Если бы существовал Пантеон медицины, Джону Биллингсу скорее всего было бы отведено место в какой- нибудь боковой галерее. Лучи славы не всех греют одинаково. Вполне можно понять, что знаменитому хирургу, сделавшему уникальную операцию, или эпидемиологу, открывшему средство против смертельного вируса, достается больше внимания и почета, чем, скажем, даже самому умелому и толковому организатору системы здравоохранения, как бы много он ни успел сделать за свою жизнь. Каковым, собственно, и был Биллингс. Он сам выбрал для себя деятельность, в которой не приходится расчитывать на лавры, скорее - на хлопоты и неприятности. Однако без таких подвижников невозможны ни сенсационные операции, ни новые методы лечения.
      Кое-какая клиническая практика у Биллингса все же была. Когда началась гражданская война, 24-летний фермерский сын, недавний выпускник медицинского колледжа в Огайо, примкнул к армии северян в чине лейтенанта, служил в качестве военного хирурга. Делал операции в полевых лазаретах, однако вскоре в нем проявилась организаторская, административная жилка, и молодому врачу поручили руководить госпиталем.
  Когда наступил мир, он продолжал военную карьеру в столице, в ведомстве главного хирурга армии Джозефа Барнса. Среди его коллег были выдающиеся врачи, которые впоследствии оставили след в истории американской медицины - Джозеф Вудворд, Джордж Отис. Но сам он не лечил, а посвятил себя реорганизации здравоохранения. И вскоре стал одним из ведущих специалистов в проектировании и строительстве новых госпиталей. Чертежи, сметы, статистика, - все это довольно прозаичная материя, но кому-то нужно ею заниматься. Примечательно, что Биллингс делал это с удовольствием, полагая, что в этом и есть его призвание.
      В ту пору, когда он служил под началом главного хирурга Барнса, он начал собирать библиотеку медицинской литературы и продолжал заниматься этим около тридцати лет. Поистине титаническая работа! В конце концов образовалось самое большое в Америке, если не во всем мире, собрание, в котором к концу прошлого века насчитывалось 124 тысячи томов и 210 тысяч брошюр. Биллингс сам составил каталоги. Коллекция получилась настолько обширной и полной, что на протяжение всего двадцатого века служила врачам главным источником информации
      В 1883 году его поставили во главе армейского медицинского музея. Одна из его заслуг - коллекция микроскопов, едва ли где-нибудь в другом месте увидишь нечто подобное. Но это скорее можно отнести к разряду хобби. Что всерьез поглощало много времени и энергии, так это усилия убедить членов Конгресса выделить средства на новое здание и потом хлопоты, связанные со стторительством. И оно в конце концов было построено в самом центре Вашингтона.
    Еще со времен гражданской войны его увлекся санитарией и профилактической медициной и всю жизнь испытывал интерес к новинкам в этих областях знаний . Он сам разрабатывал системы вентиляции и отопления в госпиталях. Причем все это на таком серьезном инженерном уровне, что кое-какие идеи врача были использованы при реконструкции здания столичного Капитолия.
    Биллингс проектировал и строил новые госпитали, в том числе такой знаменитый, как госпиталь Университета Джона Гопкинса и создавал новые организации в здравоохранении, причем на самом высоком национальном уровне. Некоторые из них, претепев незначительные изменения, существуют и по сей день.
     Преуспевать в такой деятельности - задача не для слабонервных Неудивительно, что Биллингс вел себя как волевой, уверенный в себе руководитель, часто наживавших себе врагов из-за резкого характера. В коридорах власти нет недостатка в интригах и склоках В Национальном комитете здравоохранения приходилось конфликтовать с коллегами по самым разным поводам. Но Биллингс сумел выстоять в этом непростом мире, и стать влиятельной фигурой и в науке, и в правительстве.
      Последние полтора десятилетия своей кипучей карьеры он провел на посту, довольно далеком от медицины. Стал первым директором Нью-Йоркской публичной библиотеки. Именно ему мы обязаны тем, в городе появилось это прекрасное здание на углу Пятой авеню и 42-й Стрит. Любопытства ради загляните на второй этаже там в коридоре небольшая выставка, посвященная истории этого комплекса. Среди экспонаtов фотография Джона Биллингса - импозантный усатый господин в респектабельном директорском кабинете. Рядом со снимком чертеж, который когда-то он набросал карандашом на оборотной стороне почтовой карточки. Это будущий главный читальный зал на третьем этаже. Почему на третьем? Чтобы было подальше от городского шума, да и помещение самое просторное во всем здании, много воздуха и света.
     Библиотеку Биллингс продумывал и рассчитывал от начала и до конца. Были объединены книжные фонды трех существовавших прежде крупных собраний- Астора, Ленокса и Тилдена. Под свой проект Биллингс сам выбрал и нанял архитекторов. Убедил своего доброго знакомого, известного филантропа Эндрю Карнеги, у которого одно время был советником, помочь с деньгами.
      Библиотека была торжественно открыта в 1911 году. Два года спустя Джон Биллингс умер.
       Как оценить его место в истории американской науки и культуры? Кем, в конце концов, он был? Врачом? Да. Причем типичным для переходного периода, когда патриархальные универсальные целители старых добрых времен уступали место специалистам узкого профиля. Но, конечно, в гораздо большей степени, он - администратор, и в этом смысле тоже предтеча нашего времени, когда настоящие успехи в науке невозможны без консолидации усилий больших коллективов, и стало быть, без талантливого организатора.
     Что еще? Статистика. Библиотечное дело. Университетская медицина, а значит, и изменение стандартов американского высшего образования…
      Поистине ренессансная широта интересов! Многое из того, что сделал Джон Биллингс, забыто. И это естественно. Ведь значительная часть того, чем он вынужден был заниматься, - рутина, требовавшая колоссальных усилий, но не рассчитанная на анналы истории. Но даже того немного, что мы о нем знаем, достаточно, чтобы оценить масштаб личности этого человека и меру того, в чем он преуспел. И появляется желание сохранить это имя, не дать ему исчезнуть из истории культуры, и вспоминаются при этом пушкинские слова: «не говори о них - их нет, но с благодарностию - были».

                                                                                                           © Л.Борщевский