Герой контркультуры, литературный идол 60-х и начала 70-х, последний из битников, мост между Beat Generation и Love Generation, хиппи-романист, поэт, дутая фигура, халиф на час, наследник Марка Твена и Хемингуэя, алкоголик, самоубийца, автор девяти поэтических сборников и одиннадцати романов, среди которых культовый - «Рыбалка в Америке», в считанные месяцы разошедшийся миллионными тиражами и до сих пор не сходящий с книжных полок Америки и Европы, - все это о Бротигане, человеке, имя и книги которого практически не известны русскоговорящему читателю.
          Ричард Бротиган родился 30 января 1935 года в Такоме, штат Вашингтон. Это был разгар великой депрессии, глубоко отпечатавшейся на судьбах и мировоззрении нескольких поколений американцев. Семья, состоявшая из матери, двух сестер, брата и сменяющих друг друга отчимов, была не просто бедной, а нищей, жила случайными заработками и пособиями, часто переезжала с места на место. О том, что его настоящая фамилия Бротиган, Ричард узнал от матери только когда пришло время получать аттестат - мать тогда решила, что в документе должно стоять верное имя.
          Очень мало известно о детстве и юности Ричарда Бротигана - те, кто его знал, отмечали скрытность во всем, что касалось биографии. Даже дочь, долгое время бывшая самым близким ему человеком, с удивлением вспоминала, что пересказывая ей эпизоды своего детства, отец никогда не называл родных по именам. Кое-что можно понять, читая его книги.
          «Ребенком - когда я впервые услышал о рыбалке в Америке? От кого? Кажется, это был отчим.
          Лето 1942 года.
         Старый пьяница рассказал мне о рыбалке в Америке. Когда он был в состоянии говорить, он описывал форель так, словно это драгоценный и умный металл».
          Эта цитата из «Рыбалки в Америке». «Моя мать мирилась с моим существованием», - слова главного героя и рассказчика из написанного в 1979 году романа «И ветер не уносит прочь».
          «Я не помню, чтобы мать когда-нибудь обнимала Ричарда или говорила нам, что она нас любит», - из воспоминаний младшей сестры.
          Трудно обвинять замотанных нищетой и беспросветностью людей в том, что у них не хватало сил на любовь к своим детям.

                                                         Бодлер ходил
                                                         к нам в гости смотреть,
                                                         как я размалываю кофе.
                                                         Был 39-й год,
                                                         мы жили
                                                         в такомской трущобе.
                                                         Мать сыпала
                                                         в кофемолку зерна.
                                                         Я был мал,
                                                         крутил ручку и
                                                         представлял шарманку,
                                                         Бодлер же представлялся
                                                         обезьяной,
                                                         прыгал и стучал
                                                         железной кружкой.
                                                                 (Р.Б. Из цикла «Галилейский хич-хайкер»)

           Маленькому мальчику, которому не хватало в жизни любви и игрушек, приходила на помощь могучая сила - воображение. Принимая облик Бодлера, рыбалки в Америке, арбузного сахара, загадочной библиотеки, где хранятся книги, которые никто не прочтет; таинственного старика, живущего у пруда в самодельной хижине, дождя над горами или самой смерти - оно не покидало его до конца жизни.
           Он хорошо учился, несмотря на постоянные переезды и меняющиеся школы, рано пристрастился к чтению, часами просиживал в библиотеках, начал сочинять сам и в пятнадцать лет твердо знал, что будет писателем, - выбор, который вызвал у окружающих, мягко говоря, недоумение. При этом характер у юного дарования был далеко не ангельский. Ни один из биографов Бротигана не обошел вниманием эпизод, о котором сам писатель почти никогда не вспоминал. В двадцать лет, поссорившись с подружкой, которой не понравились его стихи, он явился в полицию с требованием немедленно посадить себя за решетку. Арестовывать взбешенного поэта было не за что, но вместо того, чтобы мирно отправиться домой, Ричард перебил камнями окна в полицейском участке. Результатом стало двухмесячное пребывание и курс шоковой терапии в психиатрической лечебнице Портленда - той самой, в которой позже Милош Форман снимал «Полет над гнездом кукушки».

