ВОЗВРАТ                                       

   
      
 Февраль 2006, №2      
   
Ракурс Истории_____________________________    
                     Феликс Зинько       
 

                                                         ПЕРВАЯ ЖЕРТВА

        В книге С.Мельгунова "Красный террор в России" есть абзац: "Капитан Щастный спас остаток русского флота в Балтийском море от сдачи немецкой эскадре и привел его в Кронштадт. Он был обвинен, тем не менее, в измене. Обвинение было сформулировано так: "Щастный, совершая геройский подвиг, тем самым создавал себе популярность, намереваясь впоследствии использовать ее против советской власти". Главным и единственным свидетелем против Щастного выступил Троцкий. Щастный был расстрелян "за спасение Балтийского флота". Конец цитаты...
        В брошюре "Ледовая одиссея", изданной миллионным тиражом В.Тюрин и И.Яковлев, бывшие члены Центробалта, клеймят Щастного как предателя и агента зарубежных разведок.


        Капитан 1 ранга Алексей Михайлович Щастный - один из тех российских офицеров, кто стал на службу революции. Трудно, конечно, по прошествии стольких десятков лет судить, что же именно привело старшего морского офицера, участника порт-артурской эпопеи в Центробалт. Вряд ли идейные соображения. Офицеры российского флота вообще не интересовались политикой. Скорее всего Щастным, как и многими другими, двигала любовь к флоту, к боевым кораблям - достоянию страны. Сберечь флот любой ценой - вот о чем они думали неустанно. Что ж, по той поре и на том спасибо!
       Но сперва давайте пробежимся по жизни Щастного. Родился он, судя по послужному списку, 4 (16) октября 1881 года в Житомире, в семье потомственного, но весьма обедневшего дворянина, дослужившегося, однако, до чина генерал-лейтенанта. В воспоминаниях Вульфа мне попались на глаза строчки о поэте 30-х годов ХIХ века В.А.Щастном, к которому благоволил Дельвиг. Щастный перевел "Фариса" и тем вошел в литературу. И еще выяснилось, что в 1914 году при кафедре патологии медицинского факультета Новороссийского университета служил С.М.Щастный. Может быть, это брат Алексея Михайловича? Фамилия уж больно редкая. Нашелся еще один генерал Михаил Иванович Щастный. Дед по матери Натальи Сац. Он отказал дочери в благословении, потому-что она вышла за еврея. Михаил! Уж не отец ли нашего героя?

        В 1896 году Алексей был отдан в Морской корпус. 13 января 1901 года в Зимнем дворце состоялась торжественная церемония вручения корпусу нового знамени. Как написано в истории корпуса, изданной в Париже, "император Николай П вручил знамя фельдфебелю, гардемарину Щастному, который и вынес знамя к фронту". Знать уж больно хорошо успевал этот вовсе не родовитый гардемарин раз удостоился такой чести. В том же году Щастный, награжденный золотой медалью, был выпущен из корпуса и произведен в мичмана. И сразу начал службу в загранплаваниях на боевых кораблях Тихоокеанской эскадры. Во время русско-японской войны мичман на палубе знаменитого крейсера "Диана". Писатель В.Семенов в романе "Расплата" дважды упоминает имя Щастного. "Мичман Щастный, - пишет он, - талантливый чтец, своим искусством доставлявший команде в тоскливые дни осады немало светлых минут...". Значит, умел этот молодой офицер преодолеть расстояние до матросов. Далеко не всем это давалось. А вот эпизод боя 28 июля 1904 года с японской эскадрой: "...Пушки, счастливо не получившие никаких повреждений, поддерживали энергичный огонь, а мичман Щастный, за смертью мичмана Кондратьева вступивший в командование средней батареей, сердито размахивал грязной щеткой для подметания палубы и этим грозным оружием гнал на левый борт, под прикрытие от осколков излишних добровольцев...". Надо полагать, человек, который так вел себя в морском бою, обладал недюжинной выдержкой, храбростью и ценил жизни матросов.
        Награжденный за войну Серебряной медалью и прусским орденом Короны 4-й степени, Щастный был назначен минным флаг-офицером штаба Балтийского моря. Началась рутинная служба, во время которой, между тем, капали на грудь ордена и шли чины. Щастный получил Анну с мечами и бантом, потом Станислава 2-й степени. В 1912 году он стал постоянным членом от Морского министерства в Международном радиотехническом комитете, а 14 апреля 1913 года был повышен в чине "за отличие". Правда, какое именно было отличие, послужной список не поясняет. Можно предположить, что Щастный вместе с двумя инженерами впервые в истории установил радиосвязь между Свеаборгом и Эйфелевой башней.
