Поединок

            В школе я ненавидела физику и химию. Возможно, из-за личностей преподавателей. Они были супругами. Химичка - умная стерва. А физик - наоборот: в принципе, незлой, но недалекий и ленивый самодур, да еще и психованный. Говорил он скороговоркой: видимо, из-за нервов. Никто и не пытался понять, о чем это он. Обычно он занимался вдохновенным пересказом очередного параграфа из учебника. И его ничуть не смущала реакция засыпающего от тоски класса. Главное, чтобы домашнее задание было сделано.
          Утром, перед его уроками, в туалетах активно шли списывания. Везунчики занимали подоконники, остальные - располагали тетради на спине друзей, меняясь местами. Обычно задачки решали чьи-то родители. Ну, с их деток все и сдирали.
           Об этом списывании, похоже, знали все, включая учителей.
Так как я не успевала и списать, и попросить объяснений, то списывать отказывалась, за что постоянно получала двойки. И, разумеется, в итоге, надо мной нависла угроза - кол за четверть.
          Я поняла, что меня вот-вот вызовут к доске, и все выходные занималась до изнеможения.
            Меня, действительно, вызвали. Задание я выучила, от души отлегло: получу пятерку, она нейтрализует все предыдущее, и, в итоге, будет трояк. Меня это устраивало. Я интересовалась гуманитарными науками, и, надо сказать, что и они симпатизировали мне в ответ.
           Так вот, я уже изрядно исписала мелом доску, зарабатывая вожделенную пятерку, как неожиданно для меня кто-то за спиной громко шепнул: «Галя!»
           Я рефлекторно обернулась, но тут же махнула рукой: мол, не мешайте мне. Но было поздно: физик с удовольствием перехватил невинный момент взаимодействия отвечающего с классом и намеренно придал ему криминальный смысл:
            «Ищешь подсказку? Садись! Двойка!»
           Привычка филофски относиться к учителям, проявляя к ним снисходительность, на сей раз изменила мне. Наверное, это был тот самый момент, когда тормоза отказывают, и эмоции получают долгожданную волю: я молча взяла портфель и вышла.
         Обалдевший от протеста физик, который планомерно мстил мне за наличие неположенного школьникам шестидесятых чувства собственного достоинства, столь бунтарски проявлявшегося во мне уже в те годы, рванул за мной в коридор с громкий воплем:
            - Кто отсюда самовольно вышел, тот сюда войдет только с разрешением завуча.

           Я спускалась по ступенькам... И, как в сказке, навстречу мне по лестнице поднималась Ирина Леонидовна, завуч. Она никогда не преподавала в нашем классе, но меня знала: ей доводилось слышать мои выступления на школьных концертах, где я очень неплохо читала стихи классиков.
            - Что случилось, Галя? На тебе лица нет!
           Она пригласила меня в свой кабинет. Статная, уже далеко не юная, но по-прежнему привлекательная, Ирина Леонидовна была единственным педагогом в школе, которого я могла бы мечтать встретить в такой ситуации.
            И вот, мы сидим напротив друг друга...
          Едва я начала рассказывать свою печальную историю, как в кабинет ворвался разъяренный физик. Он стал кричать, но вскоре иссяк, так как никто не пытался его перебить, а доказывать самому себе заведомую ложь утомительно.
         Ирина Леонидовна молчала. Но ее молчание непонятным образом звучало солидарностью со мной. И я, и физик, мы оба это поняли. Я ликовала, физик бесился. Он никак не ожидал от меня такой прыти: мало того, что я пыталась искать защиты в том самом кабинете, которым он надеялся меня испугать несколько минут назад, но я еще и продолжила свой рассказ о природе конфликта с учителем в его же присутствии, снабдив рассказанное своими убийственными комментариями.
            Завуч с трудом сдерживала улыбку. Неожиданно для себя, я спросила ее:
           - Я знаю, что такое педагогическая солидарность. Вы не сможете сказать, что Ваш коллега, мягко говоря, - не прав. Или сможете?
          Воцарилась долгая пронзительная тишина. Мне казалось, что мое сердцебиение слышно всем. Наконец, бедная женщина попыталась выкрутиться:
           - Мы еще успеем обсудить эту историю. А сейчас иди, пожалуйста, на урок.
          - Простите, но я не могу этого сделать. Во-первых, там нечему учиться, кроме списывания. А, во-вторых, меня публично оскорбили и выгнали. Я думала, что Вы - единственная из всех учителей, кто может сказать правду в лицо. Жаль, что ошиблась. Я не знаю, что со мной будет, но пока Вы не скажете нам двоим, кто из нас прав, я не пойду на его урок никогда, даже если меня исключат из школы.
           Физик разразился бранью, близкой к нецензурной. Завуч грустно улыбалась... После некоторой растерянности, в ее глазах вдруг включились озорные огоньки, и она неторопливо произнесла простые и бесценные слова:
           - Ты просишь меня выразить мое мнение в присутствии коллеги? Ну, что ж! Я его выражу, пусть даже это - против правил, зато - по совести:
учителя - тоже люди, и они имеют право ошибаться. В данном случае, учитель был неправ, но мы поговорим с ним об этом в другой момент. Ты удовлетворена?
           - Вполне! - просияла я и добавила, - Спасибо Вам большое! Можно я пойду домой? Не могу я сейчас ...
           - Конечно, я тебя понимаю...Иди!
           Физик выскочил за дверь, громко хлопнув дверью. А я, потрясенная поступком завуча, не спеша вышла из кабинета и отправилась домой.
          В этот день мне, восьмикласснице, посчастливилось одним глазком заглянуть в таинственную взрослость и поймать тот уникально редкий миг, когда лицемерие и наглость не празднуют победу.

          ...Юность далеко позади... Иногда я листаю школьный альбом... Какие мы там наивные и милые! Но у каждого уже есть свои непрощенные обиды, разочарования и даже шрамы.
         В школе реалии взрослого мира проникают в нас не из книг, а, в основном, конкретными образами родителей и учителей.
          А вот и - страница с их фотографиями. Внимательно вглядываюсь в лица... Говорят, после тридцати глаза и улыбка, мышцы лица и расположение морщинок уже не могут скрыть суть человека, как бы он ни позировал!
          Я смотрю на портрет Ирины Леонидовны, улыбаюсь, и становится легче простить остальных учителей на этом снимке. Тех, кто так высокопарно и вдохновенно сопровождал многолетнее заточение моей души.