Еще вчера, в разгаре убийств, когда залитые кровью евреи падали в расстрельные рвы, когда убийцы, в ужасе от содеянного, отходили куда-то в сторону и начинали молиться Богу, в Одессу пришла еще одна телеграмма из Бухареста.
          Это был уже третий за последние сутки приказ Красной Собаки Антонеску - Ордонанс №563.

ИЗ ОРДОНАНСА №563 (302/858)

Генералу Мачич - командующему 2-го армейского корпуса.
24 октября 1941 (без указания часа).

          Маршал Антонеску приказывает:
         Все лица, подлежащие казни по приказу №562 от 23.10.41, но еще не казненные, а также те, которых можно подвести под этот приказ, должны быть загнаны в заранее заминированные бараки и взорваны.
          Взрыв следует произвести в день похорон наших жертв.
          Этот приказ следует уничтожить сразу же после ознакомления с ним.
          Шеф Военного кабинета,
          полковник Давидеску

           Евреев Одессы уже расстреливали, вешали, сжигали живыми, теперь их ждет еще одна казнь - они будут взорваны в заминированном бараке.
           Вот ведь, как ему, Красной Собаке, неймется!
          Ему, видимо, кажется, что два предыдущих его приказа - №561 и №562 - были слишком мягкими, и он лезет из кожи вон, чтобы придумать евреям еще одну смерть - более мучительную.
           Но при этом все-таки, чтобы обезопасить себя, требует уничтожить приказ сразу же после ознакомления.
           Судьба Ордонанса №563 кажется несколько странной.
           Телеграмму из Бухареста принял капитан Иванэску вечером 24 октября 1941 года. Он был обязан тут же, расшифровать ее и передать генералу Мачичу, которому она была адресована. Но, по его словам, в тот вечер он якобы «не нашел» Мачича.
          Странно, не правда ли? Ведь были же у генерала адъютанты, помощники, заместители, наконец, которым можно и нужно было передать столь важную телеграмму?
          Но Иванэску «не нашел» Мачича - ни вечером, ни ночью, и передал ему телеграмму только утром - 25 октября 1941-го.
          Отчаянный капитан сделал еще одно вопиющее нарушение воинской дисциплины - сохранил копию расшифрованной телеграммы!
           Дважды в Одессу звонили из Бухареста и напоминали о необходимости уничтожить все следы Ордонанса №563.
            И тем не менее…
           И, тем не менее, телеграмма, содержащая текст приказа не была уничтожена и сохранилась до наших дней.
          Дальнейшая судьба капитана Иванэску не известна. Известно лишь, что его мужественный поступок не смог предотвратить преступление. Один из заполненных евреями и еще не сожженных амбаров был заминирован и взорван. Взрыв прогремел точно в то время, что и взрыв Дома на Маразлиевской: в 17 часов 30 минут.
           Мощная взрывная волна разбросала исковерканные человеческие тела по всей округе. Земля была залита кровью и усеяна останками.
          Сами убийцы, солдаты и офицеры, были потрясены этой картиной. Даже на полях сражений не приходилось им видеть подобного ужаса.
           Говорят, что в этом взорванном амбаре не было еврейских мужчин - только женщины и дети.

           …и третий

          На улицах города еще висели, раскачивались на ветру 5 тысяч повешенных евреев Одессы, за городом, на Дальнике уже были расстреляны в противотанковых рвах и сожжены в амбарах еще около 22 тысяч, когда 24 октября 1941-го немцы вошли в Харьков.
            И все повторилось по тому же сценарию.
            Как в Киеве, как в Одессе.
           Вначале евреев просто вешали и расстреливали на улицах, а через несколько дней прогремел взрыв.
           14 ноября в 3 часа и 30 минут утра взлетел на воздух дом №17 по улице Дзержинской, который занимал генерал-майор Георг Браун - командующий 68 пехотной дивизии 6-й германской армии. В тот же день был взорван Холодногорский виадук и еще целый ряд важнейших объектов.
           Сегодня уже известно, что все эти взрывы подготовил и осуществил полковник инженерных войск Илья Старинов.