        В январе 1914 года за полгода до начала войны Щастный выпросился на флот. В звании капитана П ранга он был назначен старшим офицером линейного корабля "Полтава", которым командовал капитан I ранга барон фон Греневец. Здесь Щастный был награжден Анной 2-й степени с мечами и бантом. З сентября 1917 года, когда Россия была объявлена демократической республикой, старший офицер линкора приказал по этому поводу поднять на стеньге красный флаг и сигналы расцвечивания.


        Все эти сведения довольно легко нашлись в общей литературе даже в Одесской Публичке. Но без розысков в Центральном военно-морском архиве и спецхране Ленинской библиотеки вряд ли удалось бы написать этот очерк. Слава Богу, в спецхран нынче не требуется никаких допусков - иди, ройся в каталоге, выписывай требования и милые девушки тут же принесут то, что долгие десятилетия пряталось от наших глаз за семью замками. Мудро поступили в Ленинке, что не распылили фонды спецхрана среди остальной литературы. Во-первых, из моря книг не так то просто было бы выудить необходимое, а, во-вторых, просматривая каталог спецхрана, четко видишь, какой доли нашей собственной истории мы были лишены.


        В феврале 1917 года в Кронштадте разгулялась матросская вольница. Вот, как описывает эти дни очевидец Г.Князев: "...все, что произошло в Кронштадте, можно назвать массовым безумием, бешенством крови... Бунтовщики дошли до исступления. Они не только резали на куски и жгли на кострах офицеров, но и просто разрывали живых на части, а потом топтали и жгли. Адмирала Вирена разрубили на куски и сожгли. Адмирала Бутакова, корректного мягкого старика, расстреляли на глазах семьи, жены и детей. Больше 1000 офицеров были убиты таким образом. Никто ничего не мог поделать с этой частью кронштадтского гарнизона. Сами солдаты старались усмирить разбушевавшихся". В протоколе Исполкома Петросовета 8 марта было записано о Кронштадте: "Избиение офицеров, арест их в большом количестве, командный состав из офицеров совсем отсутствует. Выбраны командирами кораблей из состава самих матросов. Флот, как боевая единица, совсем не существует". Увы, это было близко к истине.
        Что было, то было... Но затем на флоте установилось некое равновесие. Матросы поняли, что вовсе без офицеров содержать боевые корабли невозможно, а многие офицеры, как мы уже знаем, решили любой ценой служить флоту. Естественно, без трений не обходилось. В ЦВМА можно прочесть любопытную запись доклада по прямому проводу. Штаб-офицер Генмора В.М.Альтфатер (тот самый, что вскоре станет участвовать в составе советской делегации на Брестских переговорах, а потом займет кресло Главкома флота и члена РВС республики) докладывает начальнику Генмора А.Бубнову: "Третьего дня (то бишь, 10 ноября - Ф.З.) из Гельсингфорса в Петроград выехал председатель Центробалта Дыбенко и каперанг Модест Иванов, которого Центробалт, по-видимому, проводит на должность Минмора". Действительно, капитан 1 ранга Иванов-7-й был назначен управляющим морским министерством и членом Верховной Морской коллегии с благословения В.И.Ленина, у которого он был на приеме. Тогда же А.М.Щастный был назначен по рекомендации Центробалта флаг-капитаном распорядительной части штаба морских сил Балтийского моря. В январе 1918 года, когда немцы подходили к Ревелю и Гельсингфорсу, Щастный был уже исполняющим обязанности наморси (начальника морских сил) Балтийского моря, то есть командующим флотом. Надо было спасать корабли. Причем без выдуманного потом личного приказа Ленина. Даже вопреки воле вождя, как мы теперь знаем.
        В чем была "соль" знаменитого Ледового похода? В Брестском договоре был пункт У1, надолго засекреченный. По этому пункту Советская Россия должна была убрать боевые корабли из Ревеля и Гельсингфорса до 1 марта. В то же время там значилось: "Пока лед делает невозможным перевод военных судов в русские порты, на них должны быть оставлены лишь незначительные команды". Представляете, что это значило? Немецкие генералы заранее потирали руки, подписывая этот пункт. Они учли тяжелую ледовую обстановку на Балтике в ту зиму и пребывали в полной уверенности, что большевики не смогут выполнить свои обязательства и боевые корабли без хлопот достанутся Рейху. Но балтийские матросы под руководством Щастного, Беренса, Иванова, Савицкого и других офицеров сделали все, что было в их силах, дабы ни одна боеспособная единица флота не попала в руки врага. Щастный все время был на штабном судне "Кречет", держал связь по радио с кораблями, координировал действия ледоколов. Любопытно, наверное, что два племянника германского посла в России Вильгельма Мирбаха служили на русском флоте. Один погиб при Цусиме, а другой - Рудольф Романович Мирбах был флаг-минером флота и командиром этого самого "Кречета".
