1. Наследство сэра Артура

        «-Трудно представить себе человека, который, живя в наше время, до такой степени ненавидит Наполеона Первого, что истребляет каждое его изображение, какое попадется на глаза… Впрочем, если человек этот совершает кражу со взломом и если те изображения Наполеона, которые он истребляет, принадлежат не ему, а другим, он из рук доктора попадает опять-таки к нам».
            Этими словами полицейского инспектора Лестрейда начинается один из самых изящных рассказов А.Конан Дойла о Шерлоке Холмсе - «Шесть Наполеонов». Сокровища запрятаны в некий предмет, являющийся точной копией еще нескольких - этот сюжетный ход представляется чрезвычайно выигрышным, не удивительно поэтому, что им воспользовались авторы одного из самых популярных (и экранизируемых) романов советской литературы - «Двенадцати стульев». Вокруг истории написания замечательной книги создалось множество легенд. Согласно самой распространенной версии, идею книги Илье Ильфу и Евгению Петрову подсказал Валентин Катаев, старший брат Петрова. Он и сам написал об этом в романе «Алмазный мой венец», нисколько не скрывая и того, что позаимствовал сюжетный ход в рассказе Конан Дойла:
          «…Мое воображение кипело, и я решительно не знал, куда девать сюжеты, ежеминутно приходившие мне в голову. Среди них появился сюжет о бриллиантах, спрятанных во время революции в одном из двенадцати стульев гостиного гарнитура. Сюжет не бог весть какой, так как в литературе уже имелось «Шесть Наполеонов» Конан Дойла…»
            Конечно, в «Наполеонах» Холмс (и читатель с ним вместе) пытается понять, кто

воспылал такой ненавистью к покойному императору, что разбивает его гипсовые бюсты везде, где находит, - то читатель романа Ильфа и Петрова изначально знает: стулья Гамбса «ненавидит» и потрошит сладкая парочка авантюристов. Финалом эпопеи становится убийство Остапа Бендера Ипполитом Матвеевичем Воробьяниновым.
            Илья Ильф и Евгений Петров этот сюжет превратили в многоплановое, блистательное и бессмертное произведение. Посвятили они его Валентину Петровичу Катаеву, а не сэру Артуру Конан Дойлу. Притом, кстати говоря, что не только сюжет, но и кровавая развязка веселой истории пришла в книгу из «Шести Наполеонов». Правда, сами авторы объясняли финал иначе:
              «Сначала мы отвечали подробно, вдавались в детали, рассказывали даже о крупной ссоре, возникшей по следующему поводу: убить ли героя романа «12 стульев» Остапа Бендера или оставить в живых? Не забывали упомянуть о том, что участь героя решилась жребием. В сахарницу были положены две бумажки, на одной из которых дрожащей рукой был изображен череп и две куриные косточки. Вынулся череп, и через полчаса великого комбинатора не стало. Он был прирезан бритвой».
              Но вот текст «Шести Наполеонов»:
             «Шагнув в темноту, я споткнулся и чуть не упал на лежавшего там мертвеца. Я пошел и принес лампу. У несчастного на горле зияла рана. Все верхние ступени были залиты кровью. Он лежал на спине, подняв колени и раскрыв рот. Это было ужасно…»
             Так что Киса Воробьянинов перерезает бритвой горло Остапу Бендеру точно так же, как в рассказе Конан Дойла некто грабитель и поножовщик Беппо убивает своего подельника Пьетро Венуччи.
            Словом, сюжет «Двенадцати стульев», безусловно, детективный, причем связан с детективной классикой. Это давно известно.
             Что же касается героев, то мало кого из них, кажется, можно соотнести с фигурой сыщика - слуги закона, гонителя преступников, вершителя правосудия. Во всяком случае, по прочтении «Двенадцати стульев» такого героя выявить невозможно. И если бы Ильф и Петров ограничились написанием только этого одного романа, можно было бы говорить о сатире, о юморе, даже об авантюрно-приключенческом жанре. О плутовском романе (это определение почему-то более всего любят применять к романам о великом комбинаторе).
              Появление же «Золотого теленка» вернуло всю историю в детективное русло, туда, откуда все началось - к канону классического детектива. Причем именно кардинальным изменением характера главного героя. Или же не изменением, а развитием.
               Но прежде - рассмотрим, насколько классический детектив вписывался в советскую литературу. Вообще - существовал ли он, классический детектив в советских одеждах?

