ВОЗВРАТ                                         

   
    
Февраль 2010, №2    

     Прозаические зарисовки_
__________         
Александр Надеждин
     

                                          Удивительная осень                                                   

 

           Незаметно пролетели две недели позднего сентября, перешедшего в ранний октябрь. И я уже в самолете, подлетающем к Ленинграду. Из солнечного юга.
           Впереди рейс на Мурманск.
           В аэропорту Пулково, я вдруг понимаю, что сильно соскучился по родному городу и лететь на Север вовсе не желаю.
           То есть добираться туда я буду, но завтра и поездом.
           Сдаю билет, получаю за это деньги и перемещаюсь в сторону Московского вокзала.
          Там я покупаю билет в спальный вагон(15 рублей) и оставшуюся в кармане пятерку, берегу на автобус в Североморск и Комету до Гаджиево.
          Поезд в Мурманск отходит завтра вечером, так что оставшиеся сутки обещают быть интересными. Голодными и бессонными.
           Денег-то нет.
           Замечательная перспектива вырисовывается у меня.
          Время вечернее, что-то около одиннадцати, свет только от фонарей и витрин магазинов.
          И в этом освещении молодой лейтенант с пустым желудком и мыслями о собственном идиотизме.
          - Ладно, - думаю сам себе, - Ничего! Погуляю, а потом перекантуюсь на лавочке в зале ожидания Балтийского вокзала.
          Или поеду в Петергоф. В родное училище. Если успею на последнюю электричку.
          Ноги, в связи с этим, несут меня в ту сторону.
          По улице Садовой, к площади Мира. Сегодня Сенной.
Мимо ресторана Балтика…
         - Эх, если бы у меня были деньги, хотя бы рублей пятьдесят, тогда…, - ровно в этом месте, неожиданно, вступает в голову такая мысль. И одновременно с ней нога, поддевает какой-то предмет. Который, из темноты, с ускорением вылетает на освещенную витриной часть тротуара.
          Наклоняюсь к нему и вижу, что это бумажник.
          Приличный и пухлый.
          А в нем пачка денег.
         Сто девяносто восемь рублей образца 1961 года. По тем временам, две зарплаты советского инженера.
          И если измерить на водку… 198 на 2,87, то это больше 60-ти по ноль пять. Московской.
Столько сразу не выпить.
         Копаюсь дальше. Документов нет. Это я к тому, что в этом случае, находку сразу бы вернул.
          Мысли трансформируются, теперь, в сторону приключений. Раз при деньгах.
         Лет мне тогда было…? 1972 год…? По арифметике, в уме… Полных, двадцать четыре года. То есть, молодой и со всеми естественными желаниями.
        Но, время-то другое. Ночных заведений еще нет. Поэтому решаю держать тоже направление. В сторону гостиницы «Советской».
          Кто был в Ленинграде, знают, что она рядом с вокзалом.
         При подходе к месту назначения, вы не поверите, встречаю землячку по Гаджиево, которой давно уже симпатизирую.
          Девушка, кстати, очень красивая, возвращалась домой, из гостей.
          Встречаемся как близкие друзья.
          И продолжаем дружить до сих пор, но уже в рамках семейного очага.
          Что же это было? Судьба? Если так, то спасибо.
          Да, чуть не забыл.
          Деньги?
          На утро мы отнесли их в ресторан, где уже висело объявление: «Кто нашел бумажник с деньгами, просим вернуть…»