        Вот, что писал в "Морских записках" инженер-механик лейтенант флота Н.Кадесников: "Несмотря на необычно тяжелые условия - Финский залив был еще скован льдом и короткий срок ультиматума - командующему флотом капитану 1 ранга Щастному удалось с неимоверными усилиями увести флот из Гельсингфорса в Кронштадт. Этот "Ледовый поход" продолжался вместо обычных 20 часов 8-9 дней, но был проведен успешно". Ничего нет особенного в этом свидетельстве участника похода, кроме разве того, что в советской литературе оно будет опубликовано впервые. Ведь "Морские записки" издавались в Нью-Йорке. Впрочем, это лишний раз подтверждает, что на Западе лучше нас знали нашу историю. Потому что ни в одной книге советского периода вы не найдете имени Щастного в таком изложении.
        Хотя в газетах того времени все очень прекрасно описано. Например, 12 февраля 1918 года "Известия" сообщали: "Согласно полученным телеграммам от командующего морскими силами в Балтийском море все боевые суда вышли из Гельсингфорса в Кронштадт. С последним отрядом, состоящим из 100 вымпелов, идет командующий".
       21 февраля Щастный донес, что командование флотом перенесено в Генмор в Петрограде. Ледовый поход был завершен.
       После Октября народным комиссаром военно-морского флота был назначен матрос-большевик Павел Дыбенко. Вскоре, в декабре был созван Первый Всероссийский съезд моряков. На этом съезде матрос Федор Раскольников был произведен в лейтенанты флота, каперанги Модест Иванов и Алексей Щастный - в адмиралы, а Дыбенко, которого тоже прочили в адмиралы, по своей просьбе получил звание "почетный гражданин флота". В советской литературе о "первом красном адмирале" - Модесте Иванове написано немало, есть даже отдельная книжка. О втором же "красном адмирале" - Алексее Щастном мы до перестройки, практически, ничего не слышали. Его имя, как впрочем и многие другие имена, было вычеркнуто из истории флота. Точнее оболгано надолго. Впрочем, в одном "научном труде", изданном в 1960 году, я отыскал следующие строки: "Неоднородный в партийном отношении Совкомбалт (там, видите ли, преобладали эсеры, возглавляемые Е.С.Блохиным - Ф.З.) избрал командующим флотом А.М.Щастного - одного из организаторов контрреволюционного “Республиканского союза офицеров и матросов”. Впоследствии он был разоблачен, как враг советской власти". Такого союза, так же, как СВУ, и в природе-то не было! До этого даже не додумались в ревтрибунале 1918 года! А в 1960 году сделали великое открытие.
        5 апреля 1918 года декретом СНК А.М.Щастный был утвержден Наморси Балтийского моря. Но уже 27 мая его арестовали приказом Наркомвоенмора Л.Д.Троцкого, судили и расстреляли.
        Рассказывают, что однажды в разговоре с Г.Зиновьевым Щастный сказал:
        - А знаете, меня флот избрал диктатором Петрограда.
       Трусливый Григорий изменился в лице:
       - Ну и что же?
       - Я, конечно, отказался, - спокойно ответил Щастный.
       Перепуганный Зиновьев тут же направил шифровку в Москву.
       В кабинете Свердлова собрались Троцкий, Раскольников, Дыбенко, Сакс. Они приняли секретное решение. Троцкий тут же вызвал Щастного к себе "на ковер". Тот выехал поездом, но почему-то сошел, не доезжая до Николаевского вокзала, в "глухом месте", как выяснилось потом на суде. Значит - конспирировал, значит - контрреволюционер. Выводы делали быстро и безапелляционно.
       В кабинете Троцкого хозяин сразу набросился на адмирала с обвинениями. В ответ тот спокойно заявил, что политика наркома ведет флот к гибели.
       - Возрождение боеспособности Балтийского флота, - говорил Щастный, - должно идти впереди других политических соображений. Во флот необходимо возвратить старых матросов, специалистов, артиллеристов, минеров, рассеянных теперь по всей России. Российский флот надо спасать, а не уничтожать!
        Такой "наглости" от бывшего царского офицера Лев Давидович стерпеть не мог. Он стал стучать кулаком по столу. Щастный сказал:
         - Прошу разговаривать со мной в тонах более приемлемых!
       Это было последней каплей. Троцкий тут же вызвал конвой и приказал арестовать Щастного.
