Найти счастье
Нужно было взять
осколок бутылочного стекла, положить под него цветок лютика и
вдавить в землю где-нибудь в высокой траве. Это называлось «счастьем».
Старшая сестра загоняла нас, детей, в сени, закрывала дверь, а
сама прятала «секрет». Двор деревенский, большой
- пойди и найди! И мы с средней сестрой на коленях
пропахивали десятки метров: очень уж хотелось «счастья». И
получали его сполна, когда невзрачный осколок стекла оказывался
в грязной ладошке.
«Взгляд не
мутный, а добрый и милый», - написал один талантливый поэт.
Именно таким взглядом смотрела на нас старшая сестра, когда мы
ползали по траве. Она понимала: важно не стеклышко, а поиск. Не
сидеть, не лежать, а бежать, лететь, плыть или даже ползти, но
искать! Откуда она это знала в ее 14 лет?
Островок
счастья
Среди болота
быта, скучного и серого, есть островки счастья. Это хорошо знала
русская литература.
Лев Толстой был
убежден, что лицо - это зеркало души.
Роман «Война и мир». Город, занятый неприятелем. За столом
француз Рамбаль, как бы мы сейчас сказали, - захватчик, и
русский дворянин, решивший убить Наполеона. На столе
- награбленные французами продукты и вино.
Но все эти условности куда-то уходят - за
рамки сцены, а в центре - счастливое лицо
Рамбаля и ласковое - Пьера. Он говорит
французу о своей любви к Наташе Ростовой. Заметим, что о
подобных вещах обычно рассказывают только самым близким друзьям.
А когда Безухов в разговоре с новым другом вспоминает о
Наполеоне, его лицо принимает «преступное» выражение. Но речь не
об этом. Кругом обезумевший от преступлений мир, а в маленькой
комнате торжествует человеческое общение, способное победить
вражду, злобу, ненависть и смерть. В этом пафос романа, его
великая гуманистическая суть! Главное -
это когда между людьми вспыхнет «искра настоящего человеческого
общения», дружбы, родства душ. Пусть это только искра, но в ней
смысл. Ради этого и живем, потому что она -
островок счастья.
Осторожность
Бывают встречи, меняющие сложившееся отношение к людям.
Причем в один момент.
Для
пополнения семейного бюджета мне приходилось читать лекции в
сельских школах. Так, после одной из них сидел на Ирбитском
вокзале. Зимний ветреный вечер, а ждать поезда часа два с
половиной. И вдруг ко мне подошли двое парней и предложили
прогуляться по городу. Что меня заставило отправиться с ними?
Бог весть.
Я тогда впервые
окунулся в мир ирбитской архитектуры. Ребята рассказывали о
купеческих особняках, о том, когда и как они были построены.
Свет фонарей, все белым-бело от снега. Полуразвалившиеся карнизы
и облезлые фасады прятались от глаз. Было красиво и необычно.
Через
некоторое время ребята доставили меня на вокзал, пожали руку и
ушли. А я даже не спросил их имени.
Родители
внушают моей внучке Женечке, что нужно остерегаться чужих
- «заманят и обманут», в СМИ, заболевших
неврастенией, создается образ человека-зверя -
все так. Но, может быть, мы что-то пропускаем, что-то
преувеличиваем?
Три встречи
Старшая сестра зажигала керосиновую лампу, садилась на стул, а
мы с средней напротив - на диване. Читала повести Гоголя -
«Вий», «Майскую ночь», «Страшную месть» … Иногда мое детское
воображение трещало по швам от страха, и я убегал в соседнюю
комнату. Сестра терпеливо ждала, да и я не мог долго прятаться:
интерес толкал меня в спину и выталкивал на диван, как вода
выбрасывает мяч на поверхность. Сестра хорошо читала и знала
это. Понимала она и то, когда сладкая истома в наших детских
душах уступала место липкому страху, и умело дирижировала
ситуацией - театр одного актера.
Прошло много лет. Семья покинула Восточную
Сибирь, и нашу семейную лодку прибило на уральский берег. Я
подходил к рубежу пятнадцатилетнего возраста. Родня насильно
запихала меня в ПТУ - учиться на слесаря КИП и автоматики - одно
из самых мерзких воспоминаний моей жизни. Учебу ненавидел, в
училищной атмосфере задыхался. Как-то утром собирался «в
тюрьму». Работало радио - громко и навязчиво. Вдруг что-то
услышал, волшебное и властное. Иннокентий Смоктуновский читал
Пушкина. К тому времени я хорошо знал русскую прозу и любил ее -
сестра ввела меня в ее мир. А стихи оставались для меня чем-то
непознанным и незнакомым. Их власть на меня не распространялась.
И вдруг интонации Смоктуновского схватили клещами, защемили
какие-то каналы души. В училище пришел ко второму уроку. Вечером
схватил книжку не Пушкина, а почему-то Блока. Стал читать вслух,
подражая великому актеру, произвольно, уже от себя, меняя
интонационный рисунок. Наверное, со стороны я был похож на
сумасшедшего.