                                                                 Бодлер пришел
                                                                 в дурдом,
                                                                 притворившись
                                                                 психиатром.
                                                                 Он прожил там
                                                                 два месяца,
                                                                 потом ушел,
                                                                 но дурдом так
                                                                 его полюбил,
                                                                 что плелся следом
                                                                 через всю
                                                                 Калифорнию,
                                                                 и Бодлер смеялся,
                                                                 когда дурдом
                                                                 терся о его ноги,
                                                                 как приблудный кот.
                                                                          (Р.Б. Из цикла «Галилейский хич-хайкер»)

         Вернувшись из лечебницы, Бротиган навсегда покидает Орегон и переселяется в Северную Калифорнию, где тогда жили битники и доцветал «Сан-Франциский Ренессанс». Я приехал в Сан-Франциско потому, что хотел жить в Сан-Франциско», - сказал Бротиган в беседе с Брюсом Куком, автором известной книги о бит-движении, в ответ на его вопрос, стремился ли молодой поэт стать одним из битников. «Я лишь краем коснулся битничества и то только тогда, когда оно уже практически умерло. Просто так случилось, что я их немного знал».
         С 1956-го по 1972-й год жизнь Ричарда Бротигана прочно связана с Северной Калифорнией. Он работал на случайных работах, сочинял стихи, выходившие мизерными тиражами в полукустарных издательствах - тоненькие книжки своих стихов Бротиган часто раздавал на улицах прохожим; тусовался с хиппи, некоторое время жил в одной из первых хиппи-коммун в местечке под названием Биг Сур. Стихи этого периода вошли потом в сборник «Пилюли vs. Катастрофа в шахте Спрингфилд». 8-го июня 1957 года он женился на Вирджинии Дион Адлер, и в 1960-м году родилась Иоанта Бротиган. Летом 1961-го года, живя с женой и полугодовалой дочерью в кэмпинге штата Айдахо - у ручья, где водится форель, Бротиган за несколько месяцев написал на портативной машинке роман, который принесет ему мировую славу - «Рыбалка в Америке».
     «Я всегда любил писать стихи, но это требует времени, как долгое ухаживание, которое приведет к счастливому браку, потому что нужно сначала как следует узнать друг друга. Я писал стихи семь лет для того, чтобы научиться составлять слова в предложения, но на самом деле я всегда хотел сочинять романы и понимал, что не смогу этого делать, пока не научусь составлять слова. Поэзия была для меня в то время любовницей, а не женой», - так он писал позже, в 1971-м году.
     Вслед за «Рыбалкой в Америке» были написаны «Генерал Конфедерации из Биг Сура» в 1963-м году, «В арбузном сахаре» - в 64-м и «Аборт: Исторический роман, 1966» - в 66-м. В то же время Бротиган сочиняет рассказы, которые войдут потом в сборник под названием «Лужайкина месть». Все это писалось в стол, не считая вышедшего в Нью-Йорке в 1964-м году и оставшегося незамеченным «Генерала Конфедерации» - публиковать никому неизвестного автора никто не хотел, но Ричард Бротиган относился к этому спокойно. В романе «Аборт» он описывает библиотеку, куда неудачливые сочинители приносят свои никому не нужные шедевры, чтобы те стояли на полке и никогда никем не были прочитаны - среди прочих посетителей в библиотеке периодически появляется высокий мужчина с вьющимися светлыми волосами до плеч, в очках и с густыми усами - портрет самого Бротигана.
                Все изменилось в 1967-м году, когда в калифорнийском издательстве Four Seasons Foundation был напечатан роман «Рыбалка в Америке». Ричард Бротиган проснулся знаменитым.
