|
|
Свет небес высоких,
И блестящий снег,
И саней далеких
Одинокий бег.
-
Афанасий Афанасиевич Фет (1820-1892), 195-летие которого недавно
отмечалось.
За краткой, как сдержанный вздох, фамилией Фет
- много неразгаданных
тайн: загадки его рождения и происхождения, любви и трагической гибели
его возлюбленной, секрет неизменного чувства к ней до последних дней
жизни поэта.
На его могиле в селе Клеймёново Орловской области значится фамилия
Фет-Шеншин. Двойная фамилия, двойственная жизнь, раздвоившаяся судьба:
автор поэтических шедевров и помещик, рачительный хозяин нескольких
имений; бедняк и богач; безродный иностранец-разночинец и знатный
русский дворянин; проникновенный лирик и уездный мировой судья;
влюбленный, до конца дней своих сердцем преданный погибшей от любви к
нему девушке, и муж своей супруги в безлюбовном браке. И все это
- тоже
Фет.
Как писал Алексей Жемчужников в стихотворении на смерть поэта:
-
время и саму смерть.
Обращаясь к давно ушедшей из жизни возлюбленной, как к живой, поэт
утверждает:
- как
говорят в русском народе
- Фет считал девушку, которую встретил и
потерял ещё в годы своей молодости, но не смог забыть и «до старости
глубокой»:
-
признавался поэт,
-
самый сложный роман».
Видений пестрых вереница
Встает, усталый теша взгляд,
И неразгаданные лица
Из пепла серого глядят…
к:
-
жизнь свою возложила на огненный жертвенник любви?
-
потомками поляков и австро-венгерских сербов, поселившихся
в Малороссии еще в XVIII веке
-
в царствование Екатерины II.
Образованные дворяне знали Фета не только как офицера, но и ценили как
поэта. Его приглашали на балы и любительские спектакли. Позднее он
вспоминал: «Такое настойчивое приглашение не могло не быть лестно для
заброшенного в дальний край одинокого бедного юноши». Одиночество Фета
вскоре было нарушено.
В гостеприимном богатом доме бывшего офицера Орденского полка М.И.Петковича давали бал. Легкие светлые стайки барышень, вальсирующих с
офицерами, порхали по залу. В больших зеркалах дрожали огоньки свечей,
таинственно искрились и мерцали драгоценные уборы дам. И вдруг
-
будто
вспышка молнии сверкнула: невдалеке от танцующих Фет заметил стройную
девушку, которая выделялась среди других особенно яркой южнославянской
красотой, высоким ростом, природной грацией. Сквозь смуглую кожу
просвечивал нежный румянец, необычайна была роскошь ее черных с
иссиня-сизым отливом волос. Сдержанная, строгая, она не принимала
участия в шумном веселье бала, напоминала чем-то пушкинскую Татьяну:
-
Ларина. И придумал другое имя
-
Елена, m-lle Helen. «Душа моя замирала при мысли, что может возникнуть
какой-нибудь неуместный разговор об особе, защищать которую я не мог, не
ставя ее в ничем не заслуженный неблагоприятный свет»,
-
вспоминал поэт.
«Мадемуазель Элен» в действительности звали Марией Лазич.
При первой встрече Фет с замирающим сердцем попросил представить его
незнакомке, поразившей поэтическое воображение. Отныне, как идеальной
прекрасной даме для рыцаря, как Беатриче для Данте, Лауре для Петрарки,
«смуглой леди» для Шекспира Марии Лазич предстояло стать единственной
героиней фетовской любовной лирики. Год за годом, до глубокой старости,
до самой смерти посвящал он ей сияющее созвездие своих дивных стихов.
-
сподвижника Суворова и
Багратиона. Отставной генерал был небогат и обременён семейством. Мария
-
его дочь
-
была бесприданницей, разделявшей все хозяйственные хлопоты
и воспитательные заботы отца. К моменту знакомства с Фетом ей было 24
года, ему
-
28 лет. Поэт безошибочно признал в ней родственную душу. «Я
ждал женщины, которая поймет меня,
-
и дождался ее»,
-
писал он своему
другу Ивану Петровичу Борисову, с которым вместе провел детство в
Орловской губернии.
Девушка была великолепно образованной, литературно и музыкально
одаренной. «Поэзия и музыка не только родственны, но нераздельны»,
-
считал Фет. Мария Лазич вполне разделяла его убеждения. Оказалось, что
она еще с ранней юности полюбила фетовские стихи, знала их все наизусть.
Фет, вспоминая первые моменты общения с Лазич, писал: «Ничто не сближает
так, как искусство, вообще
-
поэзия в широком смысле слова. Такое
задушевное сближение само по себе поэзия. Люди становятся чутки и
понимают то, для полного объяснения чего никаких слов недостаточно».
Однажды, сидя в гостиной у Марии, поэт перелистывал ее альбом. В то
время все барышни и дамы имели подобные альбомы: записывали в них
любимые стихи, помещали рисунки, просили писать и рисовать своих подруг
и знакомых.
Изящное стихотворение оставил уже семидесятилетний Фет в альбоме Н.Я.Полонской
-
дочери своего друга-поэта Я.П.Полонского:
-
Ференц Лист.
Знаменитый композитор и пианист гастролировал в России ровно за год до
встречи Марии с Фетом
-
летом и осенью 1847 года. Побывал Лист и в
Елисаветграде, где познакомился с Марией Лазич. Она не пропускала его
концертов, он бывал у нее в гостях, слушал игру девушки на рояле и
высоко оценил ее замечательные способности к музыке. Вспыхнуло ли между
ними взаимное чувство, или запись, которую Ференц Лист оставил в альбоме
Марии перед отъездом, была просто знаком дружеской симпатии? Кто узнает,
кто скажет? Однако нельзя было не заметить, что в словах прощания
сквозила неподдельная боль предстоящей разлуки, а мелодия
«необыкновенной задушевной красоты», сочинённая композитором для Марии,
дышала страстью и нежностью.
Возможно, Фет ощутил укол ревности, но болезненное чувство прошло, когда
он услышал музыку Листа в исполнении своей возлюбленной. «Мне отрадно
было узнать, что <…> Лист умел оценить ее виртуозность и поэтическое
настроение. <…> Сколько раз я просил Елену повторить для меня на рояле
эту удивительную фразу!»
-
вспоминал поэт. Этой мелодией, встречей и
прощанием Марии Лазич и Ференца Листа навеяны фетовские стихи, которые
раздвигают границы поэзии и переходят в область музыки, в миры
запредельные: |