                                             В море, однако, лучше

          
 Подводная лодка имеет форму сигары: утолщенная вначале, она плавно уменьшает свои размеры к корме. Заканчивается винтами и вертикальным рулем, чтобы плыть в нужном направлении. Еще ее отличает от табачного изделия размер и рубка, находящаяся в первой трети корпуса. На рубке бывают горизонтальные рули, позволяющие удерживать заданную глубину. Некоторые субмарины несут в себе ракеты и все - торпеды.
            Моя родная подводная лодка, размеров в хороший многоэтажный и многоквартирный дом, вооружена шестнадцатью баллистическими ракетами с очень большой дальностью полета. В несколько тысяч километров. И именно на таком расстоянии мы и патрулировали вдоль берегов Соединенных Штатов Америки. И, если внимательно посмотреть на карту, то можно понять, что путь наш проходил где-то по центру Атлантики, от северной Европы до Бермудского Треугольника и обратно.
            Внутри лодки служат, живут, радуются, переживают и скучают по дому подводники. Матросы, мичманы и офицеры, объединенные в боевые части, службы, группы, команды и отделения. Все несут вахту. Посменно. Четыре часа через восемь. Первая - с начала суток до четырех утра и - с двенадцати до шестнадцати. Вторая после первой и, понятно, что третья смена служит в оставшееся время.
         Я любил выходить в море. Именно там чувствуешь себя настоящим моряком, причастным к чему-то очень важному и значительному. На берегу тоже гордишься, что ты подводник, но чаще в отпуске или в компании очаровательных женщин.
            Повседневной жизнью совсем не гордишься, потому как она суетлива и бестолкова. Боевая подготовка часто заменяется на различные работы, не всегда имеющие отношение к делу. Ну, там, на уборки территорий, на покраску всего к приезду большого начальства, на субботники по субботам и воскресники на следующий день, на строевые занятия и на такие же смотры и на различные наряды, не связанные со службой и на какую-нибудь художественную самодеятельность, придумываемую нашими политработниками к революционным и государственным праздникам. В общем большое и бестолковое разнообразие береговой службы. Как, например, такое.
             Однажды, меня даже направили нести патрульную службу в мурманский аэропорт, на целых десять дней. Тогда, в семидесятых годах, он располагался в местечке Килп-Ярв. На военном аэродроме. Я, молодой лейтенант, получив пистолет и шестнадцать патронов к нему и, взяв собой двух матросов, отбыл в начале сентября 1973 года в город Мурманск. В комендатуре, получив строгий инструктаж от коменданта города и бланки протоколов досмотра военнослужащих, я направился к месту своей службы. Поселили нас в каком-то бараке с неудобствами, прикрепили к летной столовой воинской части в пяти километрах от аэропорта. То есть, ходить надо было три раза в день по тридцать километров. А, поскольку машины нам не дали, то мы, сходив пару раз туда и обратно, перестали это делать. Стали питаться за свои деньги в местном буфете. Кефиром, чаем, сосисками и бутербродами. У матросов, конечно же, денег не было, поэтому почти всю свою зарплату я истратил на поддержание жизни подчиненных.
           В общем, служба пошла ровно, без видимых происшествий. Обычная служба патрульного. Контроль за отданием воинской чести, опрятной формой одежды, бравым и трезвым видом. У военных, конечно. За гражданскими пассажирами следила доблестная милиция, с которыми я располагался в одном помещении. Тогда его называли пикетом милиции. Именно с тех незапамятных времен отношение к органам правопорядка у меня в значительной степени изменилось. От сильного неуважения до стойкой неприязни. Не стесняясь моего присутствия, они обирали нетрезвых пассажиров. Изымались деньги и ценные вещи. Без протоколов и санкций. Часть денег пропивалась, остальные пересылались начальству. Пытались привлечь к этому беспределу меня и моих матросов, но мы дистанцировались от этого. Я с нетерпением ждал конца своей ссылки. Было скучно и противно. Каждый день. Кроме двух раз.
             В первом случае мне пришлось разоружать лейтенанта из местной воинской части. Во втором - во главе комендантского взвода ждать на посадочной полосе самолет, который был захвачен террористами. С взведенным пистолетом в дрожащей руке. Но обо всем по порядку.
             Сначала - про захват в воздухе. Как раз в те времена стали происходить случаи угона самолетов за пределы нашей необъятной родины. Поэтому пилотам провели в кабину тайную кнопку, с нажатием которой земля принимала специальный радиосигнал и готовилась к встрече в полной готовности. В данном случае в виде начальника патруля, двух матросов и человек пятнадцати солдат с автоматами. А, поскольку, «Альфу» еще не придумали, то нам было поручено разрулить ситуацию. Думаю, что при реальном захвате мы бы покрошили в клочья весь самолет с террористами и пассажирами. Хорошо, что сигнал оказался ложным. Видимо, кнопку поставили в том месте, где она легко задевалась ногой.
              Но ситуация с лейтенантом оказалась серьезнее. Здесь была неразделенная любовь. Переживая, юноша добыл пистолет и пошел вместе с ним в ресторан аэропорта заливать горе. По мере опустошения бутылки водки, его решимость застрелиться, трансформировалась в ненависть ко всем окружающим. И он стал подумывать кого-нибудь застрелить вместо себя. Официантка, которую он держал под прицелом, была бледной как лист бумаги. В готовности оказаться без чувств. Я уже был готов стрелять на поражение. И только боязнь попасть в девушку, удерживала меня сделать это. Тогда я принял другое решение. Попытаться разоружить несчастного влюбленного. И сделал я это так.
             Ресторан находился на первом этаже, и высота окон позволяла заглянуть в зал с улицы. К одному окну лейтенант сидел спиной. И оно было приоткрыто. Я очень аккуратно влез через него в зал, потихоньку подобрался и обхватил его руками, так, чтобы он не мог размахивать пистолетом.
              Борьба была недолгой. Матросы помогли мне быстро его разоружить.
              За героический наш поступок, командование воинской части, в обмен на молчание, оставшиеся два дня, выделяло машину, которая возила нас на завтрак, обед и ужин. Я только пожалел, что лейтенант так поздно решился на свой поступок, а то все десять дней питались бы мы здоровой и вкусной пищей, по летному пайку.
               Такая, вот, была служба подводника в море и на берегу.
               Но в море, однако, было лучше.