                                                       
                                                       Илья Старинов и Климент Ворошилов.
                                                       Москва, 1937

            Говорят, что саперы ошибаются только один раз.
            Старинов, видимо, ни разу не ошибся, потому что прожил жизнь длиною в 100 лет - с 1900 года, когда родился в тесной будке железнодорожного сторожа, где-то на пути из Москвы в Тверь, и до 2000-го, когда умер уже в самой Москве знаменитым профессором, опубликовавшим более сотни книг, посвященных минам.
        Всю свою жизнь этот человек занимался минами: противотанковыми, противопехотными, мгновенного и замедленного действия, минами-ловушками, минами-сюрпризами и, наконец, минами, управляемыми по радио.
            Одну из таких мин под его руководством установили в Харькове в доме №17 по улице Дзержинской.
            Этот известный всем харьковчанам одноэтажный особняк был построен в 30-х годах для первого секретаря компартии Украины, будущего «врага народа» Станислава Косиора. В 1939-м после расстрела Косиора сюда въехал Никита Хрущев, а после прихода немцев - генерал Браун.
            Генерал не сразу занял этот престижный дом. Он панически боялся русских мин, а потому вначале расположился в небольшой хибарке на окраине Харькова, и приказал расклеить по городу приказ, в котором требовал от жителей сообщить обо всех известных им местах установки мин, грозя смертной казнью всем, кто утаит такую информацию. Пока же послал своих саперов в особняк для тщательной проверки.
           Профессиональные немецкие саперы произвели проверку и быстро обнаружили в подвале под грудой угля заложенную там огромную мину. И никому, как видно, не пришло в голову, что эта мина была всего-навсего обманкой, и что прямо под ней спрятана еще одна - гораздо более опасная, управляемая по радио, которая только и ждет сигнала на взрыв.
           13 ноября 1941-го командир саперного батальона 68 пехотной дивизии, рыжий и веснущатый Карл Гейден доложил генералу Брауну, что Дом на Дзержинской «чист» и можно переезжать.
            В тот же день около полуночи Браун и переехал.
            А на рассвете раздался взрыв.
          Радиомина была приведена в действие сигналом, посланным из Воронежа, с расстояния в 556 километров.
           Когда растаял вызванный взрывом дым, от всего Дома на Дзержинской осталась лишь огромная яма да обломки черного рояля Косиора, занесенные на крышу соседнего дома.
            Генерал Георг Браун погиб.
           Точно так же как три недели назад погиб в Одессе его коллега - румынский генерал Ион Глогоджану.

                                                                
                                                                 Генерал-майор Георг Браун.
                                                                 Погиб при взрыве Дома на Дзержинской.
                                                                 Харьков, 14 ноября 1941г.

            Реакцию гитлеровцев не трудно было предугадать.
            Она была такой же, как в Киеве, как в Одессе.
            Правда, со времени взрыва в Харькове прошел месяц, когда 14 декабря 1941 года по приказу военного коменданта генерала Путкамера около 25 тысяч евреев согнали на окраину города в район Харьковского тракторного завода, где в рабочих бараках было организовано нечто вроде временного гетто. А затем, группами по 250-300 человек, перегнали в Дробицкий Яр и расстреляли.
          И вот что удивительно, расстрелом евреев Харькова руководил прибывший специально для этой цели из Киева профессионал - палач «Бабьего Яра» Пауль Блобель, командующий Зондеркоммандо «SK-4a». Точно так же, как для уничтожения евреев Одессы прибыл палач евреев румынского города Яссы - подполковник Микаэль Никулеску-Кока.
            Когда закончилась эта война, еще многие годы, во время паводков из Дробицкого Яра всплывали человеческие кости. Белые и блестящие, они будто светились под лучами весеннего солнца и были видны издалека среди зелени первой травы.
            Факты злодеяния, совершенного нацистами в Дробицком Яре, подтверждены актом медицинской экспертизы и засвидетельствованы на месте совершения преступления 5 сентября 1943 года членом Чрезвычайной Государственной Комиссии академиком Алексеем Толстым.

