ВОЗВРАТ                                       

   
  
Август 2013, №8    
   

      Документальное исследование____                              Яков Верховский, Валентина Тырмос    

  

        «ГОРОД  АНТОНЕСКУ»                                

Предыдущая публикация - 6 2013г.       

 

 «Кровавый пес стучится в наши двери,            
Стремится город солнечный занять.                
Не быть в Одессе бешеному зверю,                 
В ее садах и парках не гулять!»                        

Газета «Ворошиловский залп», 16 сентября, 1941г.     
 

                            Интермедия четвертая:

                                 «Одесса была, есть и будет советской!»

 

Последние дни августа 1941 года
До трагедии евреев Одессы остается около месяца


             Наша летопись приближается к финалу - к последнему действию уничтожения евреев Одессы.
            Но прежде, чем рассказать об этой трагедии, нам еще нужно завершить рассказ о тех днях, которые ей предшествовали. И не только предшествовали, но и сыграли свою зловещую роль в превращении нашего города на два с половиной года -
907 дней, 21.768 часов, 1.306.080 страшных минут - в «Город Антонеску».
             Мы оставили Одессу в предыдущей, третьей по счету, интермедии, 8 августа 1941-го. когда румынские войска уже находились в 70-ти километрах от города, когда город был уже полностью окружен с суши, и единственной ниточкой, связывающей его с жизнью, было море.
            По этой ниточке прибывали в Одессу войска, оружие, боеприпасы. По этой ниточке вывозили раненных, пленных и гражданское население, разумеется, тех, кто «подлежал эвакуации». Одесский порт жил и работал днем и ночью, круглосуточно, невзирая на почти непрерывную бомбежку.
           С этого дня, с 8 августа 1941-го, и начались те самые 73 дня, которые вошли в историю как «73 дня героической обороны Одессы». Обороны, на алтарь которой одесситы положили десятки тысяч жизней на передовой и в тылу, если наш город в эти дни можно было назвать «тылом». Обороны, цель которой никак не касалась сохранения этого уникального города и, тем более, не касалась сохранения жизней его обитателей, а была связана исключительно с общим стратегическим контекстом войны.
            Эту, так называемую «оборону», гораздо честнее было бы назвать не «обороной», а «противостоянием врагу»: истекающий кровью город не давал возможности использовать его порт для подпитки рвущихся на Кавказ германских дивизий и сковывал у своих стен большую часть румынских воинских сил.
[1]
             Мы уже писали, что Антонеску был абсолютно уверен, что к 10 августа Одесса будет в его руках и, по «доброте души» даже обещал после захвата города дать своим «доблестным войскам отдых». И хотя приказ «Красной Собаки» не был выполнен, линия фронта все же существенно приблизилась к городу.

              Последние дни августа 1941 года…
              Стоит небывалая жара, и даже обычный морской бриз, казалось, покинул Одессу.
              Пожухли листья каштанов.
              Цветочные клумбы заросли бурьяном.
         
 Неподвижный воздух пропитан желтой каменной пылью и запахом гари от непрекращающихся пожаров. Для их тушения нужна вода. Много воды.
              А вот воды, как назло, нет.
             Ни для тушения пожаров, ни для домашних нужд, ни даже для питья.
             Город изнывает от жажды.
            Румынская армия уже захватила Беляевку, и водонапорная станция, снабжавшая Одессу водой Днестра, прекратила работу.
 

                                                           Сбывшееся пророчество

            В Одессе всегда, с самого ее основания, не хватало пресной воды - ведь в окрестностях Хаджибея, где был заложен когда-то наш город, не было ни рек, ни озер.
              Странный такой парадокс: вокруг, куда ни кинь взор, искрящаяся на солнце манящая кружевом пены голубая вода - и нет глотка, чтобы утолить жажду. Даже знаменитый гость наш Пушкин когда-то «высказался» по этому поводу:

                                                          «Однако в сей Одессе влажной
                                                            Еще есть недостаток важный,
                                                            Чего б вы думали? Воды…»

             Возможно, что именно этот парадокс создавал то особое, можно сказать, мистическое чувство, которое испытывали одесситы к воде. Словно кочевники-жители пустыни, считавшие воду священным источником жизни.
             Все градоначальники Одессы, начиная с Дюка де Ришилье, стремились дать городу воду, превратить его в зеленый оазис, засадить деревьями белой акации, платанами, каштанами…
              Вначале копали колодцы.
             Только за один 1797 год, на Молдаванке, звавшейся в те дни Водяной балкой, было выкопано 20 колодцев. Добытую из них воду развозили по городу на телегах, запряженных волами. Волы с трудом тащили тяжеленные бочки вверх по Дальницкой улице. Свистели кнуты. Раздавались окрики: «Цоб-цобе!»
             За каждое ведро такой воды наши прапрабабушки платили по 10-15 копеек. Это было дорого: фунт мяса в те давние дни стоил всего 20 копеек.
            Но вскоре на крутых морских обрывах обнаружились выбивающиеся из-под земли небольшие ручейки пресной воды. Ручейки были названы фонтанами, а места их нахождения, соответственно: Большой Фонтан, Средний и Малый…
             Фонтаны были не очень обильны, но вода в них по вкусу была лучше колодезной. И в одесский жаргон прочно вошло выражение: «Это не фонтан!» Вначале так презрительно отзывались о колодезной воде, а в дальнейшем обо всем, что не по вкусу или же не по нраву.
              Прошло еще сто лет, и в 1853-м в Одессе, наконец, появился водопровод.
              Его соорудил талантливый таганрогский купец Тимофей Ковалевский.
          