Прошло еще несколько лет. КИП и автоматика стали
прошлым, я запретил себе вспоминать об этом. Получив диплом
филолога, в первый раз открыл дверь школы в роли учителя. Классы
были разные. Директор бросила меня в пасть разновозрастной
детской гидры. Шестые и седьмые классы - сущий кошмар, десятый -
страх: не хватало ни опыта, ни знаний. Тепло было в пятом.
Как-то, отбросив в сторону требования методики, начал читать
вслух «Муму» Тургенева - до конца урока. Периферическим зрением
видел детские напряженные лица. Звонок совпал с последним словом
рассказа. Они сидели, и никто не двигался. Я читал стоя,
закончив - угнездился на учительский стул и тоже молчал.
Поднялись. Не говоря ни слова ни мне, ни друг другу, как будто
поссорились, и вышли вон.
Что тут сказать? Ничего и не скажешь. Есть магия
талантливого слова, есть магия талантливого человека. Как жить
без этого?
Слов не надо
Женечка пришла в мою комнату. Немного посидела и подошла к столу. Длинными и худенькими пальчиками перебрала книги и бумаги, сложила в две стопки. Потом в три: брошюры, "толстые" книги и блокноты. Вижу, что она что-то сказать хочет, и не может решиться. Помалкиваю. Подошла к двери, остановилась и немного повернулась в мою сторону. Реснички взлетели: "Когда я совсем маленькая была, ты мне книжки читал. И днем, и на ночь. Знаешь, когда ты будешь совсем стареньким, я тоже тебе читать вслух буду". Ну что тут скажешь? Ничего, иначе сфальшивишь ненароком. Подошел к ней и молча ручку ее маленькую пожал.
Тепло
Осень пришла неожиданно, как это часто на Урале бывает. И подули
ветры холодные, и дни короче, и дожди с улиц не уходят. Душа
зиму предчувствует, и вечерами хочется читать. Мы решили
прогуляться до библиотеки, чтобы взять книжку про Гарри Поттера
для Женечки, а мне "Жизнь Бунина" В.Н.Муромцевой. Подошли к
двери в 19 часов. Окна горят только в читальном зале. Но нам
туда не надо. А дверь в абонемент уже заперта, и библиотекарь в
пальто и с сумкой в руках буквально столкнулась с нами.
Посмотрела в лицо Женечки, и сразу все поняла. Приветливо
закивала, вынула откуда-то ключ, открыла дверь. Свет включила и
только потом спросила, за какими книжками мы пришли. Мне
показалось, что я в деревенской библиотеке, в которой работает
добрая тетенька. Она нашла нам книги, записала все в карточку, и
ни одного пошлого слова, что, мол, для вас времени не жалко, но
только вы в следующий раз пораньше приходите.
Мы с Женечкой вышли и не спеша пошли домой:
некуда торопиться! И на сердце было тепло, будто нас неожиданно
угостили молоком и домашним хлебом - от души.
Прости меня, бабушка
Женечке вчера исполнилось 11. А в прошлое воскресенье мы
гуляли в лесу. Мордашка грустная, бровки сведены, немногословна,
но не говорит, что случилось. Бабушка решила ее развеселить и
толкнула в сугроб. Женя поднялась медленно, ужалила бабушку
взглядом и выдохнула: «Как все надоели». И ушла вперед, будто
нас нет. Потихоньку догнал и бросил в спину: «Бабушке грустно,
наверное, она обиделась». Женя сделала вид, что не расслышала.
Не сдаюсь: «Жаль, что обижаем тех, кто нас любит. Есть в этом
что-то жесткое, нехорошее». Молчит. Но я вижу -
начала переживать: то быстрее идет, то замедляет шаг. Прошагали
метров триста. Женя, не оборачиваясь, выдавила: «Можешь передать,
что я извиняюсь?». Отвечаю, что могу передать только привет. И
снова молчим. Нашла прутик, чертит что-то на снегу. Читаю: «Прости
меня, бабушка». Та не реагирует. Метров через сто снова: «Прости».
И так до дома. Прошла в квартиру, присела на диван, потом встала,
подошла к бабушке, обняла ее и заплакала. А у меня тепло на душе
стало, как будто весенним ветерком потянуло.
Про маму
Когда читаешь о
долгожителях, то невольно радуешься за людей. А когда они рядом
с тобой - радость вдвойне.
Моей маме завтра 89 лет, и это замечательно.
Когда думаешь о ее военном детстве, то невольно переносишь это
на себя: а каким бы человеком стал я после таких испытаний. Мама
не любит вспоминать о том времени, но кое-что проявляется в ее
поведении. Например, она требует, чтобы на столе во время обеда
было много хлеба - «в войну наголодалась». И еще не может есть
рыбу, потому что в детстве она была почти единственным продуктом
- братья с рыбалки приносили. А еще - мачеха, неласковая и
грубая. И родной отец на войне.
