ВОЗВРАТ                                       

   
  
Июнь 2013, №6     
   

      Документальное исследование____                              Яков Верховский, Валентина Тырмос    

  

        «ГОРОД  АНТОНЕСКУ»                                

Предыдущая публикация - №5 2013г.              
 

 

                                                                     «Gаrla Mare»


             Итак, к средине декабря 1941 года еще 40 тысяч евреев Одессы, после полутора месяцев изнурительного пути, притащились в Богдановку, и были загнаны за колючую проволоку свиносовхоза.
              Положение в лагере действительно стало критическим.
              Говорят, что было там около 80 тысяч живых, умирающих и мертвых.
              Но, кто считал?
             Единственная надежда переправить все это месиво за Буг, к немцам, и пусть они «решают проблему». Ведь это они, фактически, заварили всю кашу.

ИЗ ПИСЬМА ГУБЕРНАТОРА ТРАНСНИСТРИИ
К МАРШАЛУ АНТОНЕСКУ

11 декабря 1941

             Для решения еврейской проблемы в Транснистрии я в настоящее время веду переговоры с германскими властями относительно перегона их [евреев] за Буг. Нам в Транснистрии не будет покоя, пока соглашение «Хауффе-Тэтэряну» относительно перевода жидов за Буг не будет выполнено…

              Надежда на немцев оказалась напрасной. Немцы в который раз принимать на свою территорию евреев отказались. Но, видимо, вместо этого, предложили союзникам помочь «решить проблему» на месте, то есть в Богдановке.
              И вот 18 декабря 1941-го, в тот самый день, когда в Богдановку пришел последний конвой с Дальника, туда же прибыли немецкие «гости». По всей видимости, «специалисты по еврейскому вопросу» - один какой-то высокий чиновник и два эсэсовца. Это необычайное событие вызвало много пересудов в селе и даже споров: одни утверждали, что немцы прибыли на «легковушке», а другие клялись, что своими глазами видели маленький немецкий самолет. Хотя, какой самолет мог приземлиться в заснеженном селе Богдановка, не имеющем не только аэродрома, но даже железнодорожной станции?
             «Гостей» со всем почетом сопровождала целая делегация: заместитель префекта Аристидо Пэдуре, начальник лагерного поста жандармов плутонер Николае Малинеску и (ну, как без него?) «руководитель» свиносовхоза Карп Шевчук.
              Эсэсовцы провели осмотр территории, сделали несколько снимков и зарисовок, и на восточной окраине обнаружили огромное урочище, круто спускавшееся к Бугу.
              Урочище называли - Богдановская Яма.
[1]
              Это по-русски, а на румынском еще круче: «Garla Mare» 
                                 

                                             
                                                                     Богдановская Яма


               Отличное место!
               Ничуть не хуже, чем Бабий Яр в Киеве или Дробицкий в Харькове.
               Прошел еще день, и в Богдановку на нескольких каруцах прибыл отряд убийц.
              Товарищ Колыбанов в своей докладной указывает, что отряд состоял из шестидесяти немецких колонистов и командовал ими немец по фамилии или по кличке Гегель. То же самое утверждает и наш главный свидетель - «мортус» Карп Шевчук.
              А вот Жан Анчел считает, что отряд состоял из местных украинцев и во главе их стоял тоже украинец по фамилии Андрющенко.
              При всем нашем уважении к Анчелу, в данном случае мы все-таки склонны верить Колыбанову и, тем более, Шевчуку, который наверняка лично общался с командиром этого отряда, поскольку именно он должен был организовать для приезжих убийц и место жительства в селе, и жрачку, и выпивку, и баб.
               Невольная ошибка Анчела, видимо, вызвана тем, что немецкие колонисты были, на самом-то деле, тоже «местными». Они родились и выросли в этих краях и мало чем отличались, во всяком случае, по внешнему виду, от местных украинцев.
              На совести колонистов много жестоких убийств в Транснистрии, они и после Богдановки продолжали убивать.
               Об этом рассказ у нас впереди.
                А пока, несколько слов о колонистах.