                                                     Погружайтесь

          
Как я уже говорил, наша флотилия стратегических подводных лодок не была обделена вниманием со стороны высших органов управления вооруженным силами. Ну, там, комиссиями Генерального и Главного штабов, штабом родного северного флота, а также Главной инспекцией всей армии.
             В те времена в эту организацию входили прославленные маршалы, которые по возрасту не могли командовать войсками и флотами.
              Из этих полководцев была создана группа Главных инспекторов.
              Здесь нет никакой иронии.
             Маршал Советского Союза Москаленко периодически заезжал к нам. Бывало, что и выходил на какой-нибудь подводной лодке в море.
             И, вот, летом, при хорошей погоде, маршал сидел на раскладном стуле, на мостике. Штиль, яркое и теплое солнце немного его сморили. Задремал он. Но надо погружаться. Командир спрашивает разрешения:
              - Товарищ Маршал Советского Союза, подводная лодка готова к погружению! Прошу разрешения погрузиться.
              Маршал, приоткрыв один глаз, сегодня не помню какой и, тихо произнес:
             - Погружайся, командир, - и, тот же глаз вернул в исходное положение. Хорошо ему было наверху: тепло и уютно.
            Командир смотрит на порученца маршала, показывая ему жестами, что надо освободить мостик. Порученец не решается беспокоить своего начальника. А лодка следует в надводном положении еще минут так двадцать.
              На мостике немая сцена.
              Наконец, маршал открыл оба глаза:
              - Ну, что командир, когда будем погружаться?
              - Так, товарищ Маршал, надо спуститься вниз…
              Маршал Советского Союза Москаленко хитро улыбнулся и сказал:
           - Вот, так вы и жизни боитесь доложить высокому начальству. Лишь бы не беспокоить, - и с помощью своего порученца спустился в центральный пост подводной лодки.
             Мудрый был старик.
             Большое ему уважение.

