ВОЗВРАТ

 
       
Ноябрь 2015, №11      
 
 
Поэзия__________________________________________     
Евгения Мильченко      
 
 
 
                                         


                                                      * * *

     Утро пропахло маслом репейника. Я помню, как выскальзывают руки из Ваших ладоней, как между ними вырастает пространство, соединяя еще вернее, еще кропотливее. Так между нами расхлопывается нежность, прошитая километрами и часами, штришками делений секундной стрелки, пунктирной линией расстояний. Это дождливое утро пропахло маслом репейника, будто олицетворение прощального прикосновения узников аэропортов и вокзалов, в которых не существует времени. Дождь с упорством веры в хорошие приметы под отъезды шепчет: «Все будет хорошо, все будет в порядке, все сбудется, все, все, все…», - это утро с запахом масла репейника.

 

                           * * *

Горько влюбившись в осенние астры,
В ветви пурпурной ранетки,
Хрупкий светильник алебастровый
Рук моих грею светом
Тусклых светильников трамвайных,
В поручни мертво вцепившись,
Грустно читаю в лицах случайных
Прошлое и несбывшееся,
Тщетно тоскуя по милому краю
Цепкой бездомной болью,
Города шумного не замечая,
Тихо бреду по полю.
 

                  * * *

Ах, воздушные гибкие змеи
Легких сумерек грозовых,
Невесомые космеи -
Воплощенный замедленный вихрь.
Сонной нежностью исполнен
Переполненный жизни вдох,
В отдаленном сверкании молний
Крылья реющих лепестков.
Сонм парящий святых предчувствий
На связующих, на живых
Стебельках, из меня идущих,
Прорастающих в этот вихрь.


                        * * *

Во мне растут кристаллы льдистой боли.
Слепые силы, взросшие в неволе,
Во мне тягучим пламенем текут.
Мне тяжела моя непринадлежность.
Я - сирота без отчего крыла,
Живу я там, где память умерла.
Я вижу так, как видел Он когда-то,
Я вижу знаки, знаю имена,
Но Истина на семь цветов разъята,
А я - черна.

 
                      * * *

Я изогнусь зверенышем, змеей,
В свой образ вгрызшимся древесным пьющим корнем,
Чтобы успеть до смерти стать землей,
Сроднившись, слившись, впившись, вздрогнув - вспомнить.
И вот тогда, горевшая во всем,
Во мне проявится пылающая сила
Протуберанцем, молнии огнем,
Сведя в единое все то, что было.
Могила темная отверзнется тотчас,
И с мертвых глаз я уберу монеты,
Преодолев рождения экстаз.
 

                        * * *

Мне грезились в нависшей тишине
напевы капель в старом водостоке,
как ветер, вспоминая обо мне,
шептал, порезавшись об острый край осоки,
как постепенно вкрадываясь в кровь,
дрожала жалоба беспамятства осины,
как пахла плугом вспоротая новь,
как из долины приходили сны
в туман болот и в гиблые трясины -
в весну, где я из глины тишины
вылепливаю голос окарины.


               
      * * *

Весь луг застыл, как травяной некрополь,
И трепет капель не нарушил сна.
Ломалась и крошилась тишина,
Расплескивал печаль огромный тополь.
Осиный яд и паутины прядь:
Твой образ вырезан в гниющей сердцевине
Осины лопнувшей,
Стоящей там, где гать,
Как молоко сосет туман трясины.


                    * * *

Приоткрыв янтарное оконце,
Заструился яблоневый смех,
Словно, передразнивая солнце,
Улыбнулся первородный грех.
Томная и пряная услада
Холодна, как крылья родника,
И легка небесная громада
В опрокинутых под ветки облаках.
А под прелым зноем листопада
Забродили буйство и вино -
В самом сердце брошенного сада
Киноварно-золотое дно.
По ночам, туман превозмогая,
Смешиваясь с запахом болот,
Словно вздох хмельной земного рая,
Яблоневый остров мой плывет.


                          * * *

Успокоительные. День. Цветные сны.
Боль головная. Голоса врачей.
Невольно брови хмуро сведены.
Свет льется будничный, не мой, ничей.
Всё словно в забытье.
Лишь белый снег
Кружит неумолимо за окном,
И лень моих полузакрытых век
Туманом зимним выстилает дом.
Успокоительные. Ночь. Больные сны.
Все снег кружит и за окном темно.
И кто-то мастихином тишины
Мое марает белым полотно.


                     * * *

В ночь, опаленную холодом,
Выбегаешь с раскрытым воротом.
Ударяет огромным молотом
Время - маятник. Как мы молоды!
Без оглядки в дворы, как в омуты,
А вокруг - серебро да олово,
До зари. На заре же головы
Наши инеем тихим тронуты.


                     * * *

Погружаясь в сумасбродный сон
Будоражащей весенней влаги,
Снег осунувшийся пахнет миндалем,
Страстным трепетом непорченой бумаги.
И влечет по улицам вперед
Нежный призрак гибельной простуды,
И в глаза смеется и зовет,
Шепчет ласково: «Я буду, буду, буду…»,
И внутри клокочет и дерет,
По суставчикам и жилкам разнимая
Мой греховный оттепели мед.


                       * * *

Изможденное роскошью царственной
Грандиозное, сумашественное,
На излете своем святотатственное,
Безнадежное милое лето.

Прочь срываются первые стаи,
Я, раздавленная и безликая,
Вижу девушку с горностаем
В исчезающем птичьем крике.

                                                                   © Е.Мильченко  
  

НАЧАЛО                                 ПРОДОЛЖЕНИЕ                                ВОЗВРАТ

                   Предыдуущая публикация  и об авторе - РГ №1 2014