        После этого он пишет записку в Президиум ВЦИК: "Уважаемые товарищи. Препровождаю Вам при сем постановление об аресте бывшего начальника морских сил Балтики Щастного. Он арестован вчера и препровожден в Таганскую тюрьму. Ввиду исключительной государственной важности совершенных им преступлений мне представлялось бы абсолютно необходимым прямое вмешательство в это дело ЦИК"а. С товарищеским приветом Л.Троцкий".
        А суда-то настоящего в те времена еще и не было. Пришлось Свердлову срочно изобретать декрет "Об Особом трибунале при ВЦИК". Таким образом, процесс Щастного (если это можно назвать процессом?) стал первым процессом Ревтрибунала.
         Ох, сколько потом было этих процессов...
         Удалось найти приговор по делу Щастного, выступление на процессе "единственного и главного свидетеля", отголоски того казусного дела. Попробую изложить.
         Скорее всего, главная вина Щастного была в независимости суждений. Очень не любили большевики таких людей. Они с первых дней своего правления пытались избавиться от непослушных, независимых, самостоятельно думающих людей. А Щастный, например, в марте 1918 года выступая на Совете комиссаров флота, позволил себе следующее:
        - Для воссоздания флота необходимо привлечь корпус офицеров. Лицом этого офицерства являются флагманы. Если мы создадим Совет флагманов, как постоянный орган, то он, находясь ближе к жизни, будет приносить с мест текущие вопросы и устанавливать порядок дня.
         Это уже рассматривалось, как покушение на власть. Такое не прощалось.
       Н.Крыленко когда-то издал книгу "За пять лет. Обвинительные речи". В ней он утверждает, что на процессе Щастного стенограмма не велась "и все кануло в лету”. Отнюдь! Многое отыскалось.
       Процесс начался 20 июня 1918 года в 12.30 в Митрофаньевском зале Кремля. Председательствовал С.П.Медведев. Обвинителем был Крыленко. Одним из членов трибунала был рабочий Галкин, которого в свое время царская юстиция приговорила к смертной казни. Спас Галкина тогда защитник В.А.Жданов, что когда-то защищал Каляева, а теперь взялся за дело Щастного. Снова Галкин и Жданов сошлись в зале суда, только на этот раз по разные стороны барьера.
        Вызывали, как полагается, свидетелей. Но, почему-то, кроме Троцкого ни один не явился. Случайно? А единственного свидетеля защиты, которого требовал вызвать обвиняемый - Альтфатера - высокий суд отвел.
        Свидетель Троцкий начал свое выступление со следующего пассажа:
       - Я впервые увидел гражданина Щастного на заседании Высшего Военного Совета в конце апреля, после искусного и энергичного проведения Щастным нашего флота из Гельсингфорса в Кронштадт.
        Сразу после единственного комплимента начались обвинения. Оказывается, Щастный не выполнил распоряжение об установлении демаркационной линии с немцами в Финском заливе, Щастный приказал от имени Троцкого взорвать форт "Ино", хотя, по просвещенному мнению Льва Давидовича, не было в том необходимости; Щастный, якобы, распространял на флоте слухи о "сговоре советской власти с немцами об уничтожении флота".
         Вот ОНО - самое главное обвинение!
         Давайте разберемся по пунктам.
         Вот, что написано в книге "Балтийский флот в Октябрьской революции и гражданской войне", изданной Партиздатом в 1932 году: "Имея полную возможность защищать форт "Ино" от белофиннов, Совнарком (выделено мной - Ф.З.) предпочитает... вывести из него гарнизон. Форт со всеми 12-дюймовыми установками был взорван 14 мая по распоряжению коменданта Кронштадта П.К.Артамонова". Причем тут Щастный? Следующий документ из ЦВМА - юзограмма наморси Щастного начальнику бригады линкоров Зарубаеву от 26 апреля 1918 года: "Получил приказание: "Гарнизону "Ино" взорвать укрепления. Помочь ему с корабля "Республика". Принять на борт гарнизон "Ино", если возможно. Морского боя не принимать и вернуться в Кронштадт". Кстати, взрыв был произведен по кабелю с "Красной горки". Похоже это на версию Троцкого, которую "скушал" Ревтрибунал? Нимало.
      Далее. Существовал приказ Троцкого создать на каждом корабле группу ударников, которые взорвали бы его, даже ценой своей жизни. Более того, Троцкий сообщал Щастному, что "правительство вносит для их семей определенную сумму денег".
        Здесь надо остановиться. Теперь в нашем распоряжении документы о том, что Троцкий в Бресте договорился с немцами, что Балтийский флот достанется им. Узнавшие об этом англичане, боясь усиления немецкого флота, сообщили, что готовы платить за каждый подорванный корабль. Вот откуда эти проклятые деньги!
