Афанасий ФЕТ
К 200-летию со дня рождения
1
Суть
существительного - твердость, вещность, значимость.
Существительные - становой хребет речи, и
построить стихотворение, используя только их, это ли - не
выгранить алмаз с великолепным благородством?
Разумеется - только из них не получится,
если иметь не игру, а наполнение стиха плотным смыслом, данным
через легкую мелодику, но построить именно на нем, на
существительном стихотворение, так привлекательно…
И вот - выдохнулось, округлилось,
заиграло перламутрами, пошло в века:
Шепот, робкое дыханье.
Трели соловья,
Серебро и колыханье
Сонного ручья.
Фет услышал новые мелодии: отличные от
пушкинских, лермонтовских, вместе - такие непохожие на музыку
Некрасова; только Тютчев был ему союзен: по дыханию, метафизике,
музыке, хотя и пели они по разному: к большей глобальности
тяготел Тютчев, к новой музыке Фет…
Уж верба вся пушистая
Раскинулась кругом;
Опять весна душистая
Повеяла крылом.
Станицей тучки носятся,
Тепло озарены,
И в душу снова просятся
Пленительные сны.
Из нежности, из вербного счастья
вырезаются строки, играют они тончайшими полутонами, оттенками;
и жемчужные отливы вспыхивают драгоценно.
Каждого поэта сопровождает свой,
превалирующий цвет, или цвета: если у Тютчева это зеленый,
фиолетовый, лиловый, то Фет - весь именно на жемчуге и
перламутре, с их отливами, разводами, с тенями утреннего неба…
Но вот возникающая тема смерти дана
скорее мощно, чем изящно:
Слепцы напрасно ищут, где дорога,
Доверясь чувств слепым поводырям;
Но если жизнь - базар крикливый бога,
То только смерть - его бессмертный храм.
Тут, кажется, изящество, столь
характерное для Фета отступает на второй план - больно важна
философия, и именно она, через образы художественности,
позволяет поэту найти только свое, неповторимое определение
смерти.
Фет чувственный поэт: любовь
раскрывается с замиранием дыханья, с тайным трепетом в его
стихах: В моей руке такое чудо - твоя рука. А на земле два
изумруда, два светляка.
Картина психологического
восприятия чувства более чем впечатляющая, и завораживает она
сколько бы времени ни прошло, как бы не менялись люди…
Шумят весенние дожди Фета,
звучат его романсы, полыхают свечи бала…
Музыка и мысль - два определяющих
начала - были подняты поэтом на новую высоту в русской
словесности, и ее уровень обозначает меру посмертного признания
Афанасия Фета.
2
Сердце прошепчет Аве Мария; сердце пульсирует стихом, и созвучия его будут волнующе-необыкновенны:
Ave Maria - лампада тиха,
В сердце готовы четыре стиха:
Чистая дева, скорбящего мать,
Душу проникла твоя благодать.
Неба царица, не в блеске лучей,
В тихом предстань сновидении ей!
Ave Maria - лампада тиха,
Я прошептал все четыре стиха.
Не самое известное стихотворение Фета: и вместе -
характернейшее: и избытком тайны, и музыкой, вектором ведущей в
запредельность, и мускульной краткостью…
Обойтись, сочиняя, одними существительными:
не просто щегольство мастерства, но возможность нового
построения стиха: «Шепот. Робкое дыханье…» - ведь
существительное происходит от понятия «суть», а стих и должен
работать с самой сутью жизни.
Фет много знал о жизни: и
отчаяние, и философия, и крепкое помещичье хозяйство.
Разные доли, и каждая густо
окрашена, сильна.
Фет вводил много психологии в
стихи, предчувствуя грядущие временные изломы.
А сравнения, вспыхивающие
озарениями, отличались такой необычностью, будто проникали в
области стиха, предварительно коснувшись бездн метафизики:
Тускнеют угли. В полумраке
Прозрачный вьется огонек.
Так плещет на багряном маке
Крылом лазурным мотылек.
Красота сама по себе улучшает
пространство, хоть и не людей, но всё же…
Красота, сгущенная в стихах Фета, не
имеет временнЫх категорий, облучая и сегодня реальность - какой
бы ни была.
3
Наша воля условна - обстоятельства сильнее.
Мир, известная нам юдоль, есть
в большей степени наше представление о нем, чем следствие нашей
воли.
Можно ли предположить,
что Фет переводил от скуки?
Он перевел Фауста, и вечный доктор,
входящий в контакт с веселой, коварной потусторонней силой,
представлен под иным углом, нежели потом - у Пастернака.
Он переводил язвительного,
метафизического и такого лиричного Гейне, и буйного, живущего в
совершенно не представимом мире Анакреонта: пела сама Древняя
Греция как будто; пела, играя пирами и отсвечивая желтоватым
мрамором.
Он снова переводил Гейне, чередуя его с
Гёте, олимпийство которого словно уравновешивалось его же
избыточным темпераментом.