                                                     Приказ, не снабженный номером

             Одесса и вся окружающая ее территория, вошедшая по соглашению «Хауффе-Тэтэряну» в августе 1941 года в Транснистрию, с давних времен была густо заселена, так называемыми, немцами-колонистами.
               В городе их насчитывалось около 7,5 тысяч, а в поселениях вокруг Одессы более 150 тысяч. Первые немецкие поселения, Гросс и Кляйн Либенталь, возникли еще в 1804-1805 годах, во времена Дюка де Ришелье, на землях, купленных специально для этой цели, как мы однажды уже говорили, российской казной у графа Потоцкого. [2]
              За сотню прожитых здесь лет немцы прижились, обрусели, но, вместе с тем, не потеряли своей национальной специфики, сохранили язык, культуру, религию. В городе у них был свой общинный дом, свои школы, свои детские сады и, самое главное, красавица - Кирха на той самой Дворянской улице, где когда-то в доме доктора Тырмоса родилась Ролли.

                                        
                                                              Старая лютеранская Кирха
                                                                      Одесса, 19-й век

              Немецкие села были богаты и славились своими добротными кирпичными домами под красными черепичными крышами, так выгодно отличавшимися от крытых пожухлой соломой украинских мазанок. Славились своей чистотой и особыми высококалорийными молочными продуктами.
              В жаркие летние дни заботливые одесские мамочки имели обыкновение вывозить своих «вундеркиндов» - Моничек, Боричек, Олечек - «на поправку» в Гросс Либенталь, где полногрудые немецкие фрау сдавали им «циммеры» с полным пансионом, не проявляя при этом ни антисемитизма, ни явных антисоветских настроений.
               Да и, вообще, о каких антисоветских настроениях могла идти речь - ведь многие из этих обрусевших немцев выросли при советской власти, были членами партии и занимали престижные партийные и советские должности.
              Но вот грянула война с Германией, а с ней и первые невероятные победы Гитлера, и что-то вдруг изменилось, что-то проснулось, что ли…
              Те самые немцы, которые еще вчера были членами партии и с пеной у рта славили Сталина, сегодня стреляли из окон по отступающей Красной Армии и встречали захватчиков хлебом-солью.
              Недаром, видно, говорено: «Сколько волка не корми…»
             Об этих прискорбных фактах уведомил Сталина командующий Южным фронтом генерал армии Иван Тюленев. [3]

Телеграмма командования Южного фронта
3 августа 1941

Совершенно секретно, штаб фронта Вознесенск
Боевое донесение, 3.8.41 21.55, карта 5000 000 и 2 000 000

Ставка Верховного командования
тов. СТАЛИНУ, главкому тов. БУДЕННОМУ

1. Военные действия на Днестре показали, что немецкое население стреляло из окон и огородов по отходящим нашим войскам. Установлено также, что вступающие немецко-фашистские войска в немецкой деревне 1.8.1941 встречались с хлебом-солью. На территории фронта имеется масса населенных пунктов с немецким населением.
2. Просим дать указания местным органам власти о немедленном выселении неблагонадежных элементов.
ТЮЛЕНЕВ, ЗАПОРОЖЕЦ, РОМАНОВ

Шифрограмма на бланке. Резолюция Сталина:

«Товарищу Берия.
Надо выселить с треском. И.Ст. Помета: «Наркому доложено
[подпись неразб.] 25.VIII.41».

