ВОЗВРАТ                                             

 
      
Ноябрь 2008, №11       
   
Проза___________________________________                                          
       Рина Феликс                              
 
Гусиные лапки                                                              

                  

Мы уютно расположились в маленьком кафе на Елисейских полях.
Пространство от дверей кафе до самой проезжей части было окружено чем-то похожим на заборчик маленького палисадника. Эдаким белым штакетничком.
Сквозь этот палисадничек свободно шествовали прохожие.
Кое-кто, как мы, устраивался за столиками, вынесенными на улицу.
Белые столики, белые ажурные стулья, белые кофейные чашки из толстого стекла, белая вазочка, куда официант поместил мои цветы - букетик крошечных роз, который спокойно мог заменить брошь на лацкане жакета.
Счастье волнами поднималось из глубин моего существа.
Я здесь.
Я с ним.
Здесь и сейчас!
Мы и Париж!
Париж, розы и благоухающий кофе.
Как много всего.
Еще чуть-чуть и грудная клетка не выдержит - разорвется и сердце вырвется наружу со скоростью камня, выпущенного из пращи Давида.
Б-же мой!
Какими глупостями наполнена моя голова.
Только представьте себе нечто подобное - сердце, летящее в лицо моего ненаглядного Голиафа.
Ужас какой!
Будем надеяться, что моя грудная клетка выдержит и буйное сердце мое останется там, где ему и положено находиться.
Я смотрю на Голиафа, смотрю и насмотреться не могу.
За его плечом маячит Триумфальная арка.
На нее тоже невозможно насмотреться, ибо не насытится око зрением.
Я и помыслить не могла, что он такой, мой Голиаф.
Какое мнение можно составить о человеке, располагая лишь фотографией, сделанной явно для какого-то официального документа.
Сосредоточенное лицо человека, ждущего некую "птичку", от которой еще неизвестно каких сюрпризов дождешься.
Лицо, не дающее представления ни о чём - ни о характере, ни об улыбке.
И уж, разумеется, за кадром остаются такие важные моменты, как движения, походка, грация или полное её отсутствие.
Сейчас, на расстоянии вытянутой руки от меня сидел вихрастый мальчишка, волосы постоянно сползали ему на лоб, закрывали разлётистые брови, норовили и глаза закрыть, но это им делать не позволялось.
И серые глаза смотрели на меня.
Изучали.
Узнавали.
Я, разумеется, подготовила себя к тому, что эта встреча, первая наша встреча, может стать и последней.
Но готовила-то я себя, глядя на ту маленькую, невыразительную фотографию.
Тогда я думала о том, что просто люблю человека, человека без лица, без тела, без грации.
Просто люблю некий образ, сотканный моим воображением, моей фантазией, моими мечтами.
А кто будет спорить, что в мечтах можно такое увидеть и так всё скорректировать, что столкнувшись со своим кумиром в реале, можно пройти рядом, мимо...и не заметить, не узнать...
Голиаф был еще лучше, чем придуманный мною образ.
В глазах его было столько нежности, доброты и понимания.
Я таяла от тепла этих глаз.
Не жаль было и вовсе испариться, но тогда я бы не узнала еще большего восторга.
Юноша протянул руку и стал нежно разглаживать тоненькие морщинки возле моих глаз - "гусиные лапки".
Что, пора пластику делать?
Нет, что ты, ничего не трогай. Пусть всё останется, как есть.
Иначе, это уже не ты будешь...
Знал бы он, что я давно уже и не я вовсе.
Я уж и сама не знаю, как себя классифицировать, с кем идентифицировать.
Просто не знаю, не имею ни малейшего представления.
Голиаф стал моим пульсом.
Тук-тук!
Тук-тук!
Выстукивало сердце его имя.
А каждый взмах ресниц выхватывал из небытия его образ.
И прекращать это сладкое наваждения не было сил.
Да и не хотелось, откровенно говоря.
Окруженная этой любовью своей, я была неуязвима, я была сильна.
И я жила жизнью такой наполненной, какой никогда не жила прежде.
Если прежде, я вообще жила.
Кофе остывал в чашках, мы забыли о нём, изучая друг друга.
Нас манил Париж.
Его улицы и площади притягивали, как магнит.
Воображение волновали узнаваемые чудеса - парижские тайны.
Мы поднялись.
Вставая из-за стола мой спутник напомнил распрямившуюся молнию.
Его несколько смущал нестандартный рост.
Я же была в полном восторге.
Обхватив его тонкую талию и уютно устроив голову в области его подмышки, я увлекла его в сторону противоположную знаменитой арки.
Торопиться нам было некуда.
Мы наслаждались тем, что просто шли, дышали сладким, напоённым ароматами цветов, круассанов и шоколада воздухом.
Дивным воздухом дивного города.