2. История Видока, рассказанная на советский лад

            В отличие от «полицейского» (вернее, «милицейского») романа, собственно детектив, «классический», как принято называть этот жанр сейчас, представлен был в советской литературе весьма скудно. Тому есть несколько причин. Прежде всего, при социализме невозможно существование самого института частных детективов. Но даже если бы мы попытались представить себе героя неформального, сыщика-любителя (журналиста, ученого и т.д.), то и это оказалось бы, за редчайшим исключением, невозможным: герой-одиночка, самостоятельно раскрывающий преступления, находящийся в постоянном соперничестве с официальными органами правопорядка, несет, по сути, антигосударственный заряд. Помните? «Единица - вздор, единица - ноль». Существительное «индивидуализм», как правило, припечатывалось прилагательным «буржуазный». Жанровая идеология в данном случае вступала в противоречие с идеологией государственной. Поэтому «милицейский» роман, как разновидность романа производственного, поощрялся. А детективный вынужден был маскироваться, иной раз настолько изощренно, что перед фантазией авторов ничего не остается как снять шляпу.
             Собственно говоря, такие произведения по пальцам пересчитать можно. «Отпуск в Дагезане» Павла Шестакова - тут ситуация повторяет «Чисто английского убийства» Сирила Хэйра. Тем не менее, это не подражание, а вполне самостоятельная книга, использовавшая существовавший уже в литературе детективный канон. Роман был раскритикован на самом высоком уровне (на правлении Союза писателей СССР) - за то, что Шестаков, как было сказано, попытался протащить в советскую литературу чуждые ей принципы «буржуазного» (читай: «классического») детектива. Или повесть Аркадия и Георгия Вайнеров «Завещание Колумба». Следует обратить внимание на то, что и у Шестакова, и у Вайнеров главный герой-сыщик - отнюдь не любитель: в этих произведениях действуют их постоянные герои (у Шестакова - следователь Мазин, у Вайнеров - Стас Тихонов). Просто авторы поставили их в ситуацию, где они вынуждены действовать как частные лица, используя только профессиональные навыки и личные качества и не имея возможности действовать официально.
            Можно назвать историко-детективный роман белорусского писателя В.Короткевича «Дикая охота короля Стаха». Однако действительно сильные стороны этой книги, например, пропитанная мистикой атмосфера со старинным проклятием и загадочными смертями, хорошо проработанная детективная интрига, - оказались почти сведенными на нет социально-политическими сентенциями совершенно в духе школьного марксизма. Большая часть персонажей выбраны словно для того лишь, чтобы продемонстрировать тезисы о классовой борьбе, о реакционности эксплуататоров и прогрессивности эксплуатируемых, а финал свидетельствует о приобщении главного героя к революционной борьбе за светлое будущее.
            К уже названным произведениям можно прибавить повести Ирины Стрелковой («Похищение из провинциального музея») и Леонида Боброва («Нас было тринадцать»), вспомнить о фантастических детективах-памфлетах Павла Багряка, Анатолия Днепрова и Зиновия Юрьева. После чего останется с грустью констатировать, что в советской литературе классический детектив в основном отсутствовал: те книги, о которых шла речь выше - редкие исключения, не нарушающие общую картину.
           Но литература не терпит «жанровой пустоты». Особенно это касается литературы массовой. Налагаются ограничения на утопии и антиутопии - их черты и особенности немедленно проявляются, например, в шпионском детективе. Научная фантастика вдруг прорастает в производственном романе (книги Даниила Гранина - прекрасная тому иллюстрация). И так далее.
           С классическим детективом происходило то же самое. Он проявлялся то в фантастике, то в сатирической литературе; иногда это проявление полное и открытое, иногда - частичное и скрытое.
             Вот и в дилогии И.Ильфа и Е.Петрова все это присутствует. В «Двенадцати стульях»

имеются отсылки к классическому образцу жанра - рассказу «Шесть Наполеонов». Рассматривая дилогию как единое произведение, получаем биографию авантюриста, который поначалу был уголовником, а затем стал… сыщиком. Своего рода советский Видок. В самом деле, действия Остапа Бендера в первой части его биографии легко подпадают под соответствующие статьи Уголовного кодекса:
             «- Ничего! Этот стул обошелся вдове больше, чем нам.