 Символом этого первого и достаточно несовершенного водопровода была 45-метровая водонапорная башня, украшавшая собой обрыв Большого Фонтана.
 

                                                             

                                                              Башня Ковалевского
                                                       
             Одесса, 1918

          Водопровод принес Ковалевскому славу. Но одесские хозяйки невзлюбили эту подаваемую насосами, «машинную», по их словам, воду, да и количество ее со временем стало уменьшаться.
              Отцы города приняли решение строить новый водопровод.
              Обсуждались два возможных проекта.
             Один из них базировался на местных глубинных водах и, фактически, представлял собой модернизацию водопровода Ковалевского, а второй предлагал пригнать в Одессу воду Днестра.
            «Залить» днестровской водой город бралась одна достаточно известная бельгийская фирма, за которой стояли нешуточные деньги и громкие голоса богатых немецких колонистов, мечтавших увеличить свои богатства за счет продажи земельных участков под новый водопровод.
           За местную глубинную воду ратовали одесские сахарозаводчики и фабриканты. «Какой вкус, - вопрошали они, -
может быть у днестровской воды, текущей через густонаселенные районы Бессарабии и унавоженные свиньями поля немецких колоний? Кто защитит одесситов от занесенной с этой водой в город холеры, или, не дай Бог, чумы?»
             Война шла не на шутку. И, как мы слышали от своих бабушек, немалую роль в этой войне играла «еврейская карта», или, как здесь говорили, «бродские и высоцкие».
            «
Все эти бродские и высоцкие», - волновался Привоз. - «можно подумать, у них печенка болит за нашу воду!»
             Шуму было много, и отцы города, побоявшись прослыть прихвостнями «бродских и высоцких», а, может быть и по какой другой, еще более «веской», причине, проголосовали за днестровскую воду.
             Разоренный вконец Ковалевский поднялся на вершину своей проклятой башни и бросился вниз на прибрежные скалы.
             А в начале сентября 1873 года на Соборной площади состоялось торжественное открытие водопровода «Днестр-Одесса». Вокруг специально сооруженного фонтана собрались тысячи взволнованных одесситов. Под звуки марша из фонтана взметнулась струя днестровской воды. Ее встретили, как положено, аплодисментами и криками «Ура!»
            Но история создателя первого водопровода Тимофея Ковалевского на этом не заканчивается.
              Говорят, что Ковалевский перед смертью написал письмо
- обращение к предавшим его одесситам. В этом письме он, якобы, предсказывал, что «Одесса еще не раз пожалеет о том, что пьет чужую днестровскую воду».
            Кто знает, существовало ли такое письмо в действительности, или это одна из одесских баек. Только «предсказание» Ковалевского сбылось.
              Сбылось в самый неподходящий момент: в жаркие дни августа 1941 года.
              В тот вечер, 19 августа 1941-го, румынская армия почти без боя вошла в Беляевку, и подача днестровской воды прекратилась.
               Ну вот
- как будто бы все просто: станцию захватили и воду перекрыли.
              Ан, нет! Оказывается и этот незначительный (в масштабах всей Второй Мировой войны!) эпизод имеет, как многие эпизоды этой войны, с десяток различных версий и инсинуаций. Это и слухи о том, что обслуживающий персонал водонапорной станции покинул ее еще до захвата, 11 августа, и именно с этого дня прекратилась подача воды в город. Это и туманный намек о каком-то инженере - предателе, якобы, лично отключившем воду.
             Это и героическая история о группе отважных советских десантников, отбивших у врага станцию и давших изнывающему от жажды городу воду на несколько суток. Это и, наконец, несусветный бред о том, что в городе вообще не было проблемы воды, так как все его нужды вполне удовлетворяли колодцы.
              Так или иначе, но в эти дни в Одессе были введены специальные именные карточки на воду.

                          

                                                                   Карточка на воду
                                                               
 Одесса, август 1941

             Теперь, точно так же, как в давние времена, воду стали развозить по городу в бочках. Только не на волах, а на лошадках, вызывающих у нас, одесских детей, большой интерес и потому, видимо, оставшихся в памяти.
            К каждой бочке с раннего утра выстраивалась длиннющая очередь с ведрами, чайниками, бидончиками - женщины, дети, седые старушки с принесенными из дома раскладными стульчиками…
              Когда раздавался сигнал воздушной тревоги, очередь разбегалась, но ведра, чайники и бидончики так же, как и раскладные стульчики, оставались на своих местах, сохраняя хозяевам драгоценное место в очереди.

 
                              
                                                                   Очередь «за водой»
                                                                   Одесса, август 1941

             И пусть уж простят нас «историки», утверждающие, что город в те дни не страдал от жажды, мы все же свидетели - мальчик Янкале и сам не однажды стоял в этих бесконечных очередях за водой, правда, по малости лет не с ведром, а с бидончиком. С тем самым эмалированным бидончиком, с которым еще так недавно ходил с бабушкой Слувой на знаменитую улицу Костецкую, где дородные молдаванские тетки все еще держали коров и продавали парное молоко.

ИЗ ДНЕВНИКА АДРИАНА ОРЖЕХОВСКОГО

             13 августа. События разворачиваются шибким темпом.
             Вчера весь день где-то далеко беспрерывно доносился гул выстрелов, довольно часто налетали самолеты и тотчас подымается со всех сторон стрельба. Публика в таких случаях шарахается во все углы и ворота.
            На Пересыпи и Слободке у всех выходов моста сделаны заграждения из камня, железа и балок…
              В городе паника.
              Вчера все магазины, не говоря о продуктовых, забиты покупателями. Сотни и сотни в длинных очередях. Расхватывают мануфактуру, обувь, костюмы и даже очередь за косметикой…
              Хлеб достается с трудом…
            Базары совершенно пусты, мяса нет. Овощи исчезли, некому и нечем привезти. Положение ухудшается буквально часами.
              Со вчерашнего дня выдают воду по норме ½ ведра на душу. [2]
 

                                                              Балласт - за борт!   

