальности звучность, что и в описаниях природы. А руки героини - «большие, как душа», сравниваются с ветками рябины в снегу, рябина щедра, добра и спасительна для Юрия, как и руки Лары. Следовательно, жизнь и творчество - одно целое, выражающееся в радости существования. Вместе со своим героем Пастернак восклицает: «Как сладко жить на свете и любить жизнь! О как всегда тянет сказать спасибо самой жизни, самому существованию…Вот это-то и есть Лара…она их представительница, их выражение, дар слуха и слова, дарованный безгласным началам существования». С образом Лары связана одна из существенных сторон мировоззрения Пастернака - его отношение к жизни, как дару, счастью, радости, вопреки всему тяжелому, дурному, чудовищному. В конце романа читаем: «Счастливое, умиленное спокойствие за этот святой город и за всю землю, за доживших до этого вечера участников этой истории и их детей проникало их и охватывало неслышною музыкой счастья, разлившейся далеко кругом», - а, казалось бы, для радости повода нет - одни горе и смерть. Парадокс в том, что для творческого человека ощущение счастья от «чудотворства» жизни даже в смутные времена означает победу над силами смерти, преодоление мрака и неизбежность. Ведь у последнего пассажа «Доктора Живаго» есть продолжение и объяснение: книга доктора давала чувствам его друзей «поддержку и подтверждение».
                При сложившемся отношении Пастернака к революции он стремится к объективности. Он и героя своего как бы нарочно оберегает от расстрела, тюрем или ссылки. Взгляд Живаго на революцию и гражданскую войну не сторонне осуждающий, а заинтересованный, вдумчивый. Взгляд изнутри жизни. Одноплановость образов и однозначность оценок в высшей степени чужды роману. Одного и того же героя - к примеру, Гинца, - Пастернак описывает и с нескрываемой иронией, и с состраданием. При всем внешнем спокойствии, неторопливости и даже обыкновенности повествования автор не приемлет героев заурядных, рядовых, средних. Он занимается типами - аристократа, пришедшего в революцию (Гинц), рядового революции (Памфил Палых), анархиста (Галузин) и т.д. Разность описываемых персонажей, которые и составляют роман как эпопею, отнюдь не приводит к тенденциозности и предпочтению одного типа другому, что неизбежно при другом способе рассказа - автобиографическом, личном, лирическом. Не собой, «любимым», занят автор, не своими переживаниями. Согласно великой традиции русской прозы (а Пастернак, по своему глубокому убеждению, русский писатель, да разве может не русский писатель написать такое распевное причитание: «О Юра, Юра, милый, дорогой мой, муж мой, отец детей моих, да что это такое? Ведь мы больше никогда, никогда не увидимся?»), он рисует картину жизни с состраданием к каждой судьбе - единственной. Если «творчество и чудотворство» - одно, а «чудо есть Бог», значит любая жизнь божественна. Любая. Дорога судьбы, дорога - революции непосредственна сводит вместе доктора и Памфила Палых - жестокое пророчество сталинской эпохи. Это чудовище, к которому читатель вместе с Пастернаком тем не менее проникается состраданием, не гибнет - исчезает…Пастернаку важно понять, не кто и почему совершил революцию - это ясно и без объяснений, а как она вошла в сознание и быт людей, как изменила человека, что принесла ему, чем обделила. Принимая ее как реальность, Пастернак не принимает, не может принять отношения новой власти к человеку, отношения, исходящего из «органического», но ведущего к «самоограничению», а затем к «ограниченности». Всей историей русской, всей христианской верой своей в идеалы справедливости убежден поэт в том, что никакие залоги будущего рая не окупят несвободу и подавление личности. Если доктор Живаго понимал все это с самого начала: «…такие вещи живут в первоначальной чистоте только в головах создателей и то только в первый день провозглашения. Иезуитство политики на другой же день выворачивает их наизнанку», то Стрельникову, выросшему в той же среде, что и Живаго, пришлось постигнуть это ценой жизни. Оказалось, что «для того, чтобы делать добро, его принципиальности недоставало беспринципности сердца, которое не знает общих случаев, а только частные, и которое велико тем, что делает малое».
             Вместе с тем нельзя сказать, что Пастернак настаивает на абсурдности и беспочвенности революции. Если даже «революционность Стрельникова…выделялась своей подлинностью, фанатизмом, не напетым с чужого голоса, а подготовленным всею его жизнью и не случайным», то значит и революционность сама по себе не есть случайность. Поэт глубоко вникает в сущность революционности в поэмах «1905 год» и «Лейтенант Шмидт». Ему нравится, что ситуация в России обнажила разрыв между духовным и бездуховным: «Всё бытовое опрокинуто и разрушено». Вопрос в другом. А именно: «спасение не в верности форме, а в освобождении от нее». Поэтому даже при ясно выраженном стремлении автора идеализировать образ Стрельникова-Антипова (имею в виду сцену первой встречи с ним доктора) конец, финал его судьбы иным быть не может. Как не может оказаться невольным убийцей главный герой, стрелявший в противника вместе с партизанами (заметим, что эксперимент со стреляющим доктором несколько искусствен). Позиция превосходства силы, убежденности в правоте доктрины, мертвой уже потому, что - доктрина, чужда герою изначально: «Я не люблю правых, падавших, оступавшихся. Их добродетель мертва и малоценна».
            