То поколение не любит вспоминать - тревожно это.
Мой дед, например, не рассказывал о войне - только редко-редко
после рюмочки. Помню только его историю про окружение, про трупы
на улицах Ленинграда, про первую встречу с европейскими
городами. Молчал он, причем уперто молчал.
То поколение - духовно и нравственно здоровое. Им
не знакома зависть, их души не заражены жадностью. А еще в них
нет злобы и ненависти. И очень они ранимы - их обидеть ничего не
стоит, и не потому, что возраст.
Ходит по квартире - все время одна и одна: нам некогда - дела.
Уберет пыль, польет цветы, полежит. К нашему приезду сварит суп,
а когда уезжаем - сует в сумки замороженные котлеты - сама
приготовила. И спрашивает тревожно-тревожно: «А деньги-то у тебя
есть? А то я пенсию получила».
Картинки из
прошлого
Решил немного
отвлечь ваше внимание и рассказать в нескольких этюдах о мире
шестидесятых годов. И не потому, что ушел в прошлое и мне
неинтересно настоящее. И не потому, что хочу кого-то рассердить
и вызвать ненужные споры. В каждом этюде своя зарисовка. И это
мое индивидуальное - именно мое. Потом
последует мир детства на улице, в школе -
в самых разных местах. И мир серьезной взрослой жизни.
Безусловно, небольшое село в Восточной Сибири на границе с
Монголией, в котором я родился, мало имеет общего с шумом
больших городов. Но есть и объединяющее -
это дух того времени.
Это был мир
запахов, как будто люди отступили на задний план. Каждый запах
имел свою территорию, куда его собратьям вход был запрещен. Мама
работала в промышленном магазине, и я часто проводил там время.
Детские товары пахли чем-то тонким и едва уловимым. Мужские и
женские драповые пальто отдавали значительностью и
основательностью. Полки, на которых лежали тюки материи, тоже
были разделены на участки. Сатин нельзя было перепутать с
хлопчатобумажными тканями, льняные с шерстяными. От мужских
кирзовых сапог пахло работой, они как бы настраивали на
серьезный лад. Женские кожаные сапоги, как цветы насекомых,
привлекали запахом своей необходимости, чем-то таким, без чего
решительно нельзя было обойтись.
В магазине
имелась так называемая подсобка, где товары лежали то в коробках,
то в тюках. И от этого запахи перемешивались: нельзя было
выделить какой-то один: создавалось ощущение несвободы. Хотелось
скорее покинуть эту комнату, чтобы вернуться в иной, радостный
мир.
В
продовольственном магазине каждый продукт настойчиво звал к себе.
Праздничный запах шоколадных конфет, богатый аромат халвы, сытый
запах сливочного масла обещали хорошую жизнь. Только одно яблоко,
вынутое из новогоднего кулька, мгновенно завоевывало каждый
сантиметр комнаты, говорило о существовании далекого южного мира.
Сегодня запахи
незаметно покинули наш мир. Люди снова вышли на первое место.
Только вот что от этого? Можно завязать себе глаза и пройтись по
продуктовым рядам. Апельсины, яблоки и груши ничем не обнаружат
своего существования, «промолчат» конфеты и пряники, колбасы и
сосиски не очнутся от дремоты.
Это только на
первый взгляд кажется, что мир запахов, может, не так важен. Нет,
это не так. Запахи развивали воображение и учили мечтать. В
трудную для маленького человека пору они говорили, что жизнь
имеет и привлекательную сторону, - они утешали и успокаивали. И
неправда, что запах может возбудить жадность и эгоизм. Им
хотелось поделиться с тем, кого ты любишь, как делятся радостью!
©
Г.Жаркой
По профессии я учитель русского
языка и литературы - преподавал в школе, в ПТУ, работал со
студентами-иностранцами в Уральском Политехе.
Сейчас редактирую технический журнал "РСП Эксперт". Начал писать
небольшие вещи года два назад. Мне
нравится
видеть в частном признаки общего. В событии, небольшом и
локальном, я ищу культурно-нравственное ядро.
По семейному преданию, мой прадед - выходец из Нижнего Новгорода.
В конце XIX века в кабаке ударил по голове пристава тяжелой
водочной бутылкой. За это отправили его в Восточную Сибирь,
где я и появился на свет. Все мои предки свободолюбивы.
Только у меня это приобрело интеллигентские мотивы. Я поклонник
Бердяева и превыше всего ценю свободу и творческое самовыражение
личности. Меня тревожит, когда социальные идеологические формы
превращаются для личности в прокрустово
ложе.
Главное в жизни -
любовь, это
божественный дар человеку.
НАЧАЛО
ВОЗВРАТ