            И тут возникает вопрос: почему все эти сверхсекретные взрывы, не имеющие вроде военного значения, были произведены на Украине, причем именно в тех трех городах - Киеве, Одессе и Харькове, где были более многочисленные еврейские общины.
           Ведь именно эти взрывы дали возможность и немцам, и румынам в качестве карательных мер «с полным правом» предпринять массовое уничтожение гражданского населения.
           И еще. Если было известно заранее, что взрывы объектов такого рода вызовут зверское убийство женщин, детей и стариков, то почему после Киева была Одесса, а после Одессы - Харьков?
            Что же без этих взрывов уже невозможно было одолеть Гитлера?
           И тут мы снова возвращаемся к IV Гаагской конвенции 1907 года, о которой так своевременно напомнил Красной Собаке утром 23 октября 1941 года специалист по международному праву профессор юриспруденции Михай.
            Краеугольным камнем Гаагской конвенции несомненно является «принцип гуманизма». Но соблюдение этого принципа напрямую связано с самым сложным, пожалуй, самым темным вопросом войны: «военной необходимостью».
           Между «принципом гуманизма» и «военной необходимостью» существует прямая корреляционная связь и … извечный вопиющий конфликт. И в этом конфликте Гаагская конвенция отдает безусловный приоритет «принципу гуманизма».
          Война, по своей сути, бесчеловечна, губительна и приводит к необратимым последствиям. По существующим международным законам государство для сохранения своего суверенитета имеет «право на войну». Но и во время войны оно обязано соотносить свои действия с «принципом гуманизма».
            И никакая ссылка на «военную необходимость» не может оправдать создание угрозы (немедленной или же ожидаемой в будущем) для жизни, здоровья и достоинства людей. Насилие может быть применено только в целях «преодоления противника» и только против сражающихся (комбатантов) и против явных военных объектов.
           Эта норма международного права вытекает из законов человечности и требований общественной морали. Нарушение этой нормы является военным преступлением. [13]

                                                 
                                                  Раскопки Дробицкого Яра
                                                  Харьков, 1943г.

           После освобождения Харькова при раскопках Дробицкого Яра был найден труп десятилетней девочки в осеннем пальтишке, со сквозным пулевым ранением через обе теменные кости.
           И еще один труп - семилетней девочки в пальтишке, валенках и теплой шапочке, с размозженным черепом
            И еще один труп двухлетней девочки…
            И еще один труп… И еще… И еще… [14]

                                     Все мы - выпавшие из своих колыбелей - в расстрел.
                                     Все мы - выползшие из-под мертвых идей и тел.
                                     Мертвецами мы были завалены.
                                     Труп - на трупе, а сверх всего
                                     придавило нас трупом Сталина, -
                                     еле выбрались из-под него…

                                                                         Евгений Евтушенко «Дробицкие яблони»


                                                                «AD LITTERAM!»

26 октября 1941

            Рассвет…
            Мы снова на Дальнике.
            Все кончено.
            Безумная ночь уступила место зловещему утру.
           Еще не остыла кровь в расстрельных рвах, еще дымятся пепелища сожженных и взорванных амбаров. Утренний осенний воздух еще пропитан запахом гари, крови. Запахом смерти.
            Сворачиваются и уходят из Дальника убийцы: солдаты 10-го пехотного батальона, агенты Оперативного Эшелона SSI, преступники из немецкой Эйнзатцкоммандо «ЕК-11b». Завтра воскресенье - убийцы уходят на заслуженный отдых.
            Завтра в 10 часов утра начальник Военного кабинета полковник Давидеску потребует от командующего 4-й армией генерала Якобич доложить о результатах выполнения Ордонанса №563 от 24 октября 1941 года.
            Ответ штабного офицера полковника Тудосэ будет краток: «Секретный Ордонанс №563 выполнен AD LITTERAM».
             Секретный Ордонанс №563 выполнен «до последней буквы».
            Преступления, которые совершили убийцы по приказам Красной Собаки в городе и на Дальнике так ужасны, что человеческий разум отказывается постичь его.
             Тот же примарь Герман Пынтя, проснувшись утром 23 октября позже обычного из-за вчерашнего взрыва на Маразлиевской, услышал какой-то странный шум на улице, выглянул в окно и … увидел. Господи, да что же это такое? Прямо под окнами своего шикарного особняка на Французском бульваре он увидел виселицу и на ней висящих людей.
            Пынтя пришел в ужас.
          В том, своем личном письме к Антонеску, где он рассказывает о событиях, предшествовавших взрыву, и о своей попытке приостановить шествие смерти евреев на Дальник, Пынтя просит Красную Собаку сместить его с поста мэра, потому что в «таких условиях» он просто не сможет выполнять порученную ему работу.
            «Я не защитник евреев, - пишет Пынтя. - Но это варварство, это позор от которого мы никогда не отмоемся перед лицом цивилизованного мира…»
          Пынтя передал свое письмо через посетившую Одессу в эти дни принцессу Александрину Кантакузину. Заметим, что принцесса, принадлежавшая к старинному знатному роду, прибыла в город, как представитель румынского Красного Креста. А это значит, что и Международный Красный Крест уже в октябре 1941 года знал о зверствах, творимых оккупантами в Одессе, не мог не знать об артиллерийских складах, о тысячах повешенных на улицах и площадях, не мог не знать о кровавой бойне на Дальнике.
            Эти зверства не могли остаться незамеченными. Уже 10 ноября 1941 французский посланник Жак Труайе, который уже писал о погроме в Яссах, снова направил рапорт Виши: «Под видом репрессий в связи с взрывом 22 октября, приведшим к большому числу жертв в Одессе, 25 тысяч евреев были собраны в бараки, и по ним открыт огонь из пулеметов и орудий, а затем румынские войска подожгли их…»
           Преступления, которые совершили убийцы, так безумно, что новый военный комендант Одессы - генерал Николае Гинерару, который, будь его воля, «сжег бы весь этот город вместе с его жителями», решил придать этому безумию видимость законных действий, для чего использовал Ордонанс №523. В «Одесской газете», первый номер которой вышел именно сегодня, 26 октября 1941-го, он поместил объявление, в котором доводит до сведения жителей города об успешном выполнении Ордонанса №523.

