Интермедия
четвертая:
«Одесса
была, есть и будет советской!»
Последние дни августа 1941 года
До трагедии евреев Одессы остается около месяца
Наша летопись приближается к финалу -
к последнему действию
уничтожения евреев Одессы.
Но прежде, чем рассказать об этой трагедии, нам еще
нужно завершить рассказ о тех днях, которые ей предшествовали. И не
только предшествовали, но и сыграли свою зловещую роль в превращении
нашего города на два с половиной года -
907 дней, 21.768 часов,
1.306.080 страшных
минут
- в «Город Антонеску».
Мы оставили Одессу в предыдущей, третьей по счету,
интермедии, 8 августа 1941-го.
когда румынские войска уже находились в 70-ти
километрах от города, когда город был уже полностью окружен с суши, и
единственной ниточкой, связывающей его с жизнью, было море.
По этой ниточке прибывали в Одессу войска, оружие,
боеприпасы. По этой ниточке вывозили
раненных, пленных и гражданское население, разумеется, тех, кто
«подлежал эвакуации». Одесский порт жил и работал днем и ночью,
круглосуточно, невзирая на почти непрерывную бомбежку.
С этого дня, с 8 августа 1941-го,
и начались те самые 73 дня, которые вошли в историю как «73 дня
героической обороны Одессы». Обороны, на алтарь которой одесситы
положили десятки тысяч жизней на передовой и в тылу, если наш город в
эти дни можно было назвать «тылом». Обороны, цель
которой никак не касалась сохранения этого уникального
города и, тем более, не касалась сохранения жизней его обитателей,
а была связана
исключительно с общим стратегическим контекстом войны.
Эту, так называемую «оборону», гораздо честнее было бы
назвать не «обороной», а «противостоянием врагу»:
истекающий кровью город
не давал возможности использовать его порт для подпитки рвущихся на
Кавказ германских дивизий и сковывал у своих стен большую часть
румынских воинских сил.
[1]
Мы уже писали, что Антонеску был абсолютно уверен, что к
10 августа Одесса будет в его руках и, по «доброте
души» даже обещал после захвата города
дать своим «доблестным войскам отдых».
И хотя приказ «Красной
Собаки» не был выполнен, линия фронта
все же существенно приблизилась к городу.
Последние дни августа 1941 года…
Стоит небывалая жара, и даже обычный морской бриз,
казалось, покинул Одессу.
Пожухли листья каштанов.
Цветочные клумбы заросли бурьяном.
Неподвижный воздух пропитан желтой каменной пылью и
запахом гари от непрекращающихся пожаров. Для их тушения нужна вода.
Много воды.
А вот воды, как назло, нет.
Ни для тушения пожаров, ни для домашних нужд, ни даже
для питья.
Город изнывает от жажды.
Румынская армия уже захватила Беляевку, и водонапорная
станция, снабжавшая Одессу водой Днестра, прекратила работу.
Сбывшееся пророчество
В Одессе всегда, с самого ее основания, не хватало
пресной воды
-
ведь в окрестностях Хаджибея,
где был заложен когда-то
наш город, не было ни рек, ни озер.
Странный такой парадокс: вокруг, куда ни кинь взор,
искрящаяся на солнце
манящая кружевом пены голубая вода - и нет глотка, чтобы утолить
жажду. Даже знаменитый гость наш Пушкин когда-то
«высказался» по этому поводу:
«Однако в сей Одессе влажной
Еще есть недостаток важный,
Чего б вы думали? Воды…»
Возможно, что именно этот парадокс создавал то особое,
можно сказать, мистическое чувство, которое испытывали одесситы к воде.
Словно кочевники-жители
пустыни, считавшие воду священным источником жизни.
Все градоначальники Одессы, начиная с Дюка де Ришилье,
стремились дать городу воду, превратить его в зеленый оазис, засадить
деревьями белой акации, платанами, каштанами…
Вначале копали колодцы.
Только за один 1797 год, на Молдаванке, звавшейся в те дни Водяной
балкой, было выкопано 20 колодцев. Добытую из них воду развозили по
городу на телегах, запряженных волами. Волы с трудом тащили тяжеленные
бочки вверх по Дальницкой улице. Свистели кнуты. Раздавались окрики:
«Цоб-цобе!»
За каждое ведро такой воды наши прапрабабушки платили по
10-15
копеек. Это было дорого:
фунт мяса в те давние дни
стоил всего 20 копеек.
