На войну люди идут каждый по своим причинам

                            Через три недели в окопах эти идеи оказываются уже на десятом месте

           В последнее время приходит очень много писем: Аркадий, напишите о людях - что они думают, их истории, их судьбы, за кого голосовали, чего хотели, зачем они здесь.  Пришло и несколько предложений от СМИ написать об этом.
           Друзья мои. Я не буду об этом писать. И сейчас объясню, почему.
           На войну люди идут каждый по своим причинам.
         Одни - за единую Украину, демократическое государство, европейсике ценности, нормальную жизнь и все хорошее против всего плохого.
           Другие - за Великую Россию, спасение русских от проклятых фашистов, объединение русских земель, бей бандеровцев спасай страну, и тоже, в общем-то, за все хорошее против всего плохо.
            И те и те идут за свои идеи.
            Через три недели в окопах эти идеи оказываются уже на десятом месте.
            Через три недели происходит перелом.
            И ты воююешь - а) потому что так вышло и ты уже здесь (какова бы мотивация не была изначально), б) потому что так оно все закрутилось и надо воевать, в) за себя и- г) за того парня, который рядом.
             Последняя мотивация - пожалуй, одна из самых сильных.
            И все эти высокие материи - они уже где-то там. В той жизни, которая была когда-то раньше, но теперь осталась там - за окопами.
            Это не значит, что они не имеют значения. Имеют. Но никто уже давно об этом не говорит. Как о настолько очевидных истинах, объяснять которые нужно только пятилетнему ребенку.
             Разговоры становятся крайне просты, скупы и по делу.
             Где лежка снайпера, откуда долбит миномет, что Дед приготовил пожрать на ужин, каковы смены и позиции на ночь, кто пойдет заступать в секрет, кто спер мой штык-нож, что-то ночник барахлит, как там раненый в госпитале, чертовски хочется курить, матершина и солдатские подколки.
             Выборы - это вообще не здесь. Это в какой-то параллельной реальности.
            А спрашивать людей, добровольно пошедших в окопы воевать за свою страну - "скажите, а почему вы пошли на войну?" - примерно то же самое, что спрашивать, почему вы пошли на войну у московского ополчения сорок первого года.
             Истории, судьбы, мировоззрение и мысли людей здесь выражаются не в словах.
             Здесь они выражаются в поступках.
             Тем, как люди собираются и уходят на ночь в секрет, в окопчик в сотнях метрах от основного блокпоста, зная, что теперь они будут всю ночь отрезаны от основных сил, и если что, вытащить их уже почти наверняка не получится, и шансов погибнуть у них теперь на порядок больше, чем на защищенном блокпосту, но все же вставая, поправляя разгрузку и уходя в ночь - сказано в тысячу раз больше, чем милилоном слов.
             Тот, кто хоть раз видел, как группа уходит ночью на задание, вопросов типа "скажите, а зачем вы здесь" не задает уже больше никогда.
             Здесь война. Здесь все стало просто, прямо и понятно.
             Точка.

 недавно очень вовремя умерший в тюрьме (сам умер, конечно же, от многия знания многия печали), со своим агрохолдингом продовольственной безопасности страны нанес урона пожалуй, не меньше, чем Гудериан.
             А тут вдруг выяснилось, что срочно стало надо жрать что-то свое.
             Ой.

                                                       "Фейсбучность" войны

                     "Фейсбучность нивелирует смерти людей - реальные человеческие смерти"

          Лично для меня самое страшное в этой войне - ее фейсбучность. Война в соцсетях воспринимается, описывается и переживается примерно так же, как матч Бразилия-Германия. Иногда вообще сложно определить, какая трагедия страшнее - гибель еще нескольких человек на востоке или очередной забитый в ворота Бразилии гол.
          Это первая такая война на моей памяти. Грузинская война была войной РЕАЛЬНОЙ. Настоящей. Я помню, как в разбитом после артудара холле гостиницы "Алания" в Цхинвале на подоконнике стоял запорошенный пылью телевизор и по нему показывали открытие Олимпиады. Это было дико. Это было правда страшно. Ни я, ни стоявшие вокруг меня беженцы, держащие на руках своих детей, не могли понять как так - Олимпиада во время войны. И ее показывают, как одно из главных событий. И ее смотрит гигантское количество людей. А они стоят и смотрят. С детьми на руках. В разбитом после артудара помещении. Там это воспринималось однозначно как предательство.
           Сейчас я тоже не могу понять, как в то время, когда в одной стране идет война, а другая на всех парах несется в пропасть, можно на полном серьезе смотреть и обсуждать результат какого-то футбольного матча.
           На Карачуне как-то на двадцать минут заработал интернет, я открыл ФБ, начал читать - и закрыл. Какая-то совершенно параллельная вселенная. Я просто не понимал, о чем все это пишется. Читать, условно говоря, про семь голов было совершенно невозможно.
           Эта фейсбучность нивелирует смерти людей. Реальные настоящие человеческие смерти. Она переводит их из разряда убийств в разряд статусов в ленте.
           Там война идет. Там люди убивают людей.
           Но ощущения настоящей войны - нет.
           В Киеве это поражает особенно.
           Ожидаешь такого же подъема нации, какой видел во время Майдана, но нет. Страна сидит и читает про свою войну в Фейсбуке.
           Я никого не лечу и не учу, упаси боже. Но не заметить это феномен нельзя.
           Я еще не могу точно сформулировать, точно понять, что это такое, но какое-то дикое несоответсвие того, что происходит ТАМ, с тем, как это происходящее трансформируется по дороге до общества, безусловно, есть. Что-то полетело в этой коробке передач. И полетело сильно.
           И когда те люди, которые сейчас находятся там, вернутся, они, безусловно, начнут задавать вопросы.
            Я думаю, эти новые фейсбучные войны дадут и новый вид синдрома пост-комбатанта. Но он будет уже в реальности. И он будет, пожалуй, самым сильным из всех.
            Украине выпало столкнуться с этим первой.

Facebook

                                                                               о о о

             Аркадий Бабченко (род. 18 марта 1977, Москва) - российский журналист, прозаик.
            В 1995 году был призван в армию, проходил службу на Северном Кавказе, служил в войсках связи, принимал участие в первой чеченской войне.
 Окончил юридический факультет Современного гуманитарного университета с дипломом бакалавра юриспруденции по международному праву.
     После начала второй чеченской войны заключил контракт с Вооруженными силами РФ и принимал участие в «контртеррористической операции». Служил связистом, затем в мотострелковых войсках, после командиром расчета в гранатометном взводе.
     В 2000 демобилизовался в звании гвардии старшины. Занялся журналистикой.
      Работал военным корреспондентом «Московского Комсомольца», затем корреспондентом программы «Забытый Полк» (НТВ-ТВ6-ТВС), сотрудничал с множеством газет, журналов и передач: «Крестьянская Россия», «Армейский магазин», «Посткриптум» и другими.
            Некоторое время работал военным корреспондентом «Новой газеты». В качестве военного корреспондента принимал участие в войне в Южной Осетии в 2008 году. С января 2009 года вновь в «Новой газете» в качестве специального корреспондента.
             Издатель журнала «Искусство войны».