       По миру с шумом и воплями неслись шестидесятые. Размахивали транспарантами с «куриной лапой мира» и длинными волосами, собирали толпы стадионной поэзией и рок-н-роллом, грохотали напалмом во Вьетнаме и танками в Праге. Поколение Любви! Хотим Свободы! Мы не станем ни пушечным мясом, ни фаршем из ваших мясорубок! Венки из полевых цветов на головах, ромашки в дулах автоматов. По Америке и по свету катилась предсказанная Керуаком рюкзачная революция. Хиппи-коммуны, секс-драгз-рок-н-ролл - незаполненной оставалась только литературная ниша, но и она пустовала недолго. Поколение, провозгласившее своим лозунгом «Не верь никому, кто старше тридцати», назвало своим литературным идолом застенчивого и негромкого тридцатидвухлетнего поэта - Ричарда Бротигана.
            Бесполезно пересказывать его книги и меньше всего хочется называть их романами. Поэтическая проза, антироманы, не-романы, проза, написанная по законам поэзии, - шестилетнее ухаживание за капризной любовницей не могло пройти бесследно. Дело дошло до того, что критики заговорили об особом жанре, предлагая называть его книги «бротиганами». Слово не прижилось, а сам виновник торжества не особенно вдавался в литературоведческие подробности и продолжал говорить о своих книгах, как о романах, не придавая значения терминам. Прозу и стихи Ричарда Бротигана объединяет мягкий марк-твеновский юмор, пристальное внимание к деталям, вывернутая наизнанку логика, особый взгляд на мир, позволивший говорить о присущем только ему «чувстве искажения» и еще отстраненная и неброская фигура главного героя-рассказчика, альтер-эго автора - «человека, который в этом мире не дома», - цитата из романа «Аборт».
           Книги расходились миллионными тиражами, переводились на европейские языки, критики, жонглируя посмодернистской терминологией, рассуждали о феномене Бротигана, издатели и книготорговцы говорили о том, что авторитет дутый, и что волна популярности неизбежно должна схлынуть, а сам герой контркультуры, кажется, не очень понимал, что с ним произошло. Он продолжал жить в дешевой квартире чуть в стороне от Ван-Несс, по-детски радовался, когда его узнавали на улице, с удивлением доставал из карманов мятые долларовые бумажки, словно не понимая, как они там оказались, в доме кинозвезды, куда его теперь приглашали, как новую знаменитость, мог напиться и раскидать по комнате цветы из вазы, объясняя свои действия тем, что ему не хватает слов, чтобы выразить свою позицию в споре, и больше всей земной славы любил свою восьмилетнюю дочь.
            Ему не нравилось, когда его называли хиппи-романистом. «Все, что я пишу, - это ответ человека на вопросы двадцатого века», - говорил он в интервью газете Bozeman Daily Chronic.Ответ Ричарда Бротигана двадцатому веку был под стать самому веку и его вопросам - сюрреалистичным, запутанным и не столько разрешающим, сколько порождающим новые вопросы.
           В 1972-м году издательство Warner Books выпустило серию «Писатели - семидесятым». В нее вошли четыре книги, посвященные авторам, творчество которых, на взгляд составителей, должно было быть особенно интересно читателям в начинающемся десятилетии; вот эти писатели: Курт Воннегут, Герман Гессе, Дж.Р.Р.Толкиен и Ричард Бротиган. Первые трое сейчас признанные классики мировой литературы, звезда же Ричарда Бротигана, вспыхнув ярко, не смогла удержаться на книжном небосклоне, и меньше всего в этом повинен человек, который в этом мире не дома.
           Менялось время. Поколение длинноволосых постепенно превращалось в то, для чего они были рождены - в поколение бэби-бумеров, чья могучая энергия призвана не мытьем так катаньем все-таки приблизить мир к идеалам их молодости, пусть даже для этого приходится изрядно корректировать сами идеалы.
         «Я не хочу сочинять ни сына Рыбалки в Америке, ни внука», - из разговора с другом. Поэт и писатель Ричард Бротиган тоже менялся, и не его вина в том, что вектор этих перемен не всегда совпадал с направлением ветра.