                                                    
                                             «Одесская газета», №1
                                             Воскресенье, 26 октября 1941 года

            На первый взгляд это объявление выглядит достаточно зловеще.
            Но только на первый взгляд. На самом деле нет в нем ни слова правды.
            Ни слова о том, что за 10 дней варварства в Одессе было уничтожено - расстреляно, повешено, сожжено, взорвано - более 64 тысяч - взрослых и детей. Большинство - евреи.
            Вот он - кровавый счет убийц:
17-18 октября на улицах города и в порту убиты - 8 тысяч;
19 октября в артиллерийских складах сожжены - 25 тысяч;
23 октября, после взрыва, повешены - 5 тысяч;
24 октября на Дальнике расстреляны - 4 тысячи;
24-25 октября на Дальнике сожжены и взорваны - 22 тысячи.
           И, как насмешка над жертвами этого злодеяния, румыны уже весной 1942 года сравняли с землей большой участок земли на Дальнике и посадили на нем фруктовые деревья, создав «Парк героев», чтобы будущие поколения «Города Антонеску» вечно помнили тех, кто сложил свою голову при штурме «крепости Одесса».

                                                        
                                                                       Парк «героев»
                                                                       Дальник, 1942г.

          Торжественное открытие парка почтили своим присутствием губернатор Транснистрии профессор Георге Алексяну и примарь Герман Пынтя.
         На Дальнике погибло всего около 26 тысяч евреев Одессы. Но ведь вышло-то на Дальник больше, гораздо больше. По самым скромным подсчетам, 90-100 тысяч.
          Что стало с ними?

ИЗ ДНЕВНИКА АДРИАНА ОРЖЕХОВСКОГО
24 октября 1941г.
 

            Пробило 8 ч. вечера.
            Темень на дворе ужасная.
            Выстрелы очень редки, вероятно потому, что всех «врагов» выгнали из города.
            Я с Тосей сидим у стола и читаем при нашей коптилке…
            Наша мысль невольно следует за этой неиссякаемой толпой, которая сейчас или еще плетется, или где-нибудь у дороги сделала привал на ночь.
            Но где, в степи, на голой мокрой земле, с ребятами, стариками, больными, усталые, продрогшие и голодные? Ведь вся эта толпа состоит не меньше 100 тысяч людей, если не больше. До Дальника они не могли дойти за такое короткое время, т.к. в путь пошло не раньше 11-12 часов, а многие и того позже. Значит, за 8 ч. пути 19 км. не пройдут медленным шагом без привычки и с тяжелыми узлами в руках. Да и в Дальнике для них нет пристанища, для такой массы людей.
             А сколько нужно времени, чтобы эту массу зарегистрировать?
            По моему мнению, никакой регистрации там не будет, а просто подержат их там некоторое время и отправят по домам.
            Правда, это было бы в лучшем случае.
            Но что еще можно придумать?»