            Остап вынул из кармана золотую брошь со стекляшками, дутый золотой браслет, полдюжины золоченых ложечек и чайное ситечко.
             Ипполит Матвеевич в горе даже не сообразил, что стал соучастником обыкновенной кражи».
             Сравним с «Золотым теленком»:
            «Я, конечно, не херувим. У меня нет крыльев, но я чту Уголовный кодекс. Это моя слабость».
             Но не только эта особенность отличает вторую часть жизнеописания Остапа Бендера от первой (речь идет исключительно о жанровой функции героя). В «Золотом теленке» он, подобно Франсуа Эжену Видоку, из авантюриста-уголовника превращается в сыщика! И весь сюжет романа - по сути, расследование преступлений, совершенных подпольным миллионером Корейко.
             В сущности, фигуру Остапа Бендера вполне можно было бы рассматривать в очерке, посвященном прототипам знаменитых сыщиков. Почему бы и нет? Подобная двойственность героя вполне в духе классического детектива: есть вор-джентльмен Арсен Люпен из рассказов Мориса Леблана, есть «Святой» Саймон Темплер, Барни Роденбарр и им подобные. Имея такую наследственность и таких «родственников», Бендер неизбежно должен был стать не просто сыщиком, но очередным Великим Сыщиком. И стал им. Причем действует он в полном соответствии с каноном классического детектива. Что же до мотивов его поведения - так ведь и перечисленные выше джентльмены вовсе не горят желанием передавать разоблаченных ими убийц в руки официального правосудия. Они предпочитают либо самостоятельно вознаградить себя за напряженную интеллектуальную деятельность (как Арсен Люпен), либо взять возмездие на себя («Святой», Барни, доктор Лектер).
          Он просто удивительно похож на них - своими приемами, привычками, типом интеллекта. Его энергия сродни энергии идущего по следу Лекока. Его артистизм напоминает артистизм Люпена, а саквояж вполне пригодился бы Шерлоку Холмсу - обитатель Бейкер-стрит частенько прибегал к переодеваниям, в том числе и весьма экзотичным (например, в китайца - завсегдатая опиумокурильни):
           «Бендер присел над чемоданчиком, как бродячий китайский фокусник над своим волшебным мешком, и одну за другой стал вынимать различные вещи. Сперва он вынул красную нарукавную повязку, на которой золотом было вышито слово «Распорядитель». Потом на траву легла милицейская фуражка с гербом города Киева, четыре колоды карт с одинаковой рубашкой и пачка документов с круглыми сиреневыми печатями… Затем на свет были извлечены: азбука для глухонемых, благотворительные открытки, эмалевые нагрудные знаки и афиша с портретом самого Бендера в шальварах и чалме…»
            Весь этот реквизит ничем не отличается от комплекта париков, нарядов, гримерных принадлежностей Холмса или Лекока.

3. Дедуктивный метод Бендера

           Понятно, что главное для фигуры сыщика не темное прошлое и не любовь к переодеванию. Борхес писал: «Детектив есть фантастический жанр, предполагающий, что раскрыть преступление можно одним только интеллектуальным усилием». Невозможно представить себе классический детектив без «дедуктивного метода», когда Холмс демонстрирует Ватсону (нам с вами) цепочку логических умозаключений. Как обстоят дела в этом смысле у Бендера?
            Точно так же. Вот он, образец «следственной дедукции» героя:
           «Они вошли в гогочущий, наполненный посетителями зал, и Балаганов повел Бендера в угол, где за желтой перегородкой сидели Чеважевская, Корейко, Кукушкинд и Дрейфус. Балаганов уже поднял руку, чтобы указать ею миллионера, когда Остап сердито шепнул:
           - Вы бы еще закричали во всю глотку: «Вот он, богатей! Держите его!» Спокойствие. Я угадаю сам. Который же из четырех?
          Остап уселся на прохладный мраморный подоконник и, по-детски болтая ногами, принялся рассуждать:
          - Девушка не в счет. Остаются трое: красномордый подхалим с белыми глазами, старичок боровичок в железных очках и толстый барбос серьезнейшего вида. Старичка боровичка я с негодованием отметаю. Кроме ваты, которой он заткнул свои мохнатые уши, никаких ценностей у него не имеется. Остаются двое: барбос и белоглазый подхалим. Кто же из них Корейко? Надо подумать.