         В 1973-м году он покупает небольшое ранчо в штате Монтана, и теперь его жизнь делится между Сан-Франциско и Монтаной, чуть позже, в 1976-м году туда добавляется третья географическая точка - Токио. Несмотря на тяжелые запои, он много пишет: в 1974 году выходит роман-пародия на фильмы ужасов «Чудовище Хоклайна: готический вестерн», в 1975-м снова пародия, на этот раз на садомазохистские книги типа «Истории О» - «Уиллард и его кипящие трофеи: извращенная мистерия», в 1976-м году - первый из двух «японских» романов «Дождь из сомбреро», в 1977-м - комический детектив «Мечты о Вавилоне: сыскной роман, 1942». Бротиган снова возвращается к поэзии: в 1970-м году, еще в северо-калифорнийский период, выходит сборник стихов «Роммель прет вглубь Египта», в 75-м - «Ртуть грузят вилами» и в 78-м - «30-е июня, 30-е июня».
            Книги неплохо продаются, но критика отзывается о них со все большим пренебрежением. Дело дошло до того, что «Уиллард и его кипящие трофеи» был назван худшим романом 1976-го года. Этому не было никаких объективных причин, мастерство Бротигана-писателя только росло: ко всему тому, что так ярко проявилось в его первых книгах добавились еще отточенность стиля, лиричность, композиционные находки и изящно выстроенные сюжеты. Просто менялось время - маятник все дальше уходил от вольных шестидесятых, нарастала волна консерватизма, люди стыдились прежних себя, а вместе с собой и прежних кумиров.
           «Когда 60-е кончились, Бротиган оказался тем ребенком, которого выплеснули из корыта вместе с мыльной водой», - писал в Bozeman Daily Chronic писатель и друг Бротигана Томас МакГейн. Сейчас с ним трудно согласиться - и 60-е не пена, и Бротиган не ребенок. В сотый раз повторилась обычная драма: поэт разошелся со временем. Тем хуже для времени.
             У всех нас своя роль в истории. Моя - облако.
                                                                                 (Р.Б.)
            Обиженный на прессу, Бротиган с 1972-го года отказывается от интервью и лекций и сменяет гнев на милость только в 1980-м после выхода романа «Экспресс Токио-Монтана», соглашаясь на рекламный тур по стране. После этого он ведет курс писательского мастерства в университете штата Монтана, дает несколько интервью.
            В начале 80-х на Ричарда Бротигана ополчилась, кажется, сама судьба: искренний, нежный, пронзительный роман «И ветер не уносит прочь», замысел которого он вынашивал семнадцать лет, критика встретила разгромными рецензиями; в Японии умерла от рака близкая ему женщина; тяжелый алкоголизм, разрыв с дочерью, причиной которой была обычная отцовская ревность - он не мог примириться с ее ранним по американским меркам браком. Последняя отчаянная книга «Несчастная женщина: путешествие» была закончена в 1983-м году, но вышла в свет только в 1995-м во Франции и в 1999-м в Америке. В октябре 1984-го года Ричард Бротиган застрелился. Тело было найдено спустя почти две недели в его калифорнийском доме.
            «Америка могла бы получше обращаться со своими поэтами», - эта совсем недавняя цитата взята из инет-конференции, посвященной Ричарду Бротигану. Книги его вновь на полках магазинов, в журналах хвалебные рецензии - есть многое на свете, друг Горацио.

                                                  - Куда делся этот мальчик, мать?
                                                  - Не знаю, отец.
                                                  - Я нигде его не вижу.
                                                  - Наверное, он ушел.
                                                  - Может, он пошел домой...
                                                                   (Р.Б. «И ветер не уносит прочь»)

                                                                                                                     ©Ф.Гуревич
НАЧАЛО                                                                        В АРБУЗНОМ САХАРЕ                                   ВОЗВРАТ