Вдумаемся: Живаго - врач. Лекарь ран и болезней, воплощение человечности, сострадания. И одновременно поэт - созерцатель, свидетель, судия. Деятель и философ. - Интеллигент. Вот он говорит о том, что он - хороший диагност, а, кажется, что о себе как о поэте: «это и есть ненавистная интуиция, которой я якобы грешу, цельное, разом охватывающее картину познание». Поэт Живаго не по профессии. По рождению, схождению светил. В главе «Московское становище» описано совпадение «творчества и чудотворства» - момент поэтического озарения Живаго совпадает с редчайшей «ледяной темно-синею ясностью» в солнечный день. Земное и духовное сосуществуют в нем в девственном, гармоничном единстве.
              И все же Юрий Живаго одарен не собственно поэтическим даром, а даром жизни. Даже фамилия его говорит об этом - есть в ней что-то древнерусское, исконное, истовое. Вот сам же он замечает: «…талант в высшем широчайшем понятии есть дар жизни». Отношение героя к родине совпадает с отношением к природе, к существованию. Это даже не любовь, порой бессознательное чувство, а какое-то слияние. Всего лишь раз вскользь говорит Живаго о своем отношении к России, но достаточно исчерпывающе: «Взрослый мужчина должен, стиснув зубы, разделять судьбы родного края. По-моему, это очевидность». Но сама тема разрабатывается и дальше: сравниваются Юрий Андреевич и его дядя. Это были во многом близкие люди, «два творческих характера», но Николай Николаевич «…сознавал себя гостем в Москве и не желал расставаться с этим сознанием. Считал ли он при этом своим домом Петербург или какое-нибудь другое место, оставалось неясным. Ему льстила роль политического краснобая и общественного очарователя». Совсем иные отношения с Москвой у Живаго - он стремится туда всегда и неизменно, поэтому Москва - «родной город Живаго и половины того, что с ним случилось», является по сути «главною героиней в длинной повести».
           
 Живаго чужды сомнения в выборе поступков и средств достижения цели. В нем благодаря поэтическому таланту естественной гармонии с миром с детства было заключено чистое понятие совести, чести, любви. Вне этих понятий он немыслим.
            
 И вновь замкнулся круг - природа с нежностью приняла в себя Живаго: «Царство растений так легко себе представить ближайшим соседством царства смерти. Здесь, в зелени земли, между деревьями кладбищ, среди вышедших из гряд цветочных всходов сосредоточены, может быть, тайны превращения и загадки жизни, над которыми мы бьемся».
             Неразрывные с Юрием темы дороги и природы - революции и жизни получают завершение в двух образах в главе «Рябина в сахаре» В центре ее - дарующая спасение рябина и возвышенность с необычайно крутым обрывом - символ тупика. Именно на этой возвышенности происходит расстрел одиннадцати заговорщиков и двух санитаров. И как ни велико отвращение Пастернака к этим подонкам, как ни унизительны для человеческого достоинства их жалкие мольбы о прощении, он не забудет отметить: «Дольше всех дергался мальчик, Тереша Галузин», именно так - «мальчик Тереша», даром, что впоследствии он оказывается живым. Близость романа к классике выделяется явно во всех темах произведения. И все же так ли уж традиционно построение подглавок романа? Чуть ли не каждая из них, даже если ее содержание отвлеченно, - имеет в конце реальную деталь, даже действие, которое обозначает не только конец состояния, но и переход в новое. Это как бы связь картинок-изображений, в чем-то сходная с киномонтажом и, быть может, заимствованная у кинематографа. Да и сам автор писал о своем стиле так: "«Всю жизнь мечтал...об оригинальности сглаженной и приглушенной, внешне неузнаваемой и скрытой под покровом общеупотребительной и привычной формы"»..прозы. Может быть в этом заключается разгадка новаторства романа, написав который, поэт сказал:

                                                          Я весь мир заставил плакать
                                                         
Над судьбою страны моей.
      
                                                                        
                                                         © А.Фалилеева

 НАЧАЛО                                                                                                                                                                                                                                 ВОЗВРАТ

                                         Публикации и об авторе - в Тематическом Указателе в разделах
        
                                         
       
 "Литературоведение" и "Окно астролога"