           Остап вытянул шею и стал сравнивать кандидатов. Он так быстро вертел головой, словно следил за игрой в теннис, провожая взглядом каждый мяч.
           - Знаете, бортмеханик, - сказал он, наконец, - толстый барбос больше подходит к роли подпольного миллионера, нежели белоглазый подхалим. Вы обратите внимание на

тревожный блеск в глазах барбоса. Ему не сидится на месте, ему не терпится, ему хочется поскорее побежать домой и запустить свои лапы в пакеты с червонцами. Конечно, это он собиратель каратов и долларов. Разве вы не видите, что эта толстая харя является не чем иным, как демократической комбинацией из лиц Шейлока, Скупого рыцаря и Гарпагона? А тот, белоглазый, просто ничтожество, советский мышонок. У него, конечно, есть состояние - двенадцать рублей в сберкассе. Предел его ночных грез - покупка волосатого пальто с телячьим воротником. Это - не Корейко. Это - мышь, которая…
          Но тут полная блеска речь великого комбинатора была прервана мужественным криком, который донесся из глубин финсчетного зала и, несомненно, принадлежал работнику, имеющему право кричать:
           - Товарищ Корейко! Где же цифровые данные о задолженности нам коммунотдела? Товарищ Полыхаев срочно требует.
           Остап толкнул Балаганова ногой. Но барбос спокойно продолжал скрипеть пером. Его лицо, носившее характернейшие черты Шейлока, Гарпагона и Скупого рыцаря, не изменилось. Зато красномордый блондин с белыми глазами, это ничтожество, этот советский мышонок, обуянный мечтою о пальто с телячьим воротником, проявил необычайное оживление. Он хлопотливо застучал ящиками стола, схватил какую-то бумажонку и быстро побежал на зов».
           Разумеется, это пародия на Шерлока Холмса и его многочисленные литературные реинкарнации, на глубокомысленные умозаключения Великого Сыщика по поводу возраста, профессии и рода занятий незнакомых ему людей. «Золотой теленок» не детективный роман, а пародия на последний (разумеется, помимо того, что это еще и сатирический роман, и бытописательский, и даже философский).

4. Детективное агентство «Рога и копыта»

           Перейдем от образа сыщика к образу преступника. Преступлением, отворяющим дверь детективному сюжету, традиционно считается убийство. В «Золотом теленке» речь идет как будто о преступлениях «вегетарианских»: финансовая афера, мошенничество, хищение средств и т.д. В детективе же лишь убийство считается достойным интеллектуального мастерства главного героя. Согласимся с Сатерлендом Скоттом: «Детектив без убийства - это омлет без яиц». В отличие от кражи или мошенничества убийство необратимо. Поэтому именно оно заслуживает настоящего возмездия и требует присутствия настоящего Великого Сыщика. Как обстоит дело с этим условием? Пусть даже в детективе пародийном?
            Что же, и это условие соблюдено. Вот оно, первое его преступление, что не однажды подмечали многие критики:
           «…Одним из наиболее удачных его дел было похищение маршрутного поезда с продовольствием, шедшего на Волгу. Корейко был комендантом поезда. Поезд вышел из Полтавы в Самару, но до Самары не дошел, а в Полтаву не вернулся. Он бесследно исчез по дороге. Вместе с ним пропал Александр Иванович…»
           В самом начале своей подпольной карьеры Корейко похищает продовольствие, предназначенное для голодающих Поволжья, то есть, совершает не просто убийство, но - массовое убийство.
           Вообще же размах деятельности этого чудовища столь велик, что порой он производит впечатление почти ирреального существа (а может быть, и без «почти»): то выплывает в Туркестане, то в Киеве, то в Москве. И пространство, и время действия Корейко столь неопределенны по координатам и продолжительности, что весьма напоминают аналогичные в волшебных сказках, со всеми ее «долго, коротко ли», «не по дням, а по часам», «за морями, за горами», и т.д. Вспомним, что большинство литературных критиков сходятся на том, что классический детектив - это современная сказка, лишь рядящаяся в одежды реальности. Это преступник-злодей космического масштаба, советский Мориарти, вполне достойный противник Великого Сыщика.
