Об истории Второй мировой
войны написано достаточно много. И тем не менее о ней мы знаем далеко не
всё. В какой-то мере это можно объяснить тем, что многие документы по
сей день лежат в секретных архивах и недоступны исследователям. Да оно и
понятно - есть вещи о которых любому правительству не хочется вспоминать.
Уж такова жизнь. Но есть возможность этот пробел в какой-то мере
восполнить. Дело в том, что свидетели тех событий оставили нам довольно
интересные воспоминания, исследования. Сопоставляя их, мы часто получаем
то, к чему стремились, - подлинную картину того времени. А время было
интересное. Решалась судьба человечества. И сегодня интересно узнать,
какова же была роль в тех событиях Сталина, Гитлера, Даладье, Чемберлена
и других видных лиц, определявших судьбы людей на планете.
НАКАНУНЕ
Во второй половине дня 24 августа 1939 года в Темпельхофе совершил
посадку самолёт с возвратившимся из Москвы Риббентропом. Сияющий от
радости министр направился в Имперскую канцелярию принимать от своего
фюрера бурные выражения благодарности. За отсутствием других
превосходных степеней Гитлер на словах возвёл своего внешнеполитического
функционера в ранг «второго Бисмарка». Отныне существовали только два
центра мировой политики - Берлин и Москва. Так считал Гитлер. На 25
августа фюрер был готов отдать приказ о начале боевых действий против
Польши. К этому всё уже было готово. Виднейший чиновник Третьего рейха,
имевший доступ в высшие эшелоны власти, Ганс Бернд Гизевиус, один из
немногих уцелевших участников заговора против Гитлера, в своей книге «До
горького конца. Записки заговорщика» вспоминает, что за несколько
месяцев до этих событий Канарис проинформировал фюрера о том, что
англичане обещали Польше гарантию. Стоило Канарису в этой связи
подтвердить, что каждый шаг дальше на Восток будет означать военный
конфликт, как Гитлера охватила необузданная ярость. Совершенно вне себя
он заметался по кабинету и с проклятиями стал барабанить кулаками по
мраморному столу. Глаза его злобно сверкнули, когда он выкрикнул полную
яда угрозу: «Я заварю им дьявольский напиток!». Гитлер и Сталин - рука об
руку - это действительно было впечатляюще.
В связи с заключением пакта Молотова-Риббентропа Гизевиус отметил:
«Никто не сможет упрекнуть меня в том, что в своей книге я пытаюсь снять
с немцев вину за развязывание войны. Вопрос настолько ясен, что можно
только пожелать, чтобы во всех возможных будущих конфликтах зачинщик был
установлен с такой же определённостью. Но именно потому, что этим всё
сказано, нельзя отрицать исторический факт: только Московский пакт
позволил превратить дерзкие замыслы и зловещие планы Гитлера в его
циничное решение. Сам по себе развязать войну Гитлер тогда бы не посмел,
не будь война эта заранее локализована и не обеспечь он себе безопасный
тыл. Иначе в тот самый момент, когда он так цинично и откровенно
выступил перед генералитетом, перед немецким народом и всей Европой со
своим планом нападения на Польшу, преподнести им «дьявольский напиток»
собственного изготовления он не смог бы. Надо прямо сказать: в конце
августа 1939 года Гитлер нашёл для этого напитка подходящего виночерпия.
Было бы грубой недооценкой ума и дальновидности Сталина утверждать,
будто тот не знал о чём идёт речь. Кто ещё сомневается, пусть прочтёт
германо-советский договор с секретным протоколом…».