            Введение карточек на воду совпало с еще одним знаковым событием в эпопее обороны Одессы: 10 августа 1941 года по решению Ставки Верховного Главнокомандования осажденный город, оказавшийся в глубоком тылу противника, получил статус отдельного оборонительного района - ООР. [3]
           В состав ООР вошла Приморская армия и Одесская военно-морская база с приданными ей кораблями Черноморского флота. И поскольку обороноспособность города теперь целиком и полностью зависела от флота, командующим района был назначен флотоводец - контр-адмирал Гавриил Жуков. Тот самый Жуков, который уже три года командовал одесской военно-морской базой и только на прошлой неделе, 5 августа 1941-го, стал начальником военного гарнизона. Ситуация, как говорит Адриан Оржеховский, «ухудшалась буквально часами».
              Высшим и единственным органом власти в городе теперь стал Военный совет, в составе того же контр-адмирала Жукова, дивизионного комиссара Приморской армии Воронина и прибывшего в эти дни из Севастополя на крейсере «Красный Кавказ» бригадного комиссара Азарова.
           Власть Военного совета не ограничивалась никакими рамками и включала применение высшей меры наказания.
               Чуть что - расстрел на месте!
              Совет подчинялся формально командующему Черноморского флота вице-адмиралу Октябрьскому, а фактически, напрямую, Москве - Ставке Верховного Главнокомандования, что явно свидетельствовало о важности обороны Одессы в общем стратегическом контексте войны.
               Приказ Ставки гласил: «Одесский район оборонять… до последнего бойца…»
                                                                               
           [ЦВМА СССР, ф.204, д.6772, л.2]

             По вполне понятным причинам мы не можем здесь привести этот приказ полностью. Но один из его пунктов вызывает особенный интерес.
             Это пункт, касающийся эвакуации:
             «Все ненужное для обороны эвакуировать.
             Эвакуацию проводить во всех случаях с разрешения контр-адмирала Жукова…»

            Другими словами, только командующий ООР, контр-адмирал Жуков, имеет право решать, «что» следует эвакуировать, а «что» следует оставить в городе, когда «противостояние врагу» будет уже бесполезным и Одессу сдадут врагу.
           Впрочем, в те августовские дни речь уже не шла об эвакуации промышленных предприятий, ценностей Госбанка или запасов продуктов питания. Все это давно было вывезено, да и советско-партийной элиты в городе уже, фактически, нет.
           Оржеховский: «29 июля. Жизнь в городе почти совсем замерла. Уже не видны вереницы убегающих людей со своими пожитками, не мчатся военные грузовики с грузом, как будто все или почти все эвакуировались.
            
Главные заводы уехали давно. Соль нашей земли - коммунисты, давно подмазали пятки и благополучно улизнули. По этому поводу всюду и везде возмущенные разговоры».          
           Сегодня вывозят то, что не успели вывезти за прошедших полтора месяца: металлолом, паровозы, тендеры, вагоны…
              Упакованный в специальные контейнеры металлолом загружают в трюмы судов до их полного заполнения. Паровозы и тендеры, в основном, перевозят на плавучих доках, но нередко их устанавливают и на палубах судов.
               Так что, для эвакуации оставшегося населения места почти не остается.
             Не успевший выехать контингент «подлежащий эвакуации» помещают в межпалубном пространстве - на «твин-деке», или на верхней навесной палубе - «бридж-деке», предназначенном для штурманской и рулевой рубок.
            Как явствует из наших расчетов, проведенных на базе рапортов Управления Черноморского пароходства, с 8 июля 1941 года, когда началась эвакуация из Одессы, и до 31 августа 1941-го, официальным порядком было эвакуировано 240.992 человека. В июле это число составляло 153.280 человек, а в августе всего 87.712.
              Сокращение числа эвакуируемых было вызвано тем, что в июле из 153.280 человек 95.310 было вывезено сухопутным путем, а в августе, когда кольцо вокруг города стало сжиматься, это число составило всего 39.962. Что касается эвакуации морем, то, несмотря на постоянное увеличение числа судов, она оставалась, примерно, на одном и том же уровне: 57.970 человек в июле и 58.000 в августе, то есть около 1.870 человек в сутки.
              Такая сравнительно небольшая для 600-тысячного города, пропускная способность порта требовала тщательной селекции (не побоимся этого слова!) эвакуируемых, дабы не сумели проникнуть в их число лица, «не подлежащие эвакуации» или, еще хуже, представляющие собой «балласт». И не случайно эвакуация по приказу Ставки Верховного Главнокомандования проводилась только с разрешения контр-адмирала Жукова. Именно он, опытный морской волк, должен был решать, кто «подлежал», а кто «не подлежал эвакуации». А кто вообще должен был быть причислен к «балласту».
              «Балласт» следовало «сбросить» с терпящего бедствие корабля.
             «Балласт» должен был остаться в городе, который был обречен и, фактически, уже и сегодня почти не пригоден для человеческой жизни.
            «Балласт» должен был остаться в городе, из которого все продукты питания были вывезены, в котором уже и сегодня нет питьевой воды, а завтра не будет и электричества - ведь перед отступлением электростанцию наверняка взорвут.
              О том, кто именно был причислен к «балласту», мы уже говорили.
              «Балласт» - это люди не нужные никому - ни фронту, ни тылу.
              «Балласт» - это, в первую очередь, старики, инвалиды, дети…
              «Балласт» - это мы!
              Мы остаемся в Одессе…

 
                                                       Но время еще не пришло…  

             А в осажденном городе уже совсем опустели полки в продуктовых магазинах, и чтобы «достать» буханку хлеба, нужно занимать очередь, как на воду, с ночи.
              Одесса начала волноваться.
              Под удар встала возможность «противостоять врагу».
           