                                                 Грустные истории

           Лейтенантское, старшелейтенантское и капитан-лейтенатское время, соответствующее возрасту от двадцати двух до тридцати. И это еще молодость, проходившая на подводных лодках грозного военно-морского флота.
            Все естественные желания присутствуют и молодые офицеры холостые по факту и почти холостые, если в командировке, эти желания, по-возможности, реализуют.
            Один из видов командировки - это когда подводная лодка стоит в сухом доке и ее ремонтируют. Док находится, когда служба проходит на Северном флоте, в Полярном или в Росляково.
             Рабочий день заканчивается в 18.00 вместе с завершением ремонтных работ и экипаж, поужинав, начинает заниматься теми делами, которые спланировал старший помощник командира. Свободные же от внимания старпома молодые офицеры, стройными рядами двигаются в места, где возможно скопление лиц противоположного пола, страдающего от недостатка мужского общества. Перечень таких мест достаточно ограничен: ресторан «Урожай» - в Росте, кафе - «Окурок»(по-настоящему «Огонек») в Полярном и дом офицеров с танцами и буфетом. Программа очень примитивна: выпить, познакомиться, потанцевать и заночевать, если, конечно, пригласят.
            Сегодня я задаю себе вопрос: почему - не в театр, концерт или в кино? И не могу ответить. Сейчас бы - только туда. Но так было, и я участвовал, не скрою.
             Еще один момент для справки.
           Когда корабль стоит в сухом доке, то воды для совершения гигиенических мероприятий почти не бывает. Помыться в доке было возможно, но не всех туда допускали. Поэтому еще одной задачей программы, в дополнение к основным была задача помыться и постираться. И я бы поставил это действие сразу после «пригласили»
              Теперь первая история.
             После ресторана, я познакомился с очаровательной молодой женщиной, которая была почти холостой (муж - торговый моряк - в море), а мой товарищ - с другой, но менее привлекательной и менее молодой, но хозяйкой квартиры. После застолья и обнюхивания, мы, взяв с собой то, что нужно, пришли в гости. По завершении непродолжительного ужина, хозяйка, взяв за рукав моего товарища, удалилась к себе. Я же, извинившись, прошел в ванную комнату. Очень быстро выстирал нижнее белье и особенно носки и, развесив все на горячую батарею, решил принять ванну. Вода приятно нагрела молодое, но не очень чистое тело и оно, тело, погрузилось в продолжительный сон, который закончился одновременно с достижением температуры воды ниже температуры уюта. Часа через два…
              Когда вернулся в комнату, то никого уж не было. Неправильно сказал. Ее не было. И это я оценил, положительно: жена не изменила мужу, а я хорошо помылся, постирался и отдохнул.
              Другая история, не имеющая отношения к гигиене.
             Собрались мы за столом в кафе «Окурок» с составе сборного коллектива офицеров разных экипажей, которым повезло быть в ремонте. Веселая такая компания. Среди нас выделялась одна пара: молодой, стройный и голубоглазый лейтенант, и белокурая красавица. Ну, просто, царевна из сказки. Познакомились они недавно и полюбили друг друга, да так, что решили очень скоро пожениться.
             Все разговоры и тосты были направлены в их сторону. Пили, желали счастья и долгой семейной жизни. Я, молодой, старший и холостой лейтенант был без дамы и, наблюдая эту картину, не забывал завидовать этому тихому счастью. Да нет, не тихому, а - пьяному. Потому что, и это меня тогда удивляло, пили они много и наравне. Я бы рядом с такой красавицей не пил бы…
              Через год военная судьба занесла меня в тот же док, в то же в кафе и в компанию таких же холостяков. Были и женщины. Понятно, что не знакомые мне. Но одно лицо что-то, вдруг, напомнило. Белокурая красавица, но, только, в состоянии перехода от царевны к лягушке. Во второй половине. Одутловатое лицо, выпуклые бесцветные глаза, говорили, что алкоголь, при частом употреблении, пагубно отражается на привлекательности, и я понял, что целовать эту переходящую из одного состояния в другое женщину, уже поздно: возврата к красавице не будет…
               Помнится, что я извинился, встал и ушел на корабль. По дороге все думал: если бы не желание вечного праздника, то могла бы эта, одаренная природой девушка, стать хорошей женой и матерью детей того симпатичного лейтенанта.

                                                Пишется через «о»

           Известно, что военно-морские офицеры целеустремленны, талантливы, в меру наглы и, при увольнении в запас, относительно молоды . Еще слегка грубоваты. Не хочу обидеть офицеров других видов вооруженных сил - они тоже обладают такими же чертами, но не в такой степени и не в полном наборе. Может быть только летчики?
            И, вот, один такой моряк, в звании капитана 3 ранга(майор по-пехотному), уволившись в сорок пять лет из рядов, получивший пенсию и, неудовлетворенный ее размером, решил применить свои способности в гражданской жизни. Перебрав возможные варианты, он остановился на министерстве иностранных дел. И его устремления были на должность посла или, в худшем случае, первого заместителя.
            В отделе кадров, куда он явился, его выслушали внимательно и, ничуть не удивившись таким высоким запросам, предложили, проверочный тест: написать ноту протеста президенту одного африканского государства, которое проявило себя не совсем дружественно по отношению к нашей стране. Предположим, их пираты захватили наше торговое судно.
              Капитан 3 ранга в запасе уверенно и за очень короткое время справился с задачей.
             Кадровик, старый дипломат, проверив содержание, был весьма удовлетворен, сделав, однако, несколько замечаний, которые я с некоторыми купюрами приведу.
              Первое:
             - Всякая нота, по дипломатическому протоколу, начинается с комплимента первому лицу и словами «Ваше Превосходительство», а не «Черножоп.я с.ка». А «Черножоп.й» пишется через «О», а не через «Ё».
             Второе:
             - Выражение «… твою мать» пишется в три слова, а не слитно.
             Третье:
             - Угрозы, в нотах протеста, как правило, не применяются. Впрочем, выражение «если ты еще раз позволишь себе подобное, то мы оторвем тебе яйца», написано грамотно, не считая того, что лучше применять слово «Вы».
            Говорят, что для оттачивания языка, капитан 3 ранга был направлен на курсы в дипломатическую академию и сегодня успешно трудится послом в одной маленькой африканской стране.