            Я не случайно упомянул профессора Мориарти. Вот как отзывается о нем его соперник Шерлок Холмс:
            «Человек опутал своими сетями весь Лондон, и никто даже не слышал о нем. Это-то и поднимает его на недосягаемую высоту в уголовном мире. За спиною у многих преступников существует неизвестная мне сила - могучая организующая сила, действующая наперекор закону и прикрывающая злодея своим щитом. Он - организатор половины всех злодеяний и почти всех нераскрытых преступлений в нашем городе. Это гений, философ, это человек, умеющий мыслить абстрактно. У него первоклассный ум».
             А вот зицпредседатель Фунт говорит о Корейко:
           «Вокруг «Геркулеса» кормилось несколько частных акционерных обществ. Было, например, общество «Интенсивник». Председателем был приглашен Фунт. «Интенсивник» получил от «Геркулеса» большой аванс на заготовку чего-то лесного. И сейчас же лопнул. Кто-то загреб деньгу, а Фунт сел на полгода… Товарищество на вере «Трудовой кедр» - разумеется под председательством благообразного Фунта. Разумеется, аванс в «Геркулесе» на поставку выдержанного кедра. Разумеется, неожиданный крах, кто-то разбогател, а Фунт отрабатывает председательскую ставку - сидит. Потом «Пилопомощь» - «Геркулес» - аванс - крах - кто-то загреб - отсидка. И снова: аванс - «Геркулес» - «Южный лесорубник» - для Фунта отсидка - кому-то куш. За всеми лопнувшими обществами, и товариществами, несомненно, скрывалось какое-то одно лицо.
            - Во всяком случае, этот неизвестный человек-голова».
            Так что Корейко в романе вполне может рассматриваться как советский пародийный вариант профессора Мориарти. И пародийность тут, кстати говоря, не очень смешна и даже страшновата. Подпольный миллионер в «Золотом теленке» обладает всеми чертами настоящего злодея, живущего в непроглядной тени, прячущегося от солнечного многообразия жизни. Причем злодея почти мистического характера, демонические черты в этом образе прослеживаются очень легко:
           «Человек без шляпы, в серых парусиновых брюках, кожаных сандалиях, надетых по-монашески на босу ногу, и белой сорочке без воротничка, пригнув голову, вышел из низенькой калитки дома номер шестнадцать. Очутившись на тротуаре, выложенном голубоватыми каменными плитами, он остановился и негромко сказал:
            - Сегодня пятница. Значит, опять нужно идти на вокзал.
            Произнеся эти слова, человек в сандалиях быстро обернулся. Ему показалось, что за его спиной стоит гражданин с цинковой мордой соглядатая. Но Малая Касательная улица была совершенно пуста».
            Действительно, Корейко ничуть не смешон. Он страшен, он чужой. Он - истинный злодей. И поначалу он, как будто, одерживает победу над сыщиком. Да и Бендер на первых порах действует, вроде бы, не по канону. Подослав Балаганова и Паниковского ограбить Корейко, он затем собирается шантажировать его:
            «Рано утром Бендер раскрыл свой акушерский саквояж, вынул оттуда милицейскую фуражку с гербом города Киева и, засунув ее в карман, отправился к Александру Ивановичу Корейко… Войдя в дом №16 по Малой Касательной улице, он напялил на себя официальную фуражку и, сдвинув брови, постучал в дверь».
           Как читатель наверняка помнит, наш герой в своей попытке терпит позорное поражение. Ничего подобного! Это вовсе не Великий Сыщик проигрывает преступнику, это не Арсен Люпен потерял лицо, не Ниро Вульф и не Шерлок Холмс - и, представьте себе, не сыщик О.Бендер! Нет, проиграл комиссар Галлимар, он же инспектор Лестрейд, он же инспектор Крамер, он же, в данном случае, «киевский околоточный»… Извечный лже-герой детектива, полицейский, чья неумелость, а порой и откровенная тупость призваны оттенить интеллектуальную мощь истинного героя. Раздвоение Бендера на лже-героя-полицейского и героя-сыщика имеет, опять-таки, откровенно пародийный характер. Но мы ведь уже говорили: «Золотой теленок» еще и ПАРОДИЙНЫЙ роман! Вопрос в том, что он пародирует. А пародирует он всю ту же классическую детективную схему.
          «Полицейский» терпит поражение, и лишь после этого в поединок с Великим Преступником вступает Великий Сыщик:
          «Остап, молча, прошел к бамбуковому столику, положил перед собой папку и крупными буквами вывел надпись: «Дело Александра Ивановича Корейко. Начато 25 июня 1930 года. Окончено… го дня 193.. г.»