             Генерал Тюленев настаивает на необходимости немедленной депортации немцев-колонистов.
             Пристрастие Сталина к насильственным депортациям хорошо известно. Впервые он занялся этой захватывающей игрой в Господа Б-га в 1928-м, и за 25 лет, с 1928-го по 1953-й, провел более 100 депортаций, согнал с насиженных мест и перегнал с Юга на Север и с Севера на Юг около 14 миллионов человек!
             Насильственные депортации стали символом абсолютной власти Сталина, можно сказать, государственной политикой Страны Советов.
              В 1939-м, после начала Второй Мировой войны число депортаций увеличилось. Из Латвии, Эстонии и Литвы, из Бессарабии и Северной Буковины, из аннексированной Польши день за днем шли на Восток десятки-сотни так называемых «спецэшелонов», забитых «социально опасным элементом», в том числе и еврейскими беженцами, отнесенными к этому самому «элементу».
             Так это будет продолжаться всю войну и после войны, до марта 1953-го
, когда все еще всесильный вождь не решит, наконец, депортировать евреев, изрядно надоевших ему за эти годы. И он, несомненно, выполнил бы это свое решение, если бы еврейский Б-г в последнюю минуту не устроил ему маленький «Пурим-шпиль»…
            
Мы не будем здесь затрагивать больную тему правомерности сталинских депортаций, тем более, что правомерность каждой из них различна и требует особого исследования.
           
Нас в данном случае интересует только один вопрос: почему, несмотря на справедливое требование генерала Тюленева, из Одессы и сопредельных ей немецких колоний не была произведена депортация колонистов?
             Вопрос интересный.
             А вот и ответ.
            Телеграмма командующего Южным фронтом попала к Сталину, как мы видим, 3 августа 1941-го. Была им, естественно, сразу прочитана и снабжена резолюцией:
             «Товарищу Берия. Надо выселить с треском. И. Ст.».
             Резолюция Сталина - это приказ!
             Приказ, в полном смысле этого слова.
            И не важно, что не снабжен он номером, не оформлен в виде какого-нибудь постановления ЦК Политбюро и не скреплен какими-нибудь подписями.
            
И если бы этот приказ был выполнен, судьба десятков тысяч евреев Одессы могла сложиться иначе. Возможно, что часть из них (хотя бы часть!) осталась в живых. Ведь вот же остались в живых в Транснистрии более 120 тысяч евреев, причем большинство на Севере, там, где, как раз, не было немецких колоний.
             Но приказ Сталина не был выполнен.
             Как могло это произойти?
             Ведь мы привыкли считать, что все, абсолютно все, приказы Сталина, какими бы абсурдными на первый взгляд они не казались, выполнялись неукоснительно.
              Так, что же произошло в этом случае?
            
 Обратите внимание не помету: «Наркому доложено [подпись неразб.] 25.VIII.41г.»
            
 Приказ Сталина попал к Лаврентию Берия только 25 августа 1941-го!
          
  Берия, конечно сразу же начал действовать: 31 августа 1941-го вышло постановление ЦК Политбюро «О немцах, проживающих на территории Украинской ССР», предписывающее немцев, состоящих на учете, как антисоветский элемент, арестовать, а остальную часть трудоспособного мужского населения мобилизовать в строительные батальоны и передать НКВД для использования в восточных областях СССР. Но еще до выхода этого постановления, с 26-27 августа из многих районов Украины уже началась поспешная депортация немецкого населения.
               Но «наших» немцев-колонистов это уже не касалось.
               Время было упущено.
              За 20 дней, прошедших со дня отдачи сталинского приказа, многое, слишком многое, изменилось: все Заднестровье было в руках убийц.
               Как, скажите на милость, могла произойти такая непростительная задержка?
               Нигде, ни в каких архивах мы не нашли ни единого слова об этом.
               Не нашли ничего и о человеке, посмевшем не выполнить приказ самого Сталина.
              На бланке телеграммы генерала Тюленева, рядом с пометой о передаче приказа наркому, подпись, как будто намеренно, неразборчива.
               Неужели, действительно, где-то, в секретариате Сталина скрывался предатель?


