Нам новый день не принесет удачу.
Нам эта ночь любви не принесет.
О чем ты говоришь?
Я не ханжу, я плачу
Как этот дождь над маревом болот.

Смотри, ты видишь - эта грязь и слякоть,
И до земли провисли провода…
Я понимаю - некрасиво плакать.
Но иногда-то можно. Иногда.

Когда в душе темно и неуютно,
Когда в лице не узнаешь лица
Любимого и стрелкою минутной
Означен путь…
И не видать конца.


                    Сутки

Бретельку поправляя на плече,
Ты мне через плечо сказала: «Че…»
И, улыбнулась - «…рез», и, равнодушно -
«…пять лет ты постареешь и тогда

Ни новый край, ни новая среда
Нас не спасут. Кому всё это нужно?
Конвой, собаки…»
Видно, никому.

День занимался в солнце и дыму.
На сопках жгли смолу, и пахло гарью.
В буржуйке тлело, шелестел роман,
И ветер, огибая океан,
Спешил от полушарья к полушарью.

А в вышине такая даль клубилась!..
На кедрах нынче шишек уродилось!
В бега бы! - хватит пищи до зимы.
Захлопнуть дверь, перемахнуть распадок…
Жаль, каблуки изношены до пяток,
Ни посоха вдобавок, ни сумы.

А день такой короткий. Просто странный.
С бретелькою твоею окаянной
Пока возились, сделалось темно,
И я ответить не решился даже:
- Конечно, постарею. Ну, а как же…
А ты? Ты молодей! Тебе дано.
      
 

                       * * *

От деревьев тени легли на крышу.
Говорю слова, а себя не слышу.

То ль дыханьем слаб, то ли сели связки,
То ль боюсь предать свою жизнь огласке?..

На крыльцо взойдешь, поглядишь на пустошь,
И такую мглу на себя напустишь,

Что не в счет, что было вчера и раньше,
Где себя и правил: ну, вот же, глянь же…

Пустота. Кого в пустоте увидишь?..
Но, вникая в суть переводов с идиш,

И, пером скрипя, сотый раз вспомянешь:
Не смотри назад, черствым камнем станешь.
 

                           * * *

Погладить березу по тоненькой талии,
Коснуться губами резного листа
И вдруг обнаружить, что поле состарилось,
И мне не знакомы родные места.

Как будто всё ново.
Но странно, но мило…
И в памяти, где-то на самом краю,
И запах полыни, и губы любимой,
И перепел кличет подругу свою.
 

                     * * *

Случится час и мрак звенящий
Подступит к нам, неумолим,
И время - «Судия всезрящий»
С нас пыль сотрет и снимет грим.

Проступят лица сквозь личины,
И, временем обожжены,
Изъяны наши и морщины
Проявятся, обнажены.

И мы поймем - кто мы такие,
Когда на роковой черте
Предстанем пред собой нагие
Совсем не те, совсем не те.

И удивимся - как мы жили,
Как мы добро творить могли,
Коль столько грязи, столько пыли
При жизни на себе несли?
 

Стихи, написанные осенним вечером

Поникли георгины у оград.
Сад обронил на землю оперенье.
Родится день и тут же за деревней
Погаснет, будто сам себе не рад.

И снова дождь.
И снова темнота.
В печи гудит отчаянно осина,
Мерцают блики и видна картина
Библейская - «Распятие Христа».
В нее всмотрюсь в который раз уже,
В мужей, стоящих в пышном седовласье,
И мир предстанет в новой ипостаси,
Сместятся оси как на вираже.

Какой-то мастер сотни лет назад
В седой глуши, фантазией согретый,
Полуголодный и полураздетый
Над нею не щадил свои глаза.
Чах над тяжелой струганной доской,
Ел от болезни ягоду-калину,
И осторожно наполнял картину
Досадою вселенскою и тоской...

Трещат дрова. Дождь сыплет в темноте.
От печки на стене мерцают блики...
Идея малая становится великой,
Когда ее разложат на кресте.

Идет гроза. Массивный крест тяжел.
Граненый гвоздь остер и полновесен...
Мир был тогда уже настолько тесен,
Что на Голгофу человек взошел!

Сверкают стрелы на небе пустом.
Играет ветер жиденькой бородкой.
Христос еще живой, с молитвой кроткой,
Еще земной, но... в нимбе золотом...

И мастера искусная рука
Показывает пышный двор Пилата,
Учеников смиренье, как когда-то
С тремя другими порешил Лука.
Он, мастер, понял древних - и Луку,
И Марка с Иоанном, и Матфея...

Беда не в том, что казнена идея,
Доступная свободно мужику,
А в том беда, что предана она...

И мастер осторожно, понемногу,
Писал для нас великую тревогу,
Которая незрима, но видна.

Мне не известен ход судьбы моей.
Я верю в человека, словно в чудо,
Но знаю: где-то есть и мой иуда,
И для меня рожденный фарисей.

Свершится час и станет жизнь горька.
Но я его узнаю, цепенея, -
Он может быть в одежде фарисея,
И может быть в плаще ученика.
 

                * * *

У меня в моей квартире
Зал - четыре на четыре,
Кухня меньше - два на два…
Неужели власть права?

Неужель такая мода,
Чтобы тесно, чтоб тоска,
Чтоб в любое время года
Капал дождик с потолка?

Дело, думаю, не в моде,
Дело даже не в стране,
Не в народе, не в погоде,
Дело, все-таки, во мне…

Вот сосед (не из америк!),
Русский, наш, который год
Служит в храме, Богу верит,
И Господь ему дает.

И в жилище (не убогом!),
Понимая, что почем,
Он беседы водит с Богом.
Мне послушать бы - о чем?

Может быть, предстанет случай,
Рассосется этот мрак,
И Господь меня научит,
Растолкует - что и как…

А иначе, жилы рвя,
Так и сдохну, не живя.
                                                              © В.Брюховецкий

НАЧАЛО                                    НАЗАД                                      ВОЗВРАТ  

Предыдущие публикации и об авторе - РГ  №1 2019,  №5 2015, №1 2013, №8 2012, №11 2011