Апельсин …Зачем-то теперь вспоминалось далекое лето. Большой апельсин над песочницей серого цвета. Фасады хрущевок на ниточках средних широт. Пустые слова и такие же в точности ранцы. Играют в войнушку пока что живые афганцы. Конфета «Снежинка» сосулькою падает в рот. И вот побережье неспящего, пьяного Крыма - всего лишь провинция, даже не Третьего Рима… - там девушка Римма ныряет до самого дна. А чайки не плачут, и звезды бесшумно смеются, и волны то бьются, то ставят прохладное блюдце под тот апельсин, от которого - долька одна. Но листья летят, не боясь до конца измараться. А звезды молчат, и, как чайки, хотят разрыдаться. И стрелки ссыпают сквозь трещинки в стеклах песок. Уходят друзья, как индейцы, с былыми вождями. И первые строчки по комнате бродят дрожжами… На цыпочках дрема крадется в обновке Суок, - так снег выпадает. И что-то меняется в лицах. И звезды горят на погонах огромной столицы (чего б не «гореть»!.. - дорожает ее керосин). В два ночи сопят под гирляндами ангелы-дети, - сны встали на шар; на салфетку в дубовом буфете - большой, толстокожий, с наклейкой цветной апельсин. Ветра налегают, бинтуют дорожные шрамы. И чайки врезаются в стекла балкона и рамы. А небо крошится и прячется в черной норе. И мечется тщетно по брошенной, белой бумаге, как мать, потерявшая мальчика в универмаге, слепая береза в пустом и холодном дворе. Граница Прижаться к щеке трагедии! К черным кудрям Горгоны, к грубой доске с той стороны иконы… И.Бродский Ползет куда-то старенький Икарус среди гибридных войн и параной. Белеет серый саван, словно парус, над всей моей декабрьской страной. Молчит предновогодняя столица - всё в энный раз поставлено на кон. И каждый знает, как реально спиться, пересекая этот Рубикон. Как горечи хлебнув, на самом деле, сравняться с высотой заподлицо - смотреть иконе (бывшей в черном теле), как будто пограничнику - в лицо. И не услышать даже отголоска петард, гремящих краской до утра, - где тонкой, разделительной полоской сочится кровь у правого ребра. Икону, как дитя, поставив в угол, заткнуть необозначенной проем. Бежать от ойкумены слепо в гугл, чтоб стать на час «мышиным» королем. Чтоб подчиняться, будто дудке Нильса, рингтону. Слышать, тюль стянув в горсти, как несколько синиц роняют гильзы, пытаясь контрабанду провезти. Как тащит вверх аборигенов племя, растаптывая утренний покой, огромный нимб, поставленный на время, которое довлеет над Москвой... Лучи очертят грани постоянства - и будут контуры в снегу молчать; на лицах постсоветского пространства проявится советская печать. И транспорта нелегкая одышка послышится над белой колеей, где ты стоишь, упертый, словно вышка, торчащая меж небом и землей. Ты - образ, рассеченный ветром дошлым (в расстегнутом пальто) напополам, напитанный и вытянутый прошлым. Живешь ни тут, ни там... ни тут, ни там... Овальный заяц на стекло укажет, пуская слюни с бойлерной трубы, - и ты с пространством будешь скинут в гаджет почти аморфной и слепой судьбы. Останутся следы у бакалеи, где в легкой дымке ускользнувших слов, в кораллах перламутровой аллеи плывут дельфины из забытых снов.
Плывет свеча
Шатры опустеют. Зажмурятся все фонари.
Останется берег, холодный простор, окоем...
Хрустальную бездну сухая ладонь почерпнет,
За пару лет войны Я родился в городе Козельске. В настоящее время москвич. Профессионального отношения к литературе не имею. По образованию архитектор. Стихи писал со школьной скамьи до, приблизительно, семнадцати лет. Сейчас в свободное время берусь за старое. В 2012-м вышел небольшой сборник юношеских стихов «На память о себе оставлю строчки...», печатался в периодике. На радиостанции «Старое радио» можно послушать стихи в авторском прочтении. В 2016г. стал лауреатом международной литературной премии имени Игоря Царева «Пятая стихия». Проживаю в Москве. © С.Дуков
|