 И тогда Военный совет ООР принял одно из самых важных своих решений: для установления порядка вернуть в Одессу «хозяина» города - первого секретаря обкома партии товарища Колыбанова, который с начала войны исполнял обязанности члена Военного совета 9-й армии Южного фронта.
              Считалось, что только он, только Колыбанов, своей железной рукой, мог успокоить темпераментных одесситов и навести порядок в городе.
               Колыбанов прибыл в Одессу 21 августа 1941-го.
               Вот как о его появлении вспоминает бригадный комиссар Азаров:
             «Он вошел, оживленный, шумный. Реглан распахнут. На фуражке красноармейская звездочка…»
[4]
              Его тут же ввели в состав Военного совета ООР, и в тот же день в одесской газете «Большевистское знамя» появилось то самое, знаковое обращение обкома партии к гражданам Одессы:

ИЗ ОБРАЩЕНИЯ ОБКОМА ПАРТИИ

               Товарищи! Враг стоит у ворот Одессы…
               В опасности наш родной солнечный Город!..
               В опасности жизнь наших детей, жен, матерей!..
               Защита родного Города - это кровное дело всего населения…
               Больше организованности, никакой паники, никакой растерянности!
               Деритесь за каждую пядь земли своего Города!..
               ОДЕССА БЫЛА, ЕСТЬ И БУДЕТ СОВЕТСКОЙ!
                                                           Газета «Большевистское знамя», 21 августа 1941

              Вот так, с подачи Колыбанова, и появился он, этот крылатый лозунг: «Одесса была, есть и будет советской!»

 
                                    
                                                   «Одесса была, есть и будет советской!»
                                                                  Одесса, август 1941

              Этот лозунг растиражируют все одесские газеты, он будет расклеен на стенах домов, на афишных тумбах, он будет повторяться, как «мантра», во всех радиопередачах, во всех речах и беседах агитаторов.
              Он будет повторяться до самого конца, до 16 октября 1941-го, когда свершится то, что должно было свершится, что было известно заранее, что было предопределено.
              До того страшного часа, когда в предрассветной мгле последний советский корабль отдаст швартовы и примет курс на Севастополь.
               А мы останемся.
               Останемся в оставленной Одессе.


                                                    «Не хвались ты, Антонеску…»

             Между тем, Антонеску, как видно, «не знал», что «Одесса была, есть и будет советской», и на полном серьезе готовился к проведению грандиозного парада своей Победы. Естественно, в центре города. Естественно на Соборной площади.
              В тот самый день, 21 августа 1941-го, когда товарищ Колыбанов прибыл в Одессу, «Красная Собака» получил, наконец, от «мальчишки» - короля Михая I - так необходимый ему для парада его Победы чин маршала, а, заодно, и орден «Михая Витязула», и уже на следующий день отправился в Одессу.
              Ну, не в саму Одессу, конечно, а пока на станцию Выгода, где, как известно, в те дни располагался штаб 4-й румынской армии во главе с тогдашним ее командующим генералом Николае Чуперкэ.
              Выматерив, как следует, Чуперкэ, Антонеску приказывает ему: «Захватить Одессу… завтра».
             Завтра, 23 августа, в субботу, он, маршал Ион Антонеску, с орденом «Михая Витязула» на груди, въедет в поверженную крепость Одессу.
               Довольно проволочек - завтра он должен быть в Одессе.
               Он сам поведет свою доблестную армию в бой.
               Румынские войска начинают наступление по всему фронту.
            
 Эта ночь, с 22 на 23 августа 1941-го, была одной из самых тяжелых для нашего города.              
              И все могло бы на этом завершиться.
           
 Но Ставка, как видно, считала, что «время все еще не пришло» - на рассвете в Военный совет поступила радиограмма от Главнокомандующего Юго-Западного направления маршала Семена Буденного:
              «Еще раз приказываю Одессу не сдавать.
              Занятые позиции оборонять при любых условиях. Военный совет за выполнение этого приказа отвечает головой…»

              И Одессу не сдали.
              На этот раз не сдали.
              Великий парад Победы на Соборной площади не состоялся.
           
 Бои под городом продолжались и продолжались с большими потерями для обеих сторон.
             
Как сообщалось в сводке Совинформбюро за 23 августа 1941 года, «части Красной Армии, действующие на Одесском направлении, наносят румынам тяжелые потери…»
              Именно этого ждала от Одессы Москва.
             
Ценою жизни своих сынов, гибнущих в окопах на Дальнике, ценою жизни своих матерей, жен и детей, гибнущих под бомбами в городе, Одесса продолжала сковывать и перемалывать румынские дивизии.
            
 И цена эта еще удвоится и утроится, когда город сдадут, когда в кровавые лапы «Красной Собаки» попадут те, что были обречены.
              Такие, как мы, - «балласт».
             Разочарованный неудачами Антонеску вынужден был перенести день захвата Одессы с субботы, 23 августа, на понедельник - 25 августа.
             