Дойдя до площади Согласия прошли через парк Тюильри и вышли к Лувру.
Но мне так хотелось показать моему другу не великие шедевры одного из лучших музеев мира. Мне хотелось показать ему шедевры музея восковых фигур.
Уж простите мне такую прихоть.
Он был так молод.
Обрушившиеся на него впечатления, если не раздавили его, то утомили изрядно, и поход в Лувр был бы просто неуместен.
А музей Гревен?
Ну, это как хорошая сказка на ночь.
Тем более, оба мы любили поговорить обо всяких мистических заморочках.
И мне казалось, что побывать в этом музее нам просто необходимо.
Я не ошиблась.
Глаза моего друга горели восторгом.
Мы разглядывали фигуры великих мира сего. Отдавали дань.
Но нас манили иные чудеса.
Обоих.
А потом мы пошли в сказочный театр музея.
В преддверии театрального зала, мы попали в изумительную круглую зеркальную комнату, наполненную таинственными предметами.
Свет погас, а когда он ярко вспыхнул, глазам нашим предстала изумительная картина.
Высоко над нашими головами парили джунгли. Слышался щебет птиц.
Меж лиан и гигантских стволов скользили грозные хищники и виднелись кольца огромных удавов.
А когда свет померк вновь, перед глазами запорхали разноцветные бабочки.
Я уже видела это действо однажды, а мой спутник был просто ошеломлен.
Он стоял сзади и я чувствовала, как его сильные руки судорожно сжимают мои плечи.
Я взяла его ладонь и стала тихонечко поглаживать - ободряя, успокаивая.
Мы вышли из музея.
Город расцветили огни уличных фонарей.
Мы были чуть смущены, и в то же время, стали ближе друг другу.
Решив, что впечатлений на сегодня более чем достаточно, пошли в обычный ресторанчик, где, как в любом городе мира, можно заказать Рояль де люкс, овощной салат и чай с горячим пирожком.
Ели молча.
Смотрели друг на друга.
Улыбались.
Было так уютно.
Так нежно.
Тревога ушла, уступив место благословенному покою.
До отеля добирались на метро.
Ноги отказывались служить.
Даже длинные ноги моего спутника подустали.
Что уж говорить обо мне?
Но метро, это ведь еще одно испытание для того, кто впервые в Париже.
Рельсы, находящиеся в нескольких сантиметрах от платформы, мусор, засыпающий всё вокруг.
Листопад зеленых билетиков.
И...музыкант.
Тихонько наигрывающий на скрипке.
В скрипичном футляре покоились несколько монет.
Мы присовокупили свою скромную лепту к этим пожертвованиям.
В холле отеля мы еще посидели.
Расставаться не хотелось?
Или уже усталось была так сильна, что манило любое кресло встретившееся на пути.
Пересилив себя, мы поднялись и пошли к лифту.
Голиаф проводил меня до двери номера.
Мы постояли немного, но пригласить его к себе я не решилась.
Мы едва держались на ногах от усталости, и еще неизвестно, как был бы истолкован мой дружеский жест.
Дружеский жест!
Тоже мне - мастер камуфляжа!
Как можно истолковать приглашение в номер?
Ночью?
Он что? Стеклянный, оловянный, деревянный?
Вот то-то!
Он живой, дышащий, юный, полный нетерпения сердца.
И кем ты останешься в его памяти?
Бастилией, стертой с лица земли, и лишь слегка обозначенной краской на парижской площади...
Или?..
Вот он, Голиаф, навсегда останется в памяти твоей Эйфелевой башней.
Он сольется в твоем воображении с самим Парижем.
И когда ты будешь думать об этом городе, то всегда, как заставка на экране компьютера будет возникать лицо Голиафа.
А уж потом все эти парижские прелести.
Да, будет именно так.
Так, а не иначе.
Это понятно...
В пустом номере ты приводишь себя в порядок, добираешься до постели, но вожделенный сон не приходит.
И ты лежишь с открытыми глазами и переживаешь вновь и вновь этот длинный день.
Вспоминаешь все подробности.
А они всё всплывают и всплывают, затапливая тебя своей многочисленностью.
Ты чувствуешь его пальцы на своем лице, чувствуешь свои руки на его талии, помнишь прикосновение своего затылка к его груди.
Помнишь, как его руки сжимали твои плечи...
Помнишь всё, кроме Парижа...
Засыпаешь...
Тебе снится дождь и Голиаф...
Дождь шелестит, шелестит настойчиво, мешает спать.
Будит, наконец.
Ты открываешь глаза.
Нет, это не дождь стучит в окно...
Это стучат в дверь...
Тихо-тихо...
Ты всё понимаешь, встаешь и преодолеваешь это немыслимое расстояние - расстояние от мечты до реальности...

                                                                                                             © Р.Феликс 

ГУСИНЫЕ ЛАПКИ                АХ... ЭТИ СИНИЕ-СИНИЕ КАМНИ...             ВОЗВРАТ

                                       Предыдущие публикации и об авторе - в РГ №1, №5 2008