       Щастный же, послал это "секретное" письмо Троцкого в Совет флагманов и Совет комиссаров флота и заявил, что с его точки зрения план сей аморален. Вот это, поди, больше всего и возмутило Троцкого. Как это, его - большевистского наркома какой-то царский офицер станет учить морали? Не бывать этому! Но, оказывается, так думал не один Щастный. На Ш съезде моряков Балтфлота был принят наказ: "Сказать, что флот будет взорван только после боя или когда станет ясно, что иного выхода нет. Назначать награду за взрывы кораблей недопустимо". Как видим, и матросы были оскорблены в своих чувствах.
        Ленин и Троцкий всегда побаивались военных моряков с их гигантскими пушками. И, хотя льстиво называли матросов "гвардией революции", отлично понимали, что это не серая армейская скотинка, а более-менее грамотные люди. Ими не так-то просто было манипулировать. И потому большевистские лидеры при малейшей опасности настаивали на уничтожении кораблей. Так было на Балтике, так было на Черном море, где удалось-таки погубить часть эскадры, что потом было объявлено подвигом.
         Вернемся в зал суда. Троцкий спросил обвиняемого:
         - Известно ли вам о контрреволюционной деятельности на флоте?
         - Да, известно, - вяло ответил Щастный.
        Попав в эту страшную мясорубку, он вел себя так же, как вели себя впоследствии многие тысячи других обвиняемых людей, ни в чем не виноватых, но поставленных перед судом, подавленных этой обстановкой.
        Троцкий привел содержание небольшого реферата, который Щастный собрался прочесть на съезде матросских делегатов. Это был черновик.
       - Весь конспект от начала до конца, - говорил Троцкий, - несмотря на всю внешнюю осторожность, есть неоспоримое условие контрреволюционного заговора. Обратите внимание, граждане судьи, что подсудимый даже не обмолвился о фальсифицированных документах, лежавших в его портфеле и изъятых при аресте! - патетически восклицал Троцкий.
        Документы эти - вздор! И вовсе не были фальсифицированы. Это был протест немецкого командования против передачи ряда русских кораблей финским красногвардейцам. Но Троцкому, который сам отдавал и этот приказ, никак не хотелось, чтобы правда вышла наружу. И потому, документы были объявлены фальшивкой, изготовленной самим Щастным. Вообще Троцкий проговорился на суде:
     - Я давал только общие директивы. Все распоряжения должны были делаться непосредственно начальником морских сил. В оперативных вопросах Щастный обладал неограниченными полномочиями, но и вся ответственность лежала на нем.
        Таким образом, Троцкий просто хотел "подставить" Щастного, а тот разгадал этот маневр и раскрыл его перед всеми моряками. Понятно, что наркомвоенмор объявил это контрреволюцией:
       - Контрреволюционные цели этого ясны сами по себе, - вещал Троцкий, - Щастный настойчиво и неуклонно углублял пропасть между флотом и Советской властью. Сея панику, он неизменно выдвигал свою кандидатуру на роль спасителя. Авангард заговора - офицерство минной дивизии - открыто выдвинуло лозунг "диктатура флота".
        Ну, вот, слава Богу, и заговор появился! Как же без заговора? Обратите внимание, как уже тогда, на первом году советской власти, учились клеить ярлыки, выдавать желаемое за действительность, передергивать карты, аки ловкие шулера.
         Послушаем, чем же завершил Троцкий свою речь в суде:
         - Это была определенная политическая игра - большая игра, с целью захвата власти. Когда господа адмиралы и генералы начинают во время революции вести свою политическую игру, они должны быть готовы нести за эту игру ответственность, если она сорвется. Игра адмирала Щастного сорвалась. Этот опасный господин - преступник, который должен быть безжалостно наказан.