            Придумали!
           Те, которые пришли на Дальник в первой половине дня, все, до единого, были уничтожены - расстреляны, сожжены, взорваны. А тех, которые добрались сюда к вечеру, загнали за ограду близлежащего кладбища. Последних пришельцев уже размещали просто в степи у ограды кладбища. Так, как и предполагал Орджеховский - «на голой мокрой земле, с ребятами, стариками, больными…»
            К ночи 24 октября 1941 года здесь скопилось более 50 тысяч - взрослых и детей.
            Палач Никулеску-Кока даже несколько растерялся. Что с ними делать, со всеми «этими жидами»? Уничтожить их в одночасье нет никакой возможности. Ни во рвах, ни в амбарах места больше нет. Да и солдаты устали.
           Пока начальство там, генералы Мачич и Трестиореану, решают, как быть дальше, Никулеску приказывает оцепить весь район и оставить всю эту массу здесь - на кладбище и вокруг него - на ночь.
            Для предотвращения возможных эксцессов убийцы отобрали немногих бывших там мужчин, увели их в ближайшую балку и расстреляли.

                                            
                                             На расстрел
                                             Дальник, 24 октября 1941

            Затем - еще один «необходимый шаг» - сбор «холодного оружия» и «драгоценностей».
          И все. На этом интерес убийц к «жидам» пропал, людей оставили в покое. И наступила ночь.
           В эту ночь вряд ли кто-либо из пришедших на Дальник евреев мог уснуть. Эта ночь, освещенная заревом горящих амбаров и наполненная дикими криками сгорающих заживо людей, показалась им удивительно короткой. Слишком короткой.
           О чем они думали, наши матери, бабушки, деды, сидя всю эту ночь на могильных плитах?
           О чем молились? На что надеялись?
           С рассветом, орудуя прикладами и штыками, солдаты подняли людей с земли, вывели за ворота кладбища и бесконечной колонной погнали куда-то в неизвестность.
           В этой колонне шел и мальчик Янкале, добравшийся вместе со своей мамой Фаней до Дальника только к вечеру и проведший ночь на кладбище.
           Отец его - Григорий Верховский был расстрелян здесь на Дальнике этой ночью.
          А Янкале суждено было выжить, чтобы когда-нибудь вместе с маленькой Ролли написать эту книгу.

                                                            Мы бежим с Дальника
                                                          Рассказ десятилетнего Янкале