 И снова неудача.
            
  Но хотя захватить Одессу не удалось, линия фронта еще на шаг приблизилась к городу. Одесский Оборонительный район, как бальзаковская «шагреневая кожа» с каждым днем сжимался, таял…
               Сегодня румыны вошли в село Чабанку и, установив там артиллерийскую батарею, с 30-километрового расстояния стали прямой наводкой обстреливать город и порт.
               Теперь снаряды рвутся прямо на улицах.
               Город стал фронтом.
 

                               

                                                                   Кольцо сжимается
                                                                   Одесса, август 1941

             Москва обеспокоена. Глава Генерального штаба Красной Армии маршал Шапошников отправляет в Севастополь командующему Черноморским флотом вице-адмиралу Октябрьскому суровую шифровку:
            «Сужение пространства Оборонительного района чревато опасностью для обороны Одессы. Необходимо потребовать от войск большей устойчивости в обороне…»
                                                                             [Выделено нами. Авт. ЦВМА. Ф. шт., д.884, л.139]

               Военный совет делает все возможное и невозможное для выполнения приказа Москвы - ведь он «отвечает головой».
                И это не пустые слова!
               На подступах к городу женщины и подростки, стирая до крови ладони, лопатами роют противотанковые рвы, устанавливают рельсовые «ежи». В городе на перекрестках улиц возводят баррикады - выворачивают брусчатку мостовых, наваливают мешки с песком.


                     

                                                              Баррикады на Дальницкой
                                                              Автор снимка Яков Халип
                                                                   Одесса, август 1941

               У источников воды установлена круглосуточная охрана. На крышах, на чердаках, у подъездов домов - круглосуточные дежурства.
               Бывший чекист Колыбанов действует по-чекистски.
            
 По постановлению бюро обкома партии во всех районах города организованы печально известные по 1937-му «тройки», с участием в каждой из них начальника районного НКВД, или районной милиции.
               Думается, нет нужды объяснять, что это означает.
              Для «поднятия духа» жителей истекающего кровью города по постановлению обкома партии возобновлена работа кинотеатров, в которых начали демонстрировать советские музыкальные комедии: «Волга-Волга», «Веселые ребята», «Подкидыш»…
           
  Заметьте, никак не «Профессор Мамлок» и не «Семья Оппенгейм», откуда, как считают некоторые историки, одесские евреи должны были почерпнуть сведения о грозящей им опасности.
            
 Еще одним источником таких «полезных» в данной ситуации сведений считается печально знаменитый митинг представителей еврейского народа, состоявшийся как раз в эти дни - 24 августа 1941 года в московском парке культуры и отдыха им. Горького.
             
 В этом, скажем прямо, необычном для советских времен, митинге приняли участие многие видные представители советской культуры и науки, евреи по национальности, в том числе Михоэлс, Эренбург, Маркиш…
               Все они выступали с речами.
               Было принято так же, как положено, обращение к мировому еврейству:
              «Братья-евреи во всем мире!.. Наш призыв несется к вам вместе с голосом невинной пролитой крови миллионов евреев. Наше слово несется к вам, как сигнал, взывающий к сопротивлению и мести…
               Пусть каждая минута ваша будет исполнена готовности к действию…
               Человечество освободится от коричневой чумы!
              
Ваш долг - помочь ее выжечь!..»
             
 Как и было задумано, митинг получил широкий отклик на Западе, в особенности в Англии и в США. Стенограмма его была издана в Нью-Йорке на английском и на идиш, тиражом в 100 тысяч экземпляров.
               Ну, а как же Одесса?
               Что знали о митинге одесситы?
             
 Если даже в тот день, 24 августа 1941-го, и была трансляция митинга по местному радио, если даже и промелькнула о нем какая-то информация в местных газетах, то наши мамы и бабушки были слишком заняты спасением нас, детей, от бомбежек. Слишком заняты «добычей» воды и хлеба насущного, в полном смысле этого слова, чтобы слушать по радио или читать в газетах что-нибудь, кроме коротеньких сводок о положении на фронтах. Что же касается более полной информации о происходящем, то к их услугам были лозунги на стенах домов и … агитаторы.
               Ох уж эти агитаторы!
               По приказу Колыбанова обком партии подготовил 1.800 агитаторов!
               Вооруженные специально изданным блокнотом «В помощь агитатору», объемом в 5 печатных листов, они высыпали на улицы и пошли по дворам, по квартирам, по бомбоубежищам, разъясняя «широким народным массам» обстановку. Успокаивая, убаюкивая и даже иногда развлекая подходящими к случаю частушками:

                                                             Не хвались ты, Антонеску,
                                                             И не жди хороших дней,
                                                             Не видать тебе Одессы,
                                                             Как своих свиных ушей…

              Люди, остающиеся в городе, должны быть уверены: Одессу не сдадут! Одесса всегда будет советской! Всегда! Всегда!
               Иначе…
               Иначе - паника, хаос, анархия…
               И невозможность выполнить приказ Москвы.
              Невозможность оборонять город «до последнего бойца», невозможность сдерживать 4-ю румынскую армию и предотвратить превращение одесского порта в подпиточный шланг для немецких дивизий.
              А Колыбанов уже идет дальше: по постановлению обкома с 25 августа в Одессе вводится карточная система на основные продукты питания. [5]
            
 Оржиховский: «25 августа. Сегодня получили карточки на хлеб по 400 гр. и 500 - работающим. Начинается почти голодовка, т.к. привоза никакого нет и кругом пустота. Страшные дни подходят.
            