            В городе Черноморске появляется контора «Рога и копыта», выполняющая, по сути, функции частного детективного агентства. Ну да, под прикрытием. Это не имеет значения. «Рога и копыта» - самая настоящая детективная контора, первая, описанная в советской литературе. Остап Бендер и в этом случае напоминает Видока: знаменитый француз, потерпев неудачу в качестве официального полицейского, открывает первую (в Европе) частную детективную контору. Разумеется, это всего лишь совпадение, забавное и поучительное.
            Частный сыщик Бендер ведет следствие по всем правилам. Преступник уверен, что он натянул нос полиции, а в это время по его следу уже идет настоящий мастер сыска:
            «И в то время как Корейко с улыбкой вспоминал о жулике в милицейской фуражке, который сделал жалкую попытку третьесортного шантажа, начальник отделения носился по городу в желтом автомобиле и находил людей и людишек, о которых миллионер-конторщик давно забыл, но которые хорошо помнили его самого. Несколько раз Остап беседовал с Москвой, вызывая к телефону знакомого частника, известного доку по части коммерческих тайн. Теперь в контору приходили письма и телеграммы, которые Остап живо выбирал из общей почты. Кое-что из этих писем и телеграмм пошло в папку с ботиночными тесемками».
          Как видим даже из этого абзаца, все соответствует нормам следствия: сбор информации, опрос свидетелей, даже привлечение экспертов («по части коммерческих тайн»). Разумеется, и следствие описывается пародийно:
            «Скумбриевич попытался взять курс на берег, но Остап отрезал ему дорогу и погнал в открытое море. Затем голоса усилились, и стали слышны отдельные слова: «Интенсивник!»,              «А кто брал? Папа римский брал?», «При чем тут я?»
            Берлага давно уже переступал босыми пятами, оттискивая на мокром песке индейские следы. Наконец, с моря донесся крик:
            - Можно пускать!
            При виде Берлаги Егор Скумбриевич в страхе окунулся с головой.
            Берлага… сказал:
            - Сознался наш Скумбриевич. Очной ставки не выдержал».
           «Дверь полыхаевского кабинета задрожала, отворилась, и оттуда лениво вышел Остап Бендер. Вслед за ним… вынырнул Полыхаев… Он побежал за Остапом, позорно улыбаясь и выгибая стан.
           - Что же будет? - бормотал он, забегая то с одной, то с другой стороны. - Ведь я не погибну? Ну, скажите же, золотой мой, серебряный, я не погибну? Я могу быть спокоен?.. Я ничего не утаил. Честное слово! Я могу быть спокоен? Правда?
           - Полное спокойствие может дать человеку только страховой полис, - ответил Остап, не замедляя хода. - Так вам скажет любой агент по страхованию жизни. Лично мне вы больше не нужны. Вот государство, оно, вероятно, скоро вами заинтересуется».
            Все идет, как того и требует детектив - вплоть до финала (финала расследования - не финала романа), когда наш сыщик припирает преступника к стенке неопровержимыми доказательствами. Противник поначалу, как и положено, отвергает предъявляемые обвинения:
            «- …Тысячу раз я вам повторял, - произнес Корейко, сдерживаясь, - что никаких миллионов у меня нет и не было!»
           Но любопытство - то самое любопытство, которое и в «настоящих» классических детективах заставляет преступника сидеть до конца и при посторонних выслушивать разоблачения Эркюля Пуаро или Ниро Вульфа - овладевает и подпольным миллионером (на самом деле, любопытство в данном случае есть синоним уже упомянутого ранее страха):
            «…Корейко склонился над столом и прочел на папке: «Дело Александра Ивановича Корейко. Начато 25 июня 1930г. Окончено 10 августа 1930г.»
            - Какая чепуха! - сказал он, разводя руками. - Что за несчастье такое! То вы приходили ко мне с какими-то деньгами, теперь дело выдумали. Просто смешно…Что-то не пойму, чего вы от меня хотите? Посмотреть разве из любопытства…»
            Ну, а далее мы становимся свидетелями блистательной речи Бендера и полного изобличения преступника. И вдруг…
             «Увлекшийся Остап повернулся к Александру Ивановичу и указал на него пальцем. Но эффектно описать рукой плавную дугу, как это делывали присяжные поверенные, ему не удалось. Подзащитный неожиданно захватил его руку на лету и молча стал ее выкручивать. С полминуты противники ломали друг друга, дрожа от напряжения».
