Герцог де Ришелье

          В тот мартовский день, когда почтовая карета привезла Ришелье в Одессу и остановилась на покрытом толстым слоем грязи пустыре, считавшемся центральной площадью города, картина, представшая его глазам, поразила герцога. Круто сбегающий к морю голый скалистый обрыв, несколько сот жалких жилых строений и сооруженная наспех «от монарших щедрот» маленькая деревянная церквушка Николая Мирликийского … а дальше, на север, до самого горизонта - бескрайняя степь. Нет, не такой Ришелье представлял себе Одессу. Не такой она виделась ему в мечтах, в полудреме изнурительного пути под скрип колес раздолбанной почтовой кареты. Герцог был потрясен. Куда занесла его судьба?
                И тут, наверное, произошло чудо!
                В ту самую первую минуту, когда Ришелье, распахнув дверцу кареты, спрыгнул в жидкую грязь пустыря, это гиблое, на первый взгляд, место, покорило герцога. В ту самую первую минуту, когда глазам его явилась необозримая бирюзовая даль моря, а обласканного весенним солнцем лица коснулся ветер, напоенный ароматом степных трав, Ришелье полюбил это гиблое место. И, кажется, что именно в ту, самую первую, минуту он принял решение сделать это гиблое место «жемчужиной».
                 Итак, 9 марта 1803 года герцог де Ришелье прибыл в Одессу.
                 Пришлось начинать все с нуля, и, прежде всего, позаботиться о крыше над головой. Дюк, как фамильярно стали звать его одесситы (да и мы с детства привыкли так его называть), с большим трудом нашел себе хиленький одноэтажный домишко, который станет «дворцом градоначальника».
                 Во «дворце», несмотря на малые его размеры, Ришелье жил не один. Здесь в пяти тесных комнатах разместились (не очень, правда, понятно, как?) несколько прибывших вскоре в Одессу иностранных послов, три адъютанта и выживший из ума глухой старик аббат Лабдан - воспитатель герцога, которого, Ришелье любил, как отца.
                Женщин не было в этом странном доме, точно так же, как не было их некогда в доме Дерибаса. Жена Ришелье, уродливая горбунья Розалина-Сабина де Рошешуар, с которой когда-то в 16 неполных лет он был обвенчан, жила в Париже, а связей с другими дамами (света и полусвета) у него, видимо, не было.
                 Почему? История об этом деликатно умалчивает.
                 Промолчим и мы.
                Все свое время Дюк отдавал городу, его жителям и многочисленным гостям - купцам и вояжерам, которые со всех концов стали стекаться в Одессу, когда слава об этом городе и его необыкновенном градоначальнике облетела Европу.
                Дюк был действительно необыкновенным человеком. День его был расписан до мелочей - по утрам он принимал посетителей, объезжал город и порт, заглядывал в острог, заходил в мелочные лавки, останавливал на улице прохожих и расспрашивал их о житье-бытье, а по вечерам сиживал в «кофейном заведении» и посещал вечеринки в частных домах. Иногда он и сам «давал балы и маскераты». В этом ему помогал неистощимый на выдумки один из его адъютантов, брат горбуньи-жены - граф Луи де Рошешуар.
                  Но, самым главным делом его было, конечно, строительство города и порта. И вот уже по плану, начертанному мастерской рукой соратника Дерибаса военного инженера полковника Франца де Волана, проложены первые прямые широкие, открытые всем ветрам улицы - Дворянская и Гимназическая, та, которая будет названа Дерибасовской, и станет, по меткому выражению Жаботинского, «королевой всех улиц мира». И вот уже Тираспольская застроена зерновыми складами и хлебными магазинами, на Ремесленной поселились приглашенные из Германии немцы-ремесленники, а в окрестностях города, на землях, купленных Дюком у графа Потоцкого, основаны первые поселения немцев-колонистов - Гросс и Кляйн Либенталь.
              И вот уже на месте того самого пустыря, на котором когда-то остановилась привезшая Дюка в Одессу почтовая карета, красуется Соборная площадь - «Соборка» нашего детства. А вместо маленькой деревянной церквушки Николая Мирликийского, радует глаз красавец Преображенский собор. Насажены сады, устроена набережная (которая станет сначала Николаевским, а затем и нашим Приморским бульваром), построена гостиница, больница, коммерческая гимназия, «биржевая зала», благородный институт (который станет сначала Ришельевским лицеем, а впоследствии - Новороссийским университетом).
                И вот уже более 500 иностранных судов ежегодно бросают якоря в новом одесском порту. Они привозят в город невиданные заморские ткани, диковинные фрукты - апельсины, бананы, привозят кофе, табак, халву и рахат-лукум. И уходят нагруженные пшеницей, кожей и костью, мясом и рыбой, шерстью и солью.
                 А в 1808-м из Парижа, Неаполя, Афин и Стамбула в Одессу прибыли иностранные послы. Как видно, те самые, которых Ришелье по доброте приютил в своем «роскошном дворце». А в 1809-м, в те дни, когда в городе еще не было ни приличных мостовых, ни фонарей, ни водопровода, Дюк выстроил для своих одесситов …театр. И не просто театр, а настоящий храм искусств - по проекту знаменитого петербургского архитектора - швейцарца Жана Тома де Томона. Певцов для этого храма, так же, как саженцы белой акации, Дюк выписал из Италии.
               С тех пор по весне весь город наш напоен ароматом белой акации, придающим особую прелесть звукам моцартовского «Дон Жуана», льющимися вечерами из оперного театра, как память об «устроителе города» байроновском Дон Жуане - Хосе де Рибасе.
                И под эти волшебные звуки Одесса становится Одессой.
               Той Одессой, в которой когда-нибудь родимся и мы. Той Одессой, которую мы любили и которую не в силах забыть.
                Прошло одиннадцать лет.
               И 27 сентября 1814 года Дюк покинул Одессу. По легенде более десяти тысяч одесситов «со слезами и воплями» провожали его экипаж до заставы.
                Одесситы любили Дюка. И было за что. Стоит только вспомнить, как в 1812-м он спасал жителей города от внезапно начавшейся чумы. Рискуя жизнью, он, вместе с выжившим из ума стариком аббатом Лабданом, появлялся в самых опасных местах, ухаживал за больными, помогал хоронить умерших, сжигал зараженные чумой дома. Вот как рассказывает об этом книга «Настоящее и прошлое Одессы», выпущенная к столетию города в 1894 году: «Герцог бывал всюду и везде. Страх был чужд ему. Он причастился и исповедался. Для него существовал теперь один только долг, и он исполнял его без колебаний… Ежедневно, ежечасно он клал душу «за други своя»…» (2)
                 Дюк де Ришелье покинул Одессу и … остался в ней навсегда.
                 Остался в легендах, остался в душах людей.
               На Приморском бульваре, у начала Бульварной лестницы, стоит бронзовый памятник Дюку, воздвигнутый на деньги, собранные одесситами. Лицо первого градоначальника обращено к морю, к гавани, в которую со всего света заходят корабли.                                                               

              Здесь, у Дюка, по утрам гуляют молодые матери с колясками, а по вечерам собирается молодежь.
             Одесситы не забывают Дюка. И немалую роль играет в этом память о его благородстве, его толерантности к одесситам - людям особой «нации» - конгломерату различных национальностей и различных вероисповеданий. Сам Ришелье был набожным католиком, но никому не мешал жить по своей вере и по своим обычаям - ни православным, ни мусульманам, ни иудеям…