 В газете сообщают, что наши по всей Бессарабии и Буковине все взорвали и уничтожили. Ожидают, что в случае нашего отступления и у нас взорвут электростанцию, мельницу и друг[ие] зав[оды], как это было в Бессарабии…»
               В процессе подготовки к введению карточек специальная комиссия взяла на учет все оставшееся в городе продовольствие. Результаты были неутешительны.
             
 Если не принимать в расчет имеющихся в наличии «800 тонн подсолнухов», то оставшиеся продукты могут обеспечить нужды населения Одессы максимум до 15 октября.
              Причем, крупы и растительных жиров хватит действительно до 15 октября, а вот муки и сахара - только до 1 октября.
               Аналогичное положение и с топливом: ни дров, ни угля, ни керосина на складах нет.
                Невероятно!
                Ведь в городе остаются люди!
                Идет зима, и они должны же как-то ее пережить!
             
  Оржиховский: «29 августа, 10 часов утра. Все то, что я писал до сегодня, по сравнению с настоящим моментом, сущие пустяки. Окна, двери и стены дрожат от неумолкаемого гула выстрелов. Это сплошной беспрерывный гром, ни на секунду неумолкаемый…
                Я пишу, а окна дребезжат. Но что дальше будет?
                Кто, в конце концов, останется жив, куда прятаться…
               
Очень боюсь, как-бы не полопались стекла и мы можем остаться с открытыми окнами на зиму…»
                Создается впечатление, что сроки сдачи Одессы уже предопределены!
                Последний срок - 15 октября 1941года.
                А дальше? Да, «после нас, хоть потоп»!
             
 Так это в действительности и произойдет: 16 октября 1941 года, на рассвете, последний советский корабль - флагманский крейсер «Червона Украина», с контр-адмиралом Жуковым на борту, отдаст швартовы и примет курс на Севастополь, и в тот же день, после полудня, в город войдут убийцы.
                И все начнется.
             
Сомнений в том, что, захватив Одессу, румынские варвары уничтожат всех оставшихся в городе евреев, как будто бы, не могло быть. И Сталин, и его ближайшие соратники, да и наша местная власть - Военный совет, контр-адмирал Жуков, с разрешения которого проводилась эвакуация, уважаемый товарищ Колыбанов, по приказам которого агитаторы «убаюкивали» население - все они прекрасно знали, что румыны, так же как немцы, убивают евреев на всех захваченных территориях. И наверняка понимали, что та же участь постигнет и евреев Одессы.
                Так, почему же они их не эвакуировали?
               
Почему, покидая город, не вывезли, не спасли от смерти хотя бы еврейских детей?
                Почему бросили их в Одессе на верную гибель?
                Почему НАС бросили?
               Ситуация настолько абсурдна, что невольно возникает мысль: а может быть, все-таки, НЕ знали?
               Не знали, несмотря на то, что произошло в Каунасе и Вильнюсе, в Белостоке и Минске? В Черновцах и Кишиневе?
               Несмотря на залитые кровью улицы Львова и горы трупов во рву цитадели Злочева?
               Может быть, все-таки не знали, несмотря на чудовищные свидетельства пленных и перебежчиков, несмотря на невероятные рассказы чудом вырвавшихся из ада евреев?
               Может быть, все-таки не знали, несмотря на то, что уникальная «осведомленность» Сталина давно уже стала «притчей во языцех»?


                                                   Что знал и чего не знал Сталин?

               Говорят, что Сталин знал «все».
              Перед Второй Мировой войной сталинская разведывательная паутина опутывала весь мир и включала, кроме двух профессиональных мощнейших разведок - Военной и Внешней, пограничную и дипломатическую разведки и еще особую тайную стратегическую разведку, так называемую «Разведку Бериа». [6]
               Весь этот конгломерат - более 300 легальных и нелегальных резидентур, огромное число агентов и бесконечное число источников - доставляли Сталину такой объем информации, каким не располагало ни одно государство мира.
               Историки часто сетуют: вот, дескать, параллелизм, дублирование, никому ненужное соперничество, разбазаривание средств…
                Ну и что, что параллелизм и дублирование?
                Ну и что, что соперничество?
                Именно так было задумано.
                Пусть соперничают.
             
  Это только помогает делу, позволяет сравнивать, проверять и перепроверять. Увеличивает объем информации, повышает ее надежность и достоверность.
              Сталин вникал в мельчайшие детали работы всех своих разведок и лично встречался не только с их руководителями и резидентами, но и с рядовыми шпионами-боевиками. Нередко эти боевики уходили «на дело» прямо из кремлевского кабинета Сталина.
              
Так в ноябре 1937-го Сталин «благословил» никому тогда еще не известного боевика Павла Судоплатова на ликвидацию руководителя ОУН Евгения Коновальца и даже «посоветовал» начинающему убийце использовать начиненную взрывчаткой коробку шоколадных конфет.
             