Конечно, не согласиться с Гизевиусом нельзя. Но есть всё-таки одно «но». И состоит
оно в том, что вряд ли Сталин шёл на сделку с Гитлером, намеренно
отметая иные альтернативы. Или, как ныне модно акцентировать, большевик
сговаривался с нацистом. Это было действительно так. Но нельзя забывать
и тот факт, что с 1933 по 1939 год Лондон, Париж, да и в какой-то мере
Вашингтон вполне сносно обустраивали политические, экономические и
военные дела с нацистской Германией. И причём без всяких моральных или
идеологических угрызений, не замечая ни гитлеровского антисемитизма, ни
жестокого преследования демократических сил в Германии. Кто тогда осудил
Генри Форда в США, который восторгался «новым порядком» Гитлера и
ежегодно посылал фюреру ко дню рождения чек на 50 тысяч рейхсмарок? Да
никто! И никого не интересовал вопрос о положении еврейского населения
Германии, которое уже тогда, и это было понятно, оказалось обречённым на
заклание. Строго говоря, Сталин мог уклониться от заключения договора с
Германией, резервируя свою позицию на случай войны и тем самым создавая
фактор неуверенности у агрессора. Абстрактно теоретически возможны любые
модели, а практически, к чему бы это привело? Ведь Англия и Франция
имели в то время договоренности с Германией о ненападении. Лондон вёл
тайные переговоры с Берлином о приведении в баланс интересов Британской
империи и Германского рейха, не прерванные, как известно, и после 23
августа - дня заключения германо-советского пакта. Так что в данном
случае, желаемое у Сталина совпало с возможным. Это был наилучший для
него вариант. Ну а для Гитлера это был выигрышный билет. На такой
умопомрачительный успех он и не надеялся. Естественно, фюрер решил
создавшуюся ситуацию использовать в полной мере.
В связи с этим обратимся к ещё одному любопытному документу - воспоминаниям
фельдмаршала Вильгельма Кейтеля, написанные им в Нюрнбергской тюрьме
после вынесения смертного приговора, под названием «12 ступенек на
эшафот». За несколько недель до приведения приговора в исполнение,
генерал-фельдмаршал вермахта пытался осмыслить свою судьбу и причины
бесславного конца Третьего рейха. В беседе с фельдмаршалом фюрер изложил
ему список политических требований немецкого правительства:
1. Вольный город Данциг возвращается в состав германского рейха.
2. К нему через коридор прокладывается экстерриториальная железная
дорога и экстерриториальная автострада.
3. В состав рейха возвращаются не менее 75% земель, заселённых
фольксдойче.
4. Под контролем международных организаций в отторгнутых областях
необходимо провести референдум о возвращении в состав рейха.
Естественно, Польша на подобное не могла согласиться.
При этом Гитлер рассчитывал избежать военной конфронтации с Англией и
Францией. Эта уверенность «базировалась на секретном германо-советском
договоре от 23.8.1939г.: в случае объявления Германией войны Польше
Сталин выразил намерение принять участие в разделе польского государства
и осуществить демаркацию областей, входящих в сферу интересов Германии и
СССР, т.е. однозначно дал понять, что Советский Союз примет участие в
оккупации Польши…», - сообщал приговоренный к смерти фельдмаршал.
Но эти иллюзии Гитлера попытались развеять Чемберлен и Галифакс в своих
заявлениях, сделанных в обеих палатах британского Парламента. Переводчик
фюрера Пауль Шмидт в своих мемуарах в связи с этим сообщает, что эти
выступления им были немедленно переведены для фюрера. Но он по
прежнему не хотел верить, что Великобритания и Франция могут вступить в
войну из-за польского государства. В беседе с британским послом Гендерсоном, вспоминает Шмидт, Гитлер сказал: «Вчера в Палате общин ваш
премьер-министр произнёс речь, которая ни в коей мере не меняет
отношения Германии. Единственным результатом этой речи может стать
кровопролитная и непредсказуемая война между Германией и Англией. Но на
этот раз Германии не придётся сражаться на два фронта, так как
соглашение с Россией является безоговорочным и представляет долгосрочное
изменение в немецкой внешней политике». В заключение своей речи Гитлер
произнёс фразу, представляющую особый интерес в свете последующих
событий: «Россия и Германия никогда больше не поднимут оружие друг
против друга». Итак, анализ приведённых данных всё-таки
свидетельствует о том, что германо-советский пакт о ненападении со
всеми приложениями к нему был одним из важнейших факторов, повлиявших на
принятие решения о нападении на Польшу. Вероятно и то, что даже без
этого договора нападение состоялось бы. Ведь до того времени Запад
отнюдь не возражал против аншлюса Австрии, ликвидации Чехословакии и
прочих иных агрессивных акций, проводимых рейхом. Не слышно было и
протестов против преследований еврейского населения в Германии и
захваченных ею областях. Так что вполне обоснованно Гитлер рассчитывал
на то, что и на этот раз обойдется разговорами, в худшем случае - ничего
не значащими протестами. Но события пошли в несколько ином направлении.