24 октября 1941г.
Одесса - Дальник

            Я помню.
            Утро. Двор Еврейской больницы.
            Большие черные железные ворота.
            Много людей - врачи, сестры…
            На руках у врачей белые повязки с красным крестом.
           Вчера на стенах домов и афишных тумбах, румыны повесили приказ, что все евреи должны пешком пойти «на регистрацию» в Дальник, это село под Одессой.
            Кто туда не пойдет, расстрел.
           Что такое «регистрация» мы узнаем позже, когда всех будут убивать, и ничего уже нельзя будет сделать.
            Наша семья тоже должна была выйти со всеми евреями на Дальник.
            Моя мама работала в больнице, и мы все с начала войны, вместе с маминой мамой - моей бабушкой - и маминой сестрой тетей Цилей, жили здесь в больнице в бомбоубежище.
            Но бабушке будет трудно дойти до Дальника, а Циля вообще не может ходить - у нее с детства парализованы ноги.
            И мама решила попросить жену директора больницы, Кобозева оставить в больнице бабушку и Цилю, как больных, пока мы вернемся с этой «регистрации».
            Кобозева согласилась.
            Я ждал маму у ворот и уже начал волноваться.
            Пока мама ходила к Кобозевой, все собравшиеся у ворот ушли.
            Теперь нам придется их догонять.
            Мама, наверное, выяснила, как попасть на этот Дальник, потому, что шли мы очень быстро, почти бегом.
            На тех, кто отстал, нападают бандиты.
            Я слышу крик, оглядываюсь и вижу, как двое вырывают у старухи сумку с вещами. Старуха упала. Кричит: «Люди, помогите! Грабят!»
            Но мы не можем ей помочь, не можем справиться с бандитами. Мы идем почти что бегом.
            Спускаемся по Мясоедовской, по Прохоровской и дальше вниз, по Дальницкой.
            Идем очень долго. Мы устали, но отдыхать нельзя, нужно до темноты добраться до Дальника, успеть на регистрацию.
            Наконец, справа от дороги каменная стена и ворота.
            У ворот румынские солдаты. Они загоняют нас внутрь.
            Что это? Кладбище?
            Люди садятся на землю, на камни. На плиты могил.
            Мы тоже садимся на землю.
            Земля влажная. Холодно. Стал накрапывать дождь. Хочется есть.
            Мама достает из сумки сухари. На «закуску» - кусочек сахара, я запиваю его водой.
            Рядом с нами на земле Фима - парень в очках из нашего дома. Он один, без родных.
            Фима показывает нам пулемет на каменной стене.
           Мы не думаем о том, что нам угрожает - скоро мы пройдем регистрацию, и нас отпустят домой.
           Мама оглядывается, ищет врачей из нашей больницы, тех, что ушли на Дальник раньше нас и которых мы не смогли догнать. Но их нигде нет.
            И тут мама заметила моего отца. Он не жил с нами, но часто приходил ко мне: «Яшенька, посмотри, вон папа, подойди к нему!»
            Я подошел к отцу.
            Он увидел меня, обрадовался. Поцеловал, спросил, где мама.
            Но тут румыны стали собирать мужчин на работу.
            «Гайда! Гайда! Ла лукру!» - «Пошли, пошли, на работу!»
            Отец наклонился ко мне:
            «Беги к маме! Слышишь, беги! Быстренько - к маме!»
            Я побежал...
            Это была моя последняя встреча с отцом.
            Я вернулся к маме. Сел рядом с ней на полу ее плаща и, не зная сам почему, заплакал.
            Румыны стали обходить людей, отбирать ножи, ножницы и другие острые предметы.
Фима отдал им свой перочинный ножичек.
            Потом они стали отбирать ценные вещи: в поднятые полы их шинелей люди бросали кольца, браслеты, сережки.
            Мама тоже сняла с пальца и отдала им свое колечко.
            Стало быстро темнеть.
            Я очень устал и хотел спать, положил голову маме на колени. Она старалась укрыть меня своим плащом и обняла одной рукой, чтобы было теплее.
            Земля была сырой и неровной.
            Со всех сторон подбирался холод.
            Я спал и не спал.
            Сквозь сон я слышал какие-то крики: «Врача, врача! Здесь женщина рожает!»
            Где-то был пожар, потому что пламя освещало все небо.
            Слышались выстрелы, треск пулеметов.
            Так проходила страшная ночь.
            Мужчины, отобранные «на работу», не вернулись.
            Не вернулся и мой отец.
            Больше я его никогда не видел.
           Мой отец Григорий Верховский был расстрелян на Дальнике. У меня не осталось даже его фотографии.
           Я все-таки заснул.
           Вдруг слышу, мама шепчет мне на ухо: «Проснись, детка, проснись! Нужно идти!»
           Открываю глаза. Вижу: солдаты поднимают людей.
           «Станд мама та, репеде!» - «Встать, вашу мать, быстро!»
           Люди поднимаются с земли. Собирают вещи, бредут к воротам.
           Кто-то спросил: «Куда нас гонят?»
           Кто-то сказал: «На станцию Дачная».
          Люди идут, выходят через ворота на дорогу и сворачивают направо. Мама держит меня крепко за руку.
           И тут ... она наклоняется ко мне и говорит: «Яшенька, мы должны бежать».
           Я не понял.
           Как бежать? Куда бежать?
           Мы выходим на дорогу, идем по краю у самой придорожной канавы, и…
          Мама оглядывается по сторонам и тащит меня за руку куда-то вниз. Мы падаем в канаву.
            Прижимаемся к земле. Вдавливаемся в грязь.
            В утреннем тумане нас никто не заметил.
            Все.
            Затихли окрики румын - все ушли.
            Мама выглянула из канавы: вокруг никого нет.
            Мы осторожно выползаем на дорогу.
            И идем. Идем обратно, откуда пришли.
            Идем обратно в город.
            В Одессу . . .

БИБЛИОГРАФИЯ

[11]С.Я.Боровой «Гибель еврейского населения Одессы во время фашистской оккупации», «Исторични Зошити» №4, Киев,1991
[12] «Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941-1944).
Сборник документов и материалов под редакцией Ицхака Арада, Яд-Ва-Шем, Иерусалим, 1991
[13] Арцибашев И.Н. Егоров С.А. «Вооруженный конфликт: право, политика, дипломатия». «Международные отношения». М.,1992
[14]«Документы обвиняют». Сборник документов. Выпуск II, ОГИЗ, Государственное издательство политической литературы, М.,1945

                                                                                                       ©Я.Верховский, В.Тырмос

НАЧАЛО                                                                                                                                                                                      ВОЗВРАТ