|
|
Жаркое офисное лето,
давнее, такое далёкое, что забылось, и вдруг - предательски, когда не
ждёшь и мысли совсем о другом - раз! - и полоснуло по нервам чётким
срезом тёмного каре. Какая дурацкая чёлка, до самых ресниц! Зачем она
так ей идёт... А тогда были кудри, почти светлые, с каштановым отливом.
Он бежал, не отрывая взгляда от её мелькающей в толпе макушки, догонял
уже на эскалаторе, останавливался на одну ступеньку ниже и выдыхал
"привет!", глядя прямо в её глаза - карие, с тёплым сиянием вокруг
зрачков. Он мысленно дорисовывал ей веснушки, которых не было, и стирал
помаду, которая была - всегда слишком яркая, всегда с таким преступным и
таким запоминающимся привкусом миндаля, что даже сейчас, от одного
воспоминания пробежал холодок по позвоночнику.
- Откуда ты взялся?
Она хмурилась и рассеянно касалась пальцами маленькой серёжки с
зеленоватым прозрачным камешком.
Ему всё было смешно: и её сердитые глаза, и рассеянность и беспомощные
попытки быть независимой даже сейчас.
Сто
лет не был в метро, и именно сегодня надо было спуститься, чтобы сразу,
сквозь качающиеся стеклянные двери увидеть её остренькое загорелое плечо
с маленькой татуировкой-рыбкой, на секунду скрывшееся за надписью "нет
выхода", и это тёмное каре…
Где
они берут эти карточки? Куда же ты, рыбка моя?! Вильнула хвостиком и уже
там, за рифом злобных турникетов, глумливо напевающих полонез. Он
метнулся к окошку кассы. Она ступила на эскалатор, достала книгу из
сумки и поплыла вниз, убирая на ходу прядь волос за ухо. Боги мои, как
всё медленно!
Он и сам был смешным. Он таскал розы. Идиот! Она никогда не любила розы,
а он думал, что раз всё ТАК, то только розы - тёмные-тёмные, похожие от
жары на влажный бархат. Они через час виновато опускали головы и сжимали
листья щепоткой. От этого он умирал со стыда, а она бессовестно и
равнодушно смотрела своими прозрачно-карими глазами и доставала
сигарету. И только после того, как прикуривала, говорила "спасибо", так,
как будто он ввернул лампочку или помог закрыть окно. Сука!
-
Разрешите...
Люди мешаются. Куда они все едут? Тогда на эскалаторе не было никого,
кроме них, начинался июль, тополиный пух кружился даже в метро...
"Откуда ты взялся?"
Лето
убегало горячим песочком сквозь пальцы, скоро отпуск, так не вовремя
напоминающий о себе смешной рожицей, нарисованной фломастером в
ежедневнике. И впереди - целый месяц безделья и назойливых мыслей о том,
что придётся начинать сначала эту затянувшуюся войну с крохотной тенью
насмешки в её глазах, отравляющей миндальным привкусом даже на
расстоянии.
Он вдруг потерял из виду гладкую макушку с чётким пробором, остановился,
выругался, вздохнул, решил, что всё к лучшему, и тут же увидел её снова.
- Простите, пожалуйста...
...а ещё была попытка уйти. Но уходить надо
победителем, иначе каждый шепот за спиной будет о нём, и каждый взгляд
будет казаться любопытным. Только это всё походило на бой с тенью. Тень
выиграла. Тёмно-красные розы беспомощно выглядывали из урны у метро, где
им, собственно, самое и место.
- Можно я пройду? Спасибо...
"Да ей всё равно! Не нервы, а медная проволока. Ненавижу
эту жару, это метро, этот город, миндаль - ненавижу". Вот и она. Он
остановился на одну ступеньку ниже, улыбнулся и выдохнул:
- Привет!
Не узнаёт.
- Привет.
Да нет, узнаёт, конечно! Зачем же так равнодушно? Как будто еле знакомы,
как будто едва здоровались. Ах, мы теперь такие строгие!
Убрала
книгу в сумку, сверкнув новым колечком, взглянула на указатель...
- Мне - сюда, - кивнула налево.
- Подожди. Нам что, не о чем говорить?
- А о чём? - пожала плечами.
- Как это «о чём»? - он занервничал, - что, так и разойдёмся?
Так боялся сказать глупость, и всё-таки сказал:
- … как будто… ничего не было.
- О чём ты? Странный разговор какой-то. Ты точно меня ни с кем не
путаешь?
Вот
это да! Хорошо сказала. Очень хорошо. Убедительно. Он попытался
усмехнуться, получилось нервно. Ему бы понравилось, если б она
испугалась, тогда бы он знал, что делать. Его бы устроил сарказм, или…
- Извини, -
её полуулыбка запорхала бабочкой, так, что замелькало в глазах и
захотелось отмахнуться, - я что-то совсем не могу ничего понять, я,
вообще-то, тороплюсь.
Ну что ж, значит ничего не было… Ни июля, ни роз, ни дурацкого кружения
изо дня в день вокруг её стола, ни летнего сумасшествия, когда насмешка
мерещится даже в зеркале...
Не
было ледяной минералки с прозрачными ручейками вдоль скользкой бутылки,
не было растаявших от зноя шоколадных конфет с пьяной вишней; и
опрокинутой вазы с погибающими цветами, и одновременной остановки
дыхания у обоих, и её странного смешка, и шоколадного отпечатка пальцев,
и миндального привкуса губ - не было.
Ему захотелось схватить её за
запястье, отшвырнуть к стене, преградить рукой путь к бегству,
приблизиться так, чтобы увидеть панику в глазах, чтобы вдохнуть этот
отравный миндальный запах…
Поток воздуха от подходящего поезда
шевельнул её волосы. Она беспечно улыбнулась:
- Ну, счастливо.
- Как знаешь…
От его воспоминания только что
отломили половину, и безусловным стало только то, что они пересеклись во
времени и душном летнем пространстве одного офиса, а всё остальное -
только очень условные фантазии отдельно взятого человека, у которого
сегодня сломалась машина. Может она права? И что теперь делать с тем,
что осталось? Чёрт бы побрал эти розы! Какие холодные стены в этом вашем
метро.
В вагоне она долго смотрела на
своё отражение. Каким-то незнакомым движением поправила чёлку.
Удивилась, но тут же забыла. Душно очень. Дышать нечем. Ничего, сейчас
это пройдёт. Просто надо прийти в себя, опять стать такой, какой была
раньше. До того мгновения, когда они столкнулись на входе, одновременно
пытаясь войти не в те двери, как всегда, не замечая предупреждений: «Нет
выдоха». «Нет вдоха»
©А.Злобина
Предыдущие публикации и об авторе - №9 2007г. | |