         Весь свой недюжинный ораторский и демагогический таланты вложил Лев Давидович в свое выступление. Характерно и другое. Если Крыленко не имея стенограммы, не смог воспроизвести в своей книге обвинительное заключение на этом, прямо скажем, историческом процессе, то Троцкий сберег свои записи и опубликовал их через несколько лет в сборнике. У него ничего не пропадало. Даже не видя обвинительного заключения, можно не сомневаться, что оно целиком, со всеми своими благоглупостями и натяжками, вошло в приговор. Именно так поступали и далее в большой череде неправых процессов, что предстояло вытерпеть нашим людям. Впрочем, судите сами, вот выдержки из приговора:       

       "...Революционный трибунал при ВЦИК Советов рабочих, крестьянских и казачьих депутатов, заслушав в открытых судебных заседаниях своих 20 и 21 июня 1918 года и рассмотрев дело по обвинению бывшего начальника морских сил Балтийского флота гражданина Алексея Михайловича Щастного, 37 лет, признал доказанным, что он (Щастный) сознательно и явно подготавливал условия для контрреволюционного переворота, стремясь своей деятельностью восстановить матросов флота и их организации против постановлений и распоряжений, утвержденных Советом Народных Комиссаров и ВЦИК... В связи с возможной необходимостью в интересах страны уничтожения его (флота - Ф.З.) и кронштадтских крепостей, вел контрреволюционную агитацию в Совете Комиссаров флота по документам об имеющемся, якобы, у Советской власти секретном соглашении с немецким командованием об уничтожении флота или сдаче его немцам. То лживо внушал, что советская власть безучастно относится к спасению флота и жертвам контрреволюционного террора, то разглашал секретные документы относительно срочной подготовки на случай уничтожения флота, то ссылался на якобы антидемократичность утвержденного СНК и ЦК положения об управлении флотом...
       ...Трибунал постановил, считая его виновным во всем вышеизложенном, - расстрелять. Приговор привести в исполнение в течение 24 часов".
     Смотрите сами, как в этом приговоре одно противоречит другому. Ведь не могут "фальшивые документы" одновременно быть "секретными". Ну, никак не могут, даже в... Особом трибунале!
         В последнем слове Щастный сказал:
        - С первых моментов революции я работал во флоте у всех на виду и ни разу никогда никем не был заподозрен в контрреволюционных проявлениях, хотя занимал целый ряд ответственных постов и в настоящий момент всеми силами своей души протестую против предъявленных мне обвинений.
       Слабовато, конечно, сказал. Но ведь он рассчитывал на правовой суд. А суд был неправый.
          Защитник Жданов, выслушав приговор, воскликнул:
          - Как вы смеете? Смертная казнь отменена!
          На что последовала реплика Крыленко. Он бросил ее со смешком:
          - Чего вы волнуетесь? Щастный приговорен не к смерти, а к расстрелу, а это не одно и то же.
         Что хотел этим сказать "товарищ Абрам" по прозвищу Горошинка? Вряд ли он мог предположить, что придет и его час, и его самого станут готовить к неправому суду. А, чтоб добыть нужные показания, станут бить галошами по лбу. Интересно, вспомнил ли он тогда свое гневное прокурорское выступление на процессе Щастного и многих других процессах? Крыленко вообще был заранее обречен. Ведь его родная сестра вышла замуж за известного американского троцкиста Истмена. Несмотря на это Крыленко вместе с М.Лацисом и К.Данишевским считали, что презумпция невиновности не существует для врагов народа. Именно эту мысль они провели в совместной статье.
        Итак, расстрельный приговор был вынесен утром 22 июня 1918 года. Левые эсеры, которые еще были членами ЦИК"а и защитник Жданов немедленно подали в президиум ЦИК ходатайство об отмене приговора. Дыбенко поместил в газете «Анархия» следующее письмо: «неужели нет ни одного честного большевика, который публично бы заявил протест против восстановления смертной казни? Жалкие трусы! Они боятся открыто подать свой голос - голос протеста. Но если есть хоть один честный социалист, он обязан заявить протест перед мировым пролетариатом… мы не повинны в позорном акте восстановления смертной казни и в знак протеста выходим из рядов правительственной партии. Пусть правительственные коммунисты после нашего заявления-протеста ведут нас, тех, кто боролся и борется против смертной казни, на эшафот, пусть будут и нашими гильотинщиками и палачами». Ничего не помогло!
        Рассказывают, что в последнюю ночь Лариса Рейснер кормила его завтраком и развлекала милой болтовней.
         23 июня в 02.00 президиум под председательством Свердлова рассмотрел и отклонил ходатайство. Тогда левые эсеры демонстративно вышли из состава Ревтрибунала. Щастный успел написать записку Жданову: "Дорогой Владимир Анатольевич, сегодня на суде я был до глубины души тронут Вашим... настойчивым желанием спасти мне жизнь. Пусть моя искренняя предсмертная благодарность будет Вам некоторым утешением..."
        Что было дальше, мы узнаем из воспоминаний некоего Андриевского, командира расстрельной команды, состоявшей из китайцев:
           "Мне объявили:

        - Сегодня дело особое. Вы будете расстреливать адмирала Щастного. Чтобы его сторонники не перехватили его или потом не вырыли труп, необходимо его расстрелять не в обычном месте, а во дворе Александровского училища.
         Приехали на место. Вижу - стоит одинокая фигура... На голове белеет фуражка. Лицо симпатичное, взволнованное. Смотрит в глаза. Понравился он мне. Я говорю:
          - Адмирал! У меня маузер. Видите - инструмент надежный. Хотите, я застрелю вас сам?