                                                         Зондеркоммандо «Rusland»

               Приказ Сталина не был выполнен.
              Немцы-колонисты не были «депортированы с треском», как требовал Сталин, а, совсем наоборот, продолжали здравствовать в своих богатых, почти не задетых бомбежками селах, и встретили «освободителей» с энтузиазмом.
              Со своей стороны, вступивший на эту землю командующий 11-й германской армией генерал-полковник Ойген фон Шоберт сразу же объявил, что колонисты находятся под его личной опекой.
              В этом даже не было ничего необычного: гитлеровская Германия все годы своего существования стремилась поддерживать связь с этническими немцами, живущими за ее пределами, так называемыми, «фольксдойче».
            Кстати, как говорят, честь изобретения этого термина - «Volksdeutsche», принадлежала самому Адольфу Гитлеру.
             Для решения проблем фольксдойче в феврале 1937-го в Берлине было создано специальное управление СС - «Фольксдойче Миттельштелле», сокращенно «VoMi», во главе которого был поставлен прославленный летчик Первой Мировой - обергруппенфюрер Вернер Лоренц.
          
«VoMi» проводило усиленную идеологическую обработку фольксдойче, поддерживало их материально и использовало в своих целях. Так было в Австрии, в Чехословакии, в Польше. И именно «VoMi» в 1939-м, после подписания германо-советского «Договора о дружбе и границах» занималось вопросами «обмена населением между двумя зонами оккупации» и в, соответствии с прилагаемым к договору Конфиденциальным протоколом, принимало «возвращавшихся на Родину» лиц германского происхождения, обеспечивая их всем необходимым и устраивая их в освободившихся еврейских домах.

 
                            
                                                       Генрих Гиммлер и Вернер Лоренц
                                          на торжественном приеме в честь «фольксдойче»,
                                                 прибывших с Востока «нах фатерланд»
                                                                        Берлин, 1939

              Статус фольксдойче, проживающих на территории Транснистрии, обсуждался 20 августа 1941-го на совещании в Тигине, где генерал Хауффе требовал от румынских коллег предоставления этому контингенту особых привилегий.
               А 11 сентября 1941-го в Транснистрию прибыла специальная моторизованная часть «VoMi» - Зондеркоммандо «SK-R» или, если хотите, Зондеркоммандо «Rusland». Во главе этой команды (160 убийц на мотоциклах и крытых брезентом грузовиках) стоял один из самых влиятельных сотрудников «Миттельштелле», штандартенфюрер Хорст Хоффмайер.
               Одна пикантная подробность из биографии этого преступника: осенью 1939-го герр Хоффмайер был представителем Германии в смешанной германо-советской комиссии по обмену населением и в этой ипостаси активно сотрудничал с одним из сопредседателей этой комиссии, небезызвестным товарищем Максимом Литвиновым, снятым Сталиным с поста наркома иностранных дел. Оба они, и герр Хоффмайер, и товарищ Литвинов, делали одно и то же дело, и все бы хорошо, если бы не евреи. Евреи были для них обоих, как кость в горле. Герр Хоффмайер всеми силами старался переправить «этих жидов» а зону советской оккупации, а Литвинов, наоборот, всеми силами старался их туда не пустить, и, если они каким-то образом все же просачивались, толкнуть их обратно.
             Так что в те давние дни в Варшаве «еврейский вопрос» доставлял Хоффмайеру немало забот. Но ничего, теперь в Транснистрии он сможет решить его кардинально.

                                                         

                                                  Штандартенфюрер Хорст Хоффмайер
                                                                   в Транснистрии.
                                                               Ландау, декабрь 1941

 

               Штаб Зондеркоммандо «SK-R» расположился в немецком поселении Ландау, и герр Хоффмайер, развернул бурную деятельность, нагло вмешиваясь в управление Транснистрией и решая за румын многие вопросы, в первую очередь касающиеся фольксдойче и, естественно, евреев.
              Немецкие поселения юга Транснистрии разделили по германскому образцу на 18 районов - «беррайх» и во главе каждого поставили эсэсовца - «беррайхкоммандофюрера». Районы объединили в четыре региона с центрами в поселениях Ландау, Сельц, Гросс-Либенталь и Хоффнунсталь. Назначенных румынами префектов выгнали, и вместо них, поставили своих людей. Все население регионов переписали, и тех, кто был признан по всем параметрам фольксдойче, снабдили особыми охранными грамотами - «аусвайс» - и стали выдавать им пайки: сигареты, спички, водку, шоколад, соль, сахар.
              И, наконец, все способные носить оружие фольксдойче, молодые и не очень, были объединены в нечто, названное отрядами самообороны - «селбстштутц». Таких «способных» набралось 5.000 человек!
               Все они влились в Зондеркоммандо «Rusland», под начало Хоффмайера.
             Зондеркоммандо «Rusland» была организована по типу известных Эйнзатц и Зондеркоммандо СС, с одним лишь отличием - она подчинялась «VoMi» и получала от «VoMi» и форму, и оружие, и «изуверскую идеологию».
             