  Не будет преувеличением сказать, что в предвоенные дни Сталин знал буквально о каждом немецком солдате, прибывшем на советскую границу, о каждой огневой точке, включая размеры отрытого для этой точки котлована.
               Вот, полюбуйтесь - образчик получаемой им информации.
[7]

ИЗ РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОЙ СВОДКИ
ПОГРАНИЧНЫХ ВОЙСК НКВД УКРАИНЫ

16 января 1941

           27 декабря 1940 в немецкую часть г.Перемышль по железной дороге прибыл пехотный полк не установленной нумерации…
            28 декабря 1940 на автомашинах туда же прибыло около двух рот пехоты. Прибывшие разместились в казармах на Набережной улице…
            В м.Бабица между отдельными домами производится строительство ОГ [Огневой точки. - Авт.] Для этой цели отрываются котлованы 5х6, которые бетонируются…
           Железная дорога Холм-Ковель на участке от станции Дорогуск до линии границы немцами разбирается. Рельсы увозятся вглубь Германии…

            Начальник погранвойск НКВД УССР,
            генерал-майор Хоменко
            Зам. начальника 5-го отдела,
            майор Лебедев

             Так было перед войной.
             Но грянула война, и вся разведывательная сеть развалилась.
            Дипломаты и сотрудники торгпредств вернулись в Москву, а нелегалы в большинстве своем были уничтожены, частично Гитлером, а частично самим Сталиным. Что поделаешь - «отработанный материал»!
             И если в этой сентенции вы почувствовали невольный «вздох сожаления», то знайте, что этот «вздох» принадлежит нам, авторам. Потому что товарищ Сталин не имел обыкновения «вздыхать» по такому пустячному поводу.
             Итак, грянула война, и всю эту адову работу нужно было начинать заново - плести новую разведывательную паутину в совершенно новых, гораздо более сложных условиях.
             Для этих совершенно новых условий нужна была совершенно новая концепция. И Сталин ее нашел…
             Придумка возникла в тот, может быть, самый тяжелый, 7-й день войны: 28 июня 1941 года.
               Вечером этого дня Сталин получил сообщение о том, что пал Минск.
          
 Это событие шокировало весь мир и подтвердило прогнозы «злопыхателей», твердивших на каждом углу, что для разгрома большевистской России Гитлеру понадобится максимум три месяца.
              Это событие окрылило Гитлера и позволило ему уверовать в то, что в августе он будет в Москве.
               Это событие потрясло Сталина, особенно потому, что он неоднократно приказывал командующему Западным фронтом генералу армии Павлову ни при каких условиях не сдавать Минск: «... за Минск драться с полным упорством и драться вплоть до окружения…»
               Минск пал, и Сталин взял «Time out».
               Он должен был подумать и осмыслить ситуацию.
             
 В этот день, 29 июня 1941 года, как явствует из «Тетради записи посетителей», в Кремле приема не было.
               В этот день Сталин не проводил совещаний, не вызывал в Кремль ни генштабистов, ни наркомов, ни энкаведистов. Он провел весь этот день в своей кремлевской квартире, где в течение многих часов вместе с Молотовым готовил какую-то директиву.
               Эта важнейшая директива требует…
              Обратите внимание - не ставит задачу, не призывает, не указывает, а требует, именно требует!
               Требует от партийных и советских функционеров мобилизовать все силы народа на разгром врага и сводит всю сложнейшую проблематику войны к шести коротким пунктам: фронт и тыл, отступление и контрнаступление, необходимость борьбы против трусов и паникеров, и … организация партизанского движения.

ИЗ ДИРЕКТИВЫ
СОВНАРКОМА СССР И ЦК ВКП(б) № П509
29 июня 1941

             В занятых врагом районах создать партизанские отряды и диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии…
             Для руководства всей этой деятельност ать из лучших людей надежные подпольные ячейки и явочные квартиры в каждом городе, районном центре, рабочем поселке, железнодорожной станции, в совхозах и колхозах… [8]

             Вот она - новая концепция сталинской разведывательной паутины: партизанские отряды и диверсионные группы. Именно они, партизанские отряды и диверсионные группы, находясь в тылу противника, в каждом оккупированном городе, в каждом рабочем поселке, на каждой железнодорожной станции, будут теперь поставлять в Москву информацию, позволяя Сталину, как и прежде, как до войны, знать «все».
              Директива Совнаркома СССР по некоторым, видимо, весьма серьезным причинам, была секретной, настолько секретной, что оставалась под грифом «секретно» еще лет 50 по окончании войны. Но в соответствии с этой директивой уже 5 июля 1941-го вышел приказ Лаврентия Берия о создании при НКВД Особой группы, задачей которой стала организация разведывательно-диверсионных акций на оккупированных врагом территориях. [9]
           
 Руководителем ОГ был назначен майор государственной безопасности Павел Судоплатов, тот самый боевик, который в 1938-м уходил из кремлевского кабинета Сталина на убийство Евгения Коновальца, а в 1939-м в том же кремлевском кабинете планировал вместе с вождем операцию «Утка» по уничтожению Льва Троцкого.

ПРИКАЗ НКВД СССР №882

О создании Особой группы НКВД СССР
5 июля 1941

1. Для выполнения специальных заданий создать Особую группу НКВД.
2. Особую группу подчинить народному комиссару.
3. Начальником Особой группы назначить майора государственной безопасности тов. Судоплатова П.А.
   Заместителем начальника Особой группы назначить майора государственной безопасности тов. Эйтингона Н.И.
    Народный комиссар внутренних дел Союза ССР Л.Берия

 
                                                           

                                                                 Павел Судоплатов
                                                                      Москва, 1941

             Это может показаться странным, но у нас особое отношение к Судоплатову. Мы собрали все, написанные им книги, статьи, опубликованные и неопубликованные воспоминания и, что называется, «проглотили», жадно вылавливая между строк крупицы правды.
              Он не был особенно «щедр» на правду этот сталинский боевик, и все же достаточно много и откровенно написал о том, о чем другие предпочли молчать, унеся эту правду с собой в могилу.
             Одна из книг Судоплатова, изданная уже после его смерти на базе дневников и магнитофонных записей, была подарена нам его внуком Владимиром Зенковым.