         ...Видимо от моих слов ему стало жарко. Снял фуражку, отер лоб платком. Молчит, только мнет свою белую фуражку...
          - Нет! Ваша рука может дрогнуть, и вы только раните меня. Лучше пусть расстреливают китайцы. А так как тут темно, я буду держать фуражку у сердца, чтобы целились в нее.
          Китайцы зарядили ружья. Подошли поближе. Щастный прижал фуражку к сердцу. Видна была только его тень да белое пятно фуражки... Грянул залп. Щастный, как птица, взмахнул руками, фуражка отлетела, и он тяжело рухнул на землю. Китайцы всунули его в мешок...
          Послал помощника.... в Кремль, доложить. Привозит ответ: "Зарыть в училище, но так, чтобы невозможно было найти".
         Начали искать место. Пока искали, послышался шум автомобиля, и во двор с потушенными фарами въехал лимузин. Прибыло "само" начальство. Стали искать общими усилиями. Нужно было спешить - начинало светать...
          Вошли внутрь - училище пустое. В одной из комнат, где стоял один-единственный стол... остановились и решили закопать здесь, если под полом нет подвала. Оказалось, что нет. Раздобыли плотничьи инструменты, вскрыли паркет. Вырыли яму, опустили мешок, зарыли. Заделали паркет. Так и лежит он там, под полом...". Теперь, как известно, там военное министерство России.
         Отклонение помилования было нонсенсом. В то время ЦИК миловал куда более серьезных преступников. Например, вскоре были помилованы все члены ЦК левых эсеров, а затем даже Блюмкин - непосредственный убийца Мирбаха. Почему же не пощадили Щастного? Его расстрел был первым случаем, когда "революционная целесообразность" заменила законность. Первым, но далеко не последним. Этот расстрел должен был продемонстрировать, как строго советская власть будет карать любые контрреволюционные, с ее точки зрения, поползновения. Расстреляли, прежде всего потому, что он был дворянин, "белая косточка", то есть классово чуждый пролетариату человек. Вот, что писал Крыленко: "Суд был, а тем более суд исключительный, каким был суд Верховного Ревтрибунала, прежде всего орудием классовой диктатуры и самообороны пролетариата против его врагов. Отсюда вытекало неограниченное господство в этот период в области судебной практики принципа полной свободы судебной совести... Суд был, таким образом, одновременно и творцом права. В то же время он был и орудием политики".
         Красноречивое признание. Сегодня мы знаем, куда завели нас подобные "юридические" принципы, во сколько миллионов жизней, причем самых лучших жизней, обошлись они народу.
        Но даже к такому, с позволения сказать суду, оказывается, готовились. Потому что побаивались матросов Балтфлота. В день ареста Щастного в Петроградское отделение Генмора ушла телеграмма, подписанная Ф.Раскольниковым: "Наморси Щастный арестованъ постановленiем за преступления по должности и контръ-революцiонныя действiя для преданiя суду". Опять же интересно, когда в 1936 году Раскольников из эмиграции писал свое знаменитое письмо Сталину, он вспоминал адмирала Щастного? Или фигуры товарищей по партии и классу затмили этот "незначительный" эпизод первого года революции?
         Сообщение Раскольникова вызвало глухой ропот на флоте. 31 мая на крейсере "Рюрик" было созвано собрание, которое приняло следующую резолюцию: "Узнав об аресте Щастного, мы заявляем, что никакой пощады контрреволюционерам не будет. Мы призываем всех товарищей моряков с полным спокойствием отнестись к аресту бывшего наморси Щастного, спокойно ждать дальнейшего следствия, предложить советской власти ускорить его... И да обрушится жестокая кара революции на тех, кто клеветой и гнусной ложью на советскую власть сеет в трудовых массах смуту и панику, стараясь использовать тяжкие условия нашей родины против трудового народа и его советской власти. Просим команды других кораблей присоединиться к нам". Документ сей, составленный, поди, еще в Москве, хранится в ЦВМА.
          Но то, что удалось на одном крейсере, на других кораблях не проходило. Тогда 1 июня собрали в Кронштадте пленарное заседание представителей кораблей и морских частей Петрограда и Кронштадта, огласили резолюцию "Рюрика" и Анатолий Железняков предложил присоединиться к ней. Не тут то было. Возникла целая дискуссия. Матрос-большевик с линкора "Республика" Николай Ховрин одним из первых взявший слово, заявил, что поведение наморси Щастного было явно контрреволюционным. Ему, Ховрину, все давно было ясно. Но раздались и другие голоса. Матрос-анархист с линкора "Петропавловск" Петр Скурихин требовал доставить Щастного в Кронштадт, где и судили бы его сами моряки по всей строгости революционного суда. Высказался на заседании и Дыбенко. Он считал, что Щастного надо доставить на "Кречет" и срочно разобрать его дело: вдруг он окажется невиновным и тогда вокруг него создастся ореол и это будет опасно для власти. Как я отмечал выше, Дыбенко в ответ на расстрел Щастного опубликовал в газете “Анархия” письмо протеста: “Мы не повинны в этом позорном акте восстановления смертной казни и в знак протеста выходим из правительственных партий”.