Страстно желая «приблизиться» к своим старшим братьям, «настоящим немцам», фольксдойче тоже убивали. Убивали со страшной бессмысленной жестокостью, особенно удивительной тем, что она была направлена против хорошо знакомых им людей - многолетних соседей, может быть, товарищей по учебе или коллег по работе. Эта бессмысленная жестокость потрясала даже профессиональных немецких убийц.
             Столкнувшись однажды с «художествами» фольксдойче, командир Эйнзатцкоммандо «ЕК-6», штурмбаннфюрер Роберт Мор, был так шокирован, что отправил по начальству специальный рапорт: «Я и мои люди были в ужасе от жестокости, с которой немецкие колонисты относятся к своим соседям-евреям…»
[4]
            
Убийство одесских евреев в Богдановской Яме было не первым убийством фольксдойче. До этого в своих родных селах они успели уже расправиться и с коммунистами, и с советскими служащими, и просто так с людьми, которые были им не по нраву. Потом была Богдановка.
              А после Богдановки, еще пять страшных месяцев, до мая 1942-го, день за днем они продолжали убивать пригоняемых в Транснистрию евреев Одессы - в противотанковых рвах, в оврагах, в силосных ямах, да, где придется…
             История Зондеркоммандо «Rusland» завершится весной 1944-го, когда Советская армия приблизится к границам Транснистрии.
             В эти дни закончится и преступная жизнь ее командира, теперь уже бригаденфюрера, Хорста Хоффмайера. То ли сам он решился поставить точку, то ли преданные ему фольксдойчи из Зондеркоммандо «Rusland» постарались. Не известно и где это именно произошло: то ли в Транснистрии, то ли, как слухи ходили, в Крайове, в Румынии, куда он успел сбежать…
               Сами фольксдойче, спасая свои преступные шкуры, тоже сбежали.
              С семьями и со всем награбленным барахлом. На специально организованных обозах. Вначале они попали в Польшу, где их, естественно, встретили весьма неприветливо. А затем двинулись дальше и осели в Германии.
              Те, что оказались в Восточной зоне оккупации, были «возвращены» Советам, и судьбе их не позавидуешь.
              А те, что попали на Запад, растворились в своем народе, родили детей, внуков и правнуков, которые и не знают, что деды их и прадеды, были когда-то не «настоящими немцами», а только фольксдойче в далекой, давно исчезнувшей стране, носившей странное имя «Транснистрия».
             И уж конечно не знают, ни внуки, ни правнуки, что где-то, в этой Транснистрии, было когда-то, а, может быть, есть и сегодня, такое село - Богдановка, на окраине которого в глубокой Богдановской Яме покоится пепел десятков тысяч женщин и детей, зверски замученных их дедами и прадедами.


                                                           Праздник «Милосердия»