                                             

                                                Надпись, сделанная Зенковым на книге деда.
                                         «Спецоперации. Победа в тайной войне 1941-1945»,
                                                                  ОЛМА-ПРЕСС, М., 2005

               Но вернемся к Особой группе.
              Вспоминает Судоплатов: «...мне было поручено возглавить всю разведывательно-диверсионную работу в тылу германской армии по линии советских органов госбезопасности. Для этого в НКВД было сформировано специальное подразделение - Особая группа при наркоме внутренних дел.
              Приказом по наркомату мое назначение начальником группы было оформлено 5 июля 1941 года». [10]
              Костяк Особой группы составляли оперативные сотрудники НКВД, имевшие к этому времени уже большой опыт различных, «сухих и мокрых», операций за рубежами Страны Советов.
            
 Основным направлением работы группы было проникновение на оккупированную противником территорию и создание там нелегальных резидентур. Удачей считалось внедрение агента в одну из специальных служб противника или вербовка сотрудника этой службы.
              Задача, как можно себе представить, была опасной, и успех ее зависел не только от личных качеств агента, но и от удачно подобранной «легенды».
          
И тут надо отдать должное советской Внешней разведке - в искусстве «легендирования» ей не было равных. Особенно отличалась в этом, кстати, старший лейтенант госбезопасности Эмма Каганова - еврейская жена Павла Судоплатова.


                                                            
                                                           Боевая подруга Судоплатова
                                                                      Эмма Каганова

              Особенно распространенными были две придуманные ею «легенды».
              В первом случае, агент оставался на покинутой Красной Армией территории, якобы, в ожидании немецких «освободителей», и сразу же «выражал горячее желание служить Великой Германии». А во втором - агент сдавался в плен и точно так же сразу же «выражал горячее желание».
             В обоих случаях агенты были снабжены всеми необходимыми документами, с указанием их немецкого, или другого подходящего происхождения, и различными справками, удостоверяющими, что данная личность «пострадала от советской власти». Не лишним в этом разе было и прекрасное знание немецкого языка, отшлифованного до блеска в разведывательной школе ШОН в Балашихе.
               Вспоминает Судоплатов:
             «Мы знали, что немцы ищут людей, пострадавших от советской власти, и будут стремиться, опираясь на них, создавать свою агентурную сеть и администрацию. Поэтому мы оставляли на оккупированной территории проверенных людей из этой категории. Они становились приманкой для противника и внедрялись, таким образом, в спецслужбы и администрацию…»
          
 Работа, проводимая Внешней разведкой, конечно, не исключала аналогичных мероприятий, проводимых Военной разведкой, республиканскими и местными органами НКВД, партийными органами и многими другими подобными структурами.
               Размах этой работы даже трудно представить.
              Так, в интересующем нас районе, на Украине, только по линии республиканского НКВД, с 2 августа 1941-го по 1 марта 1942-го, было сформировано 1.874 партизанских отрядов, общей численностью 29.307 человек, и заслано в тыл врага 776 агентов-одиночек.
[11]
           
 Но мы, со своей стороны, остановимся здесь исключительно на резидентурах Внешней разведки, поскольку именно эти профессиональные резидентуры имели наиболее устойчивую связь с Москвой и систематически поставляли в Центр информацию, связанную, в частности, с режимом, установленным оккупантами на захваченных территориях, и уделяли особое внимание взаимоотношениями оккупантов и местного населения.
             Первые подпольные резидентуры Внешней разведки были созданы в трех важнейших в стратегическом отношении пунктах, Киеве, Одессе и Николаеве. Предполагалось, что этот подземный «трехглавый крот» будет не только «бороться с врагами», но станет всевидящим оком Сталина на оккупированных территориях.

Библиография

[1] Alexander Dallin, “Odessa, `941-1944”,Oxford, 1998
[2] «Дом князя Гагарина». Сборник научных статей и публикаций. Вып. 4. РИА «СМИЛ», 2007
[3] «73 героических дня». Изд. «Маяк», Одесса, 1974
[4] И.И.Азаров «Осажденная Одесса», Военное издательство Министерства обороны СССР, М., 1966
[5] «Доклад Первого секретаря Одесского обкома КП(б)У Колыбанова. Партийный архив Одесского обкома КП Украины, ф.11, оп.2, д.620, лл
.1-24. Датируется по содержанию.
[6] Яков Верховский, Валентина Тырмос, «Сталин. Тайный сценарий начала войны», ОЛМА-ПРЕСС, М.,2005
[7] «1941 год». Документы. Международный фонд «Демократия» М.,1998
[8] «Известия ЦК КПСС», №6, 1991
[9] «Начало». Органы Государственной безопасности СССР. Сборник документов Великой Отечественной войны. Изд. «Русь». М.,2000
[10] Павел Судоплатов, «Спецоперации. Лубянка и Кремль, 1930-1950 годы», ОЛМА-ПРЕСС, М.,1999
[11] Докладная записка наркома внутренних дел УССР Василия Сергиенко секретарю КП Украины Демьяну Коротченко «О деятельности НКВД УССР по организации и руководству оперативной деятельностью партизанских формирований в тылу противника», 06. 03.1942. Центральный державний архiв громадянських обיеднань
Украiни - ЦДАГО, ф.1, оп.22, стр.11-12

                                                                                                       © Я.Верховский, В.Тырмос

                                                               Продолжение следует

НАЧАЛО                                                                                                                                                                   ВОЗВРАТ

                                 Об авторах и их предыдущих публикациях - в Тематическом указателе в рубрике "История"