Но вскоре на крутых морских обрывах обнаружились
выбивающиеся из-под
земли небольшие ручейки пресной воды. Ручейки были названы фонтанами, а
места их нахождения, соответственно: Большой Фонтан, Средний и Малый…
Фонтаны были не очень обильны, но вода в них по вкусу
была лучше колодезной. И в одесский жаргон прочно вошло выражение: «Это
не фонтан!» Вначале так презрительно отзывались о колодезной воде, а в
дальнейшем обо всем, что не по вкусу или же не по нраву.
Прошло еще сто лет, и в 1853-м
в Одессе, наконец, появился водопровод.
Его соорудил талантливый таганрогский купец Тимофей
Ковалевский.
Символом этого первого и достаточно несовершенного
водопровода была 45-метровая
водонапорная башня, украшавшая собой обрыв Большого Фонтана.

Башня Ковалевского
Одесса, 1918
Водопровод принес Ковалевскому славу. Но одесские
хозяйки невзлюбили эту подаваемую насосами, «машинную», по их словам,
воду, да и количество ее со временем стало уменьшаться.
Отцы города приняли решение строить новый водопровод.
Обсуждались два возможных проекта.
Один из них базировался на местных глубинных водах и,
фактически, представлял собой модернизацию водопровода Ковалевского, а
второй предлагал пригнать в Одессу воду Днестра.
«Залить»
днестровской водой город
бралась одна достаточно известная бельгийская фирма, за которой стояли
нешуточные деньги и громкие голоса богатых немецких колонистов,
мечтавших увеличить свои богатства за счет продажи земельных участков
под новый водопровод.
За местную глубинную воду ратовали одесские
сахарозаводчики и фабриканты. «Какой вкус,
- вопрошали они, -
может быть у
днестровской воды, текущей через густонаселенные районы Бессарабии и
унавоженные
свиньями поля немецких колоний? Кто защитит одесситов от
занесенной с этой водой в город холеры, или, не дай Бог, чумы?»
Война шла не на шутку. И, как мы слышали от своих
бабушек, немалую роль в этой войне играла «еврейская карта», или, как
здесь говорили, «бродские и высоцкие».
«Все
эти бродские и высоцкие»,
-
волновался Привоз.
-
«можно
подумать, у них печенка болит за нашу воду!»
Шуму было много, и отцы города,
побоявшись прослыть
прихвостнями «бродских и высоцких»,
а, может быть и по какой
другой, еще более «веской»,
причине, проголосовали за
днестровскую воду.
Разоренный вконец Ковалевский поднялся на вершину своей
проклятой башни и бросился вниз на прибрежные скалы.
А в начале
сентября 1873 года на Соборной площади состоялось торжественное открытие
водопровода «Днестр-Одесса». Вокруг специально сооруженного фонтана
собрались тысячи взволнованных одесситов. Под звуки марша из фонтана
взметнулась струя днестровской воды. Ее встретили, как положено,
аплодисментами и криками «Ура!»
Но история создателя первого водопровода Тимофея
Ковалевского на этом не заканчивается.
Говорят, что Ковалевский перед смертью написал письмо
-
обращение к предавшим его
одесситам. В этом письме он, якобы, предсказывал, что «Одесса еще не раз
пожалеет о том, что пьет чужую днестровскую воду».
Кто знает, существовало ли такое письмо в
действительности, или это одна из одесских баек. Только «предсказание»
Ковалевского сбылось.
Сбылось в самый неподходящий момент:
в жаркие дни августа 1941
года.
В тот вечер, 19 августа 1941-го,
румынская армия почти без боя вошла в Беляевку,
и подача днестровской
воды прекратилась.
Ну вот
-
как будто бы все просто:
станцию захватили и воду перекрыли.
Ан, нет! Оказывается и этот незначительный (в масштабах
всей Второй Мировой войны!) эпизод имеет, как многие эпизоды этой войны,
с десяток различных
версий и инсинуаций. Это и слухи о том, что обслуживающий персонал
водонапорной станции покинул ее еще до захвата, 11 августа, и именно с
этого дня прекратилась подача воды в город. Это и туманный намек о каком-то
инженере - предателе, якобы, лично
отключившем воду.
Это и героическая история о группе отважных советских
десантников, отбивших у врага станцию и давших изнывающему от жажды
городу воду на несколько суток. Это и, наконец, несусветный бред о том,
что в городе вообще не было проблемы воды, так как все его нужды вполне
удовлетворяли колодцы.
Так или иначе, но в эти дни в Одессе были введены
специальные именные карточки на воду.