         Что же до Троцкого, то надо полагать, он готовился к подобному процессу заранее. Карл Радек писал: “…идея, что мы можем создавать орудие принуждения, орудие защиты республики, каковым является армия, при помощи офицеров старого режима, встречала сильнейшее сопротивление. Как можно вооружать только что разоруженных белых офицеров? - спрашивали многие товарищи”. Удалось найти выступление Троцкого 22 апреля 1918 года на заседании ЦИКа с речью о Красной Армии. Он сказал тогда: “Мне говорят, что представители старого командования попытаются, и с успехом, в этой новой армии создать особо контрреволюционные очаги… Но по отношению к внутреннему врагу советский режим стоит твердо, чтобы нам бояться этой, так называемой, генеральской опасности. Если бы, товарищи, у кого-нибудь из специалистов и впрямь возник соблазн попытаться использовать армию для контрреволюционных заговоров, само собой разумеется, что по отношению к такого рода лицам, которые пытались бы использовать армию в своих целях против рабочего класса и крестьянства, мы живо освежим их воспоминания об октябрьских и иных днях. Они это знают прекрасно!”.
          Не думаю, что уже тогда Троцкий имел в виду Щастного. Но кто-то нужен был “демону революции” для примера, для острастки остальным “спецам”. Вот тут-то и пригодился Щастный, на которого можно было свалить все грехи, как на “козла отпущения”.
         И все-таки, почему он? Этот вопрос не давал мне покоя. Ясность внес документ, зарегистрированный в ЦВМА в фонде 1433, дело 17, листы 43-45. Это - доклад члена верховной Морской коллегии, бывшего морского прапорщика С.Сакса члену ЦИК В.Кингисеппу. На деле это вовсе не доклад, а донос. Вот, что там можно прочесть:
         “Вообще должен заметить, что поведение Щастного с первых дней прибытия его с флотом в Кронштадт и Петроград наводило на мысль, что как будто ведется двойственная политика. В первый приезд Щастного в Москву, когда довольно остро стоял вопрос об управлении флотом, Щастный что-то очень усиленно налегал на проведение в жизнь какой-то идеи о натуральной власти”. Слово “власть” в то время было как красная тряпка для быка. Ага, ему власти захотелось? А пулю не хочет?
          Восторженный энтузиазм послеоктябрьских дней, когда вопреки ожиданиям, революция большевиков почти бескровно победила, понемногу проходил. Весной 1918 года обострились экономические трудности, “похабный” Брестский мир довлел над страной, образовалась “левая оппозиция”. На очереди было восстание левых эсеров, потом чехословацкий мятеж, Краснов, Дутов, заговор анархистов - события неслись, обгоняя одно другое. Словом, расстрел Щастного прошел незамеченным страной. Не до того было…
         Кстати, не только со Щастным так поступили. Был еще такой адмирал Александр Владимирович Развозов. Тоже участник русско-японской войны, в 1914 командовал 2-й дивизией эсминцев. В июле-декабре 1917 года после отставки командующего Балтфлотом Вердеревского, подчинился власти большевиков. Все равно был арестован, увезен в Питер, потом выпущен. В сентябре 1919 года его вновь арестовала Петроградская ЧК по обвинению в участии в военном заговоре. Как видим обвинения были стандартными. Развозов умер в Крестах 14 июня 1920 года от приступа аппендицита. И о нем вы тоже не много найдете упоминаний в советской истории.
          “В истории нашей страны образовались провалы, перед которыми мысль человеческая останавливается, как бы в недоумении”, - писал Салтыков-Щедрин. Так произошло и со Щастным. Он попал в очередной провал истории. И все-таки, мы видим, судьба адмирала не канула в Лету, как предсказывал Крыленко.
          Полагаю, дальнейшие изыскания смогут добавить еще немало интересного к образу этого незаурядного моряка. Увы, фамилия его не оправдалась…
                                      
                                                                                                                    ©Ф.Зинько
 
                             Публикации и об авторе - в Тематическом Указателе в разделе "Ракурс Истории"

НАЧАЛО                                                                                                                                                                                          ВОЗВРАТ