Бывает, человек живет себе, крутиться в круговерти сует, ничего не замечая, ни о чем не задумываясь. Но вдруг наступает момент, когда вдруг захочется ему остановиться, призадуматься, вспомнить былое… Вот так и было со мной, волей судеб очутилась я снова в славном городе Киеве, ходила по Крещатику, вдыхала неповторимый аромат утопающего в каштанах города, и вдруг, на лавочке у собора Софиевского увидела кобзаря настоящего, словно явившегося в современный Киев из древних былинных времен. Сидит он и на кобзе играет грустную песню о любви несостоявшейся. Я подошла к нему и спрашиваю: «Неужели не перевелись на свете еще кобзари?» И он отвечает мне: - как же перевестись им, если кобзарь-то мудрость народная, то сама душа народа. А пока народ жив и язык его жив и кобзари не переведутся!» - и показывает он мне свой инструмент незамысловатый - Вот, говорит - собственными руками сделанный, с душой, потому так легко мне на нем играть. - А песни какие берете в репертуар, народные?
           - Всякие и народные, и свои часом беру, ведь кобзарь - это еще и поэт-песенник, а как иначе, так издавна повелось. А почему? - я спрашиваю - Всех кобзарей раньше слепцами изображали на картинах, они что и вправду слепыми были, или это символ какой?
           - То и другое. Гомер вот тоже слепец был, хотя возможно это не столько в физическом смысле «слепой», а скорее в том смысле, что он слеп ко всему что не касается творчества, то есть это его полнейшее отдание себя музе - Богу - творческому началу, кто как понимает. А вобщем-то кобзари и вправду по большей своей части слепыми были, а от того, что правду людям пели, и за это их наказывали, а казнью было для кобзарей в те далекие времена ослепление. Но ничего не останавливало певцов и слепыми они продолжали бродить по дорогам и петь народу свою правду.
           - А о чем вы сейчас поете?
          - Да все о том же, о главном - о любви, о доле человеческой, о поисках его пути в этом мире.
         - Вот слушаю вас и кажется мне, будто и вправду кобза ваша плачет, отчего так? - спрашиваю.
          - А от того что на кобзу свою играя, я к сердцу прижимаю. Вот и берет она за душу. Да и секретов много у этого инструмента, даже в его изготовлении. Вот, к примеру, верхняя часть этой кобзы из груши сделана, а нижняя из липы, и звук оттого разный.
         - А расскажите что-нибудь о себе, Кобзарю, когда вы инструмент в руки взяли, как жили раньше?
          - А кобза со мной, да с детства самого и дед мой кобзарем был и отец, только не так явно конечно, в 30-е за это даже расстреливали. И даже когда страшный голод был в 33-м и народ все продавал и выменивал на продукты, сберегли мы свою кобзу, не выменяли.
           - А сколько лет вам было в голодомор?
           - Я-то был совсем маленький, я в 26 родился, мне только около семи лет тогда было. Но и я помню, страшное время было тот голодомор, сейчас говорят, что-то специально было правительством устроено, искусственный голод на Украине, чтобы через голод покорить непокорный народ. Не знаю, правда ли то, я не историк и не судья истории, о том судить не могу. Но и засуха тогда накануне была и зима лютая - всё одно к одному сошлось. А голодали мы страшно. Я-то мало, что помню. Что к чему, что чего стоило, но вот мать моя, выжившая все таки в тот голод и нас детей уберегшая, говорила, к примеру, такие вещи, что под Киевом и в окрестностях его не оставалось тогда и кота живого, всех переловили и на рынке спекулянты за 12 рублей холодец из кошатины продавали, а котлеты из собачатины семь рублей стоили. А еще людоедство процветало, мать нас никуда из дому не выпускала, ведь бывали случаи, когда детей маленьких заманивали и съедали - такое было время. Да что там говорить, трупы ели, умерших родственников съедали или павший скот - всё ели, чтобы выжить. Мы так ховрашков ловили - это зверьки такие, вроде сусликов, они в норках жили на полях, мы их водой из норок выгоняли, а потом убивали палками и камнями, мясо у них не особо вкусное, но все же хоть что-то. А еще в Киеве продавали хлеб жидкий - на развес, то есть саму квашню, не испеченный хлеб. Стояли за той квашней еще с ночи в очередях, а потом дома хозяйки в ту квашню лебеду да разнотравье примешивали, так и питались - и вот же выжили, а сладостей тогда и вовсе никаких не видели - такое было детство у нас не сладкое.
            - А во время Великой Отечественной вы воевали?
           - В 44 меня призвали, едва 18 было, отец тогда уже погиб на фронте, он и в окопы с собой кобзу возил, даже фотография есть, как он на привале играет. А я мало повоевал, сразу же ранило, в госпитале был, вот руку повредил, контуженный был, а там уже и война кончилась.
            - А как же с рукой покалеченной вы все же играете на инструменте?
           - Долго я руку свою разрабатывал, всё пальцы не гнулись, но душа хотела петь и сердце звало, вот и послушались руки, у человека ведь все связано, все от сердца, всё от души идет.
            А напоследок, Кобзарь, так и не пожелавший назвать свое полное имя, исполнил песню на стихи легендарного украинского философа Григория Сковороды:

                                                     «Всякому городу нрав и права;
                                                      Всяка имеет свой ум голова,
                                                      Всякому сердцу своя есть любовь,
                                                      Всякому горлу свой вкус есть каков.»

            - И это прозвучало символично, особенно в наше время, когда действительно каждый пытается жить по-своему, и у каждого правда своя…

                          Предыдущие публикации  и об авторе - в РГ №7 2010, №10, №7 2009, №10, №3 2007

НАЧАЛО                                                                                                                                                                               ВОЗВРАТ