                                                Летное происшествие

          Это сообщение я разыскал в Интернете спустя два дня после того как вернулся домой. Потом еще кто-то мне рассказал, что в ночных новостях первого канала и только в бегущей строке была короткая информация об этом летном происшествии.
             Интересно, а что чувствовали те девять человек, взлетевшие вместе с этим самолетом в сторону родного дома или долгожданного отпуска? Интересно, но найти ответ практически невозможно, потому что рассеялись они, эти люди, по просторам нашей необъятной родины и продолжают жить своей личной жизнью. Но вот спросить у самого себя и получить ответ можно.
             В Мурманске я появился, когда сошел на перрон вокзала, за три дня до этого дня. Почти двое суток в двухместном купе скорого поезда Петербург-Мурманск были скучными и душными. Поэтому возвращение было спланировано только самолетом.
             Что я делал в Мурманске - может быть сюжетом для другого рассказа, а может и не быть. Впрочем - это совсем не важно.
             Но пока я в мыслях еще в аэропорту Мурмаши и с тревогой жду объявления на посадку. Сейчас, когда я пишу эти строки, причина беспокойства легко объяснима, но тогда я не мог понять, почему мне так внутренне не уютно.
             Верьте своим чувствам или хотя бы доверяйте. Я же пошел другим путем: не поверил, а залил это чувство необходимым количеством коньяка. Вместе с попутчиками я прошел, взошел и сел на одно из кресел этого небольшого самолета. Уточняю место, которое я выбрал. Это левый борт, у иллюминатора и в первом ряду. Через проход расположились два респектабельных господина. Остальные авиапассажиры расселись там, где хотели.
              Самолет вырулил на взлетную полосу и полет начался.
              Через пятнадцать-двадцать минут набрали высоту и посчитав, что ответственный момент прошел, я начал внутренне расслабляться и, после завершения расслабления, решил пару часиков вздремнуть. Но сначала я почему-то посмотрел на вращающийся винт левого мотора и в это же мгновение, к своему ужасу, заметил черный дым, одновременно услышав громкий хлопок напоминающий взрыв.
               Двигатель стало заливать темно-коричневой жидкостью.
              Сама эта ситуация для чтения интереса вовсе не представляет. Здесь интересны лишь мысли и действия непосредственных участников.
           
  Первое что пришло мне в голову и что я мгновенно громко озвучил:
           
  - П…ц, а жалко, - одновременно испытав высшую форму проявления страха - ужас. Внешне, правда, это не отразилось (помогла многолетняя служба на подводных лодках). Может быть, только побледнел, но тогда в зеркало я не посмотрелся. Мой сосед, что был ближе, в точности повторив первое мое слово, достал телефон и, как мне показалось, очень спокойно, попрощался с родными. То же самое сделал его товарищ, не повторив, однако, наши первые слова. Остальные вжались в кресла и закрыли глаза. О чем они думали и что переживали, можно было только догадываться.
               Командир по трансляции рассказал все, что мог рассказать, рекомендовал нам привязать себя к креслу и готовиться к нештатной посадке. Детали уточнил стюард. При этом он успокаивал нас, рассказывая о том, данный самолет очень хороший планер и что ничего страшного не произошло и не случится. Но, на всякий случай, перед посадкой, попросил всех снять обувь, наклонить голову к коленям, одновременно закрыв ее руками.
               Время до посадки растянулось в целую жизнь. Я никогда не мог себе представить, что минута может быть такой бесконечной. А этих минут было почти тридцать. В этой временной бесконечности - девять человек, отгоняющих из своей головы мысли о близком конце. В этой бесконечности я и еще двое на первых креслах, с тревогой ждущих окончания полета. Но пока эта бесконечность не кончилась, эти трое нашли в себе сил попросить у стюарда по сто пятьдесят. А у стюарда нашлось достаточно мужества и сил принести три по столько сколько просили и еще столько же - для себя. Всего шестьсот. Повторить мы успели еще два раза.
              Приземлились благополучно и после небольших формальностей все девять человек всосали в себя, как воду, грамм по триста коньяка, но на вопрос представителя администрации аэропорта:
              - Кто и когда полетит в Петербург? - девять человек, за минусом троих, молча, растаяли в воздухе. Иначе говоря, лететь обратно почти никто не захотел.
              Три человека, согласившись завтра на самолет (это был я и два моих новых товарища), продолжили снимать стресс изрядным количеством крепких напитков.           
               Похоже, выпили мы больше, чем смогли, но меньше чем хотели. Или - больше, чем хотели и больше, чем смогли, потому что не заметили момент посадки в Петербурге.
                                                                                                                                                                                                             ©А.Надеждин

НАЧАЛО                                                                                                                                                                                    ВОЗВРАТ