              Даже этот эпизод заставляет нас вспомнить о той парочке, которую явно пародирует «Золотой теленок» - о Холмсе и Мориарти:
             «Мориарти шел за мной по пятам. Дойдя до конца тропинки, я остановился: дальше идти было некуда. Он не вынул никакого оружия, но бросился ко мне и обхватил меня своими длинными руками. Не выпуская друг друга, мы стояли, шатаясь, на краю обрыва». (А.Конан Дойл, «Пустой дом»).

5. Метаморфозы прототипа

            Относительно прототипов персонажей Ильфа и Петрова, особенно главного героя, существует несколько версий. В некоторых статьях прототипом Бендера называют, например, Валентина Катаева. Сам же Катаев указывает на другого человека - в романе «Алмазный мой венец»:
            «Брат футуриста был Остап, внешность которого авторы сохранили в романе почти в полной неприкосновенности: атлетическое сложение и романтический, чисто черноморский характер. Он не имел никакого отношения к литературе и служил в уголовном розыске по борьбе с бандитизмом, принявшим угрожающие размеры. Он был блестящим оперативным работником».
            Речь идет о некоем Осипе (не Остапе) Беньяминовиче Шоре. Осип Шор служил агентом (то есть, сыщиком) одесского уголовного розыска, в котором некоторое время работал и Евгений Петров. Футурист, упоминаемый Катаевым, - Анатолий (Натан) Фиолетов. Он был убит налетчиками, согласно Катаеву - по ошибке: его приняли за брата. На самом деле, Анатолий Фиолетов и сам служил в уголовном розыске, причем был он старшим братом Осипа, так что, скорее всего, никакой ошибки не было. Вот как об этом случае рассказывал много лет спустя сам Осип Шор:
             «- О брате как о поэте вряд ли я могу вам что-нибудь сообщить, а вот обстоятельства его смерти я до сих пор помню во всех деталях.
              Дело в том, что после уголовного розыска Анатолий вернулся… в уголовный розыск. Он все время ощущал потребность в острых действиях, в смене впечатлений. Это помогало ему писать стихи. В это время И.В.Шерешевский там уже не работал, поэтому он об этом, естественно, ничего не знал.
            Днем 14 ноября 1918 года Анатолий и агент угрозыска Войцеховский были на задании в районе Толкучего рынка. Возвращаясь, они зашли позвонить по телефону в мастерскую, которая помещалась на Большой Арнаутской в доме №100. Следом за ними туда вошли двое неизвестных. Один из них подбежал к Анатолию. Анатолий сделал попытку вынуть из кармана пистолет, но незнакомец, который стоял в стороне, опередил его. Пуля догнала и Войцеховского, опытного старого работника, хоть он и попытался выскочить из мастерской.
            Как потом удалось выяснить, за Анатолием и Войцеховским неизвестные следили еще на толкучке и, воспользовавшись тем, что они вошли в небольшое помещение, свели счеты с сотрудниками уголовного розыска.
            В старых одесских газетах за эти числа вы сможете найти некрологи и от семьи, и от «Зеленой лампы», и от жены Анатолия - поэтессы Зинаиды Шишовой.
            Я был младше Анатолия и плохо помню его окружение» (Евгений Голубовский, Александр Розенбойм. Встреча на Тверском бульваре. В кн.: Анатолий Фиолетов. О лошадях простого звания).
            Так или иначе, пусть не единственным, но одним из прототипов Остапа Бендера Осип Шор вполне мог быть. А этот выбор (и, разумеется, долитературная профессия одного из авторов) вполне мог повлиять на жанровые особенности бессмертной дилогии. Жизнь этого человека была пестрой и многообразной, исполненной авантюрами и рискованными приключениями. Сегодня, правда, уже трудно отличить подлинные события от разнообразных фантазий и выдумок, а сам он никаких воспоминаний не оставил. Доподлинно известно, что он родился в Никополе, гимназию закончил в Одессе, пытался получить высшее образование, но помешала Октябрьская революция. Далее - Одесса, в которой он, в конце концов, и стал сыщиком. Агентом уголовного розыска. И если Осип Шор был одним из прототипов Остапа Бендера, то, возможно, детективную окраску дилогии (в первом романе менее выраженную, во втором - совершенно отчетливую) вызвала именно эта его профессия. Насколько можно понять из скудных сведений об Осипе Шоре (еще раз обращаю внимание читателей на то, что большая часть его похождений, ныне переписываемая одними авторами у других, вымышлена и не заслуживает доверия), убийство брата рассекло его жизнь на две части. Он уволился из уголовного розыска, о дальнейшей жизни этого человека ходит не меньше легенд.