Он переводил мало
известного в России Даумера, делая его русским, домашним…
И возникал, вырисовывался горою
мысли Шопенгауэр: скептик, очевидно не слишком любивший жизнь,
отдавший дань представлению: нашему о мире, в больше степени,
нежели воле, которая и вообще-то условна.
Он переводил Шиллера, Мицкевича и
Рюккерта: они играли жемчужным звуком и многообразием словесных
оттенков: они пели по-русски, и мировой дух благосклонно внимал
этим песням…
4
Про победу, или отсутствие оной не ответит даже Alter ego: сколько ни восстанавливай первые образы оного:
Как лилея глядится в нагорный ручей,
Ты стояла над первою песней моей,
И была ли при этом победа, и чья, -
У ручья ль от цветка, у цветка ль от ручья?
И финал стихотворения, уводящего тропою в запредельность, поражает ощущением провИдения:
У любви есть слова, те слова не умрут.
Нас с тобой ожидает особенный суд;
Он сумеет нас сразу в толпе различить,
И мы вместе придем, нас нельзя разлучить!
Серебряная музыка Фета остается
легкой, каких бы тематически тяжелых вестей, или явлений она не
касалась: стих должен быть таковым, только такие свойства
обеспечат ему возможности полета.
Бабочка тут подойдет больше: хотя
некоторая зигзагообразность ее полета и обеспечена природой:
словно у стиха больше возможностей - может сгладить любую
шероховатость:
Ты прав. Одним воздушным очертаньем
Я так мила.
Весь бархат мой с его живым миганьем -
Лишь два крыла.
Не спрашивай: откуда появилась?
Куда спешу?
Здесь на цветок я легкий опустилась
И вот - дышу.
Дыханье, мерцанье - или миганье:
каталог моментов…В сущности, и жизнь не более, чем оный…
Разворачиваются панорамы стихов Фета,
вобравших действительность богато: со всем ее бархатом закатом и
муаром сумерек, с тонкими отливами душевных переживаний, с
ощущением чуда…
Любого - ибо их много: В моей
руке - какое чудо! - твоя рука…
И светляки, превратившиеся
далее в изумруды, подтверждают природу чудесного в мире…
Заглядывание в бездны чревато, но
ежели проводить их через нежную музыку: ничего, сердце выдержит,
душа обогатится…
Душа обогащается, внимая песням Фета
(недаром и фамилия его рифмуется со словом «свет»!): таким,
будто поймано нечто нежно разлитое в воздухе: во все века;
поймано так, что сомнений не остается в чуде жизни.
5
Фет в исполнение Нагибина - в недрах рассказа, посвященного
поэту - предстает помещиком таким же незаурядным, как и
сочинителем.
Рачительно созидается хозяйство его,
и даже установка бильярда становится серьезным, требующим
сосредоточенного внимания, мероприятием.
Вероятно, Фет таковым и был:
серьезным во всем, крепким, по-хорошему уверенным в себе, и если
и била его жизнь, или теснила невниманием - то… что уж тут
поделать: слепота рока известна, и требуется определенное
фаустианство, чтобы противостоять ему.
Фауст заходил к Фету запросто:
поговорить, послушать стихи, и мрачный Шопенгауэр глядел на них
сумрачно из угла…
6
Фет зажигал «Вечерние огни», не слишком надеясь на
современников: ориентируясь на способность поэтического слова
испускать свет долго-долго: в зависимости от качества
говоримого…
Думы окрашены элегически: что логично, ибо
вечная правота Экклезиаста будет почувствована всяким,
понимающим жизнь, как нечто большее, чем ежедневный хлеб и
продолжение рода:
Еще колеблясь и дыша
Над дорогими мертвецами,
Стремлюсь, куда-то вдаль спеша,
Но встречу с тихими гробами
Смиренно празднует душа.
Душа, способная обретать смирение,
свидетельствует о правильно прожитой (и понятой) жизни: ибо
смирение есть плод солевого опыта и мудрости, обретаемой с ним…
Душевные расчесы претят: огни, в том
числе, могут оказаться тем средством, что необходимо в борьбе с
ними - особенно в наше время…
…и всё же страдание не уходит: вечное
его подземелье продолжает томить сыростью, заставляя искать
выхода: хотя бы в том, чтобы не мучить себя поиском ответов,
которых нет:
Ты отстрадала, я еще страдаю.
Сомнением мне суждено дышать,
И трепещу и сердцем избегаю
Искать того, чего нельзя понять.
…или они - ответы эти - в гармонии, в
музыкальности, в щедрости мира, пускай и дано нам увидеть только
маленькую часть оного?
Фет зажигал «Вечерние огни» - дабы
поднялись они высоко, перемигиваясь со звездами, дарующими
огненную книгу великих смыслов: какова бы ни была жизнь низовая,
общая, лишенная поэзии…
©
А.Балтин
НАЧАЛО
ВОЗВРАТ
№12,