           А жизнь его литературного отражения тоже разрезана на две части - бритвою сумасшедшего уездного «предводителя команчей». Смерть превращает веселого авантюриста и уголовника в частного детектива. Остап Бендер, зарезанный Ипполитом Матвеевичем Воробьяниновым в финале «Двенадцати стульев», не в переносном, а в прямом смысле воскресает, тем не менее, в «Золотом теленке» - уже в новой ипостаси:
           «Балаганов хотел было пошутить… но, подняв глаза на Остапа, сразу осекся. Перед ним сидел атлет с точным, словно выбитым на монете, лицом. Смуглое горло перерезал хрупкий белый шрам. Глаза сверкали грозным весельем…»
            И в другом месте:
         «Был такой взбалмошный старик, из хорошей семьи, бывший предводитель дворянства, он же регистратор загса, Киса Воробьянинов. Мы с ним на паях искали счастья на сумму в сто пятьдесят тысяч рублей. И вот перед самым размежеванием добытой суммы глупый предводитель полоснул меня бритвой по шее. Ах, как это было пошло, Корейко!»
          Наверное, первые читатели второго романа знаменитой дилогии были изрядно удивлены воскрешением героя. Если бы не пояснения в тексте насчет усилий хирургов, спасших зарезанного искателя бриллиантов мадам Петуховой, впору было бы считать «Золотой теленок» настоящей советской готикой, а гроссмейстера О.Бендера - воплощением потусторонних сил, неумолимо преследующих грешника Корейко. Что, кстати, не лишено некоторых оснований. Образ сыщика в детективе представляет собою как бы реализацию страхов и надежд прочих персонажей. Надежд тех, что является жертвой (или потенциальной жертвой) преступника, и страхов собственно преступников. Очень ярко это показано, например, в рассказах Агаты Кристи под общим названием «Загадочный мистер Кин». Если «предысторию» охоты на подпольного миллионера, занимающую лишь первые четыре главы романа, рассматривать как своеобразный пролог, то в Черноморске Бендер появляется после того, как читателю впервые представляется гражданин Корейко:
            «К утру побелевший от бессонницы Александр Иванович забрел на окраину города. Когда он проходил по Бессарабской улице, ему послышались звуки «матчиша». Удивленный, он остановился.
           Навстречу ему спускался с горы желтый автомобиль. За рулем, согнувшись, сидел усталый шофер в хромовой тужурке. Рядом с ним дремал широкоплечий малый, свесив набок голову в стетсоновской шляпе с дырочками. На заднем сиденье развалились еще двое пассажиров: пожарный в полной выходной форме и атлетически сложенный мужчина в морской фуражке с белым верхом».
           Непреходящий страх перед «соглядатаем с цинковой мордой», которым охвачен Александр Корейко, в конце концов, обретает материальное воплощение - правда, не в «цинковом» виде, а в образе атлетически сложенного мужчины «в морской фуражке с белым верхом». И уже через несколько страниц начинается увлекательнейшая история противостояния Великого Преступника и Великого Сыщика. Завершающегося, как того и требует жанр, победой последнего.
            Но «Золотой теленок» не детектив. Поэтому, после финала «сыщицкой» линии, следует еще один финал, собственно романа:
             «Он опомнился на льду, с расквашенной мордой, с одним сапогом на ноге, без шубы, без портсигаров, украшенных надписями, без коллекций часов, без блюда, без валюты, без креста и брильянтов, без миллиона… Великий комбинатор тупо посмотрел на остатки своего богатства и продолжал двигаться дальше, скользя в ледяных ямках и кривясь от боли. Долгий и сильный пушечной полноты удар вызвал колебания ледяной поверхности. Напропалую дул теплый ветер. Бендер посмотрел под ноги и увидел на льду большую зеленую трещину. Ледяное плато, на котором он находился, качнулось и углом стало лезть под воду».