               Убийство началось в воскресенье, 21 декабря 1941 года. [5]
             Часто исследователи Катастрофы связывают это с днем рождения Сталина, совпадающего с этой датой, и называют это жестокое убийство - «подарком Сталину».
               Но вряд ли это соответствует действительности.
              Вряд ли организаторы преступления, домнуле Исопеску и герр Хоффмайер могли знать дату рождения Сталина и думать о ее символике. Да и сам Сталин вряд ли серьезно относился к этой дате, так как, по слухам, неоднократно менял в своих биографиях и год, и день рождения.
               Нет, начало убийства в Богдановской Яме, с нашей точки зрения, никак не могло служить подарком Сталину. Скорее, подарком Гитлеру, или уж Антонеску.
                Убийство началось в воскресенье, 21 декабря 1941 года, на рассвете.
               Вначале преступники занялись свинарниками, в которых были заперты около 5 тысяч детей, стариков и инвалидов. Свинарники обложили снопами соломы, облили бензином и подожгли. Дикие крики сжигаемых заживо слышали родные и близкие и знали, что вскоре настанет и их черед.
               Свинарники еще дымились, когда началось основное - массовое убийство.
             Большими группами людей погнали на окраину свиносовхоза в лесопарк, расположенный неподалеку от Богдановской Ямы. Заставили раздеться догола и строго предупредили, что одежду следует складывать аккуратно.
               И люди разделись.
               И сложили одежду аккуратно…
              Мороз достигал 20 градусов, шел густой снег, а они - мужчины, женщины, дети, стояли нагие, почти касаясь друг друга и…
               И не чувствовали ничего.
               Ни холода, ни своей наготы.
               Они были уже по ту сторону черты. По ту сторону жизни.
              Убийцы врезались в эту толпу и, орудуя штыками и прикладами, погнали первую десятку людей к обрыву.
               «Шнелль, шнелль!»
               Быстрее! Еще быстрее!
               Ближе к обрыву. На край!
               Всем стать на колени.
               Не оборачиваться! Не обо-ра-чиваться!
               Не вставать с колен!
               Залп… и пуля в затылок каждому.
               И люди, стоящие на коленях на самом краю обрыва, скатываются по его склону в горящий в глубине костер.

                                 
                                        
   Убийство евреев в одном из расстрельных рвов
                                              
       Оккупированная территория, 1941

              У нас нет фотографии расстрела в Богдановской Яме, но так было везде, на всей оккупированной территории - везде убийцы стреляли в затылок евреям, стоящим на коленях на краю заполненного трупами рва…
               А убийцы уже бегут за следующей десяткой.
               «Шнелль, шнелль!»
               К обрыву! На колени! Не оборачиваться!
               Сейчас прозвучит залп.
               Но нет…
              Что-то, кажется, произошло, что-то случилось, там, в посадке, где скучилась толпа ожидающих смерти людей. Толпа всколыхнулась.
              И все вдруг увидели, что из нее выскочил абсолютно голый мужчина и, смешно перепрыгивая через сугробы, помчался в сторону села.
               Убийцы бросились за ним…
               Выстрел… Крик…
               И вот уже на снегу скорчилось молодое красивое тело, и растекающееся алое пятно отделяет его безжизненную белизну от сверкающей белизны снега.
               А убийцы уже возвращаются к Яме. Они спешат.
               Каждый из них обязан за день убить около 160 человек, а все они вместе - около 10 тысяч. Вы, наверное, удивитесь, но в пяти гигантских крематориях Освенцима сжигали за сутки меньше - в среднем чуть более 9 тысяч.
               К концу первого дня «наши» фолксдойче были измучены, казалось, не меньше своих жертв и стали проявлять явные признаки безумия.
               Обеспокоенный Исопеску приказал подкатить к Яме бочонок с вином.
               Упившиеся вдрызг убийцы вскоре перестали что-либо соображать и даже устроили между собой соц. соревнование: «кто больше…»
               Убийство продолжалось три дня: 21, 22 и 23 декабря 1941 года.
               За эти дни было уничтожено порядка 30 тысяч евреев.
               Но на территории свиносовхоза оставалось еще столько же.
               И вдруг бойня прекратилась…
               Утром 24 декабря, люди, не спавшие всю эту долгую ночь в ожидании смерти, были приведены не в лесопарк, а к самой Яме, к тому месту, где урочище свертывается в гигантскую петлю. Там, в глубине, неподалеку от места убийства, их заставили строить земляной вал, нечто типа плотины, перекрывающей всю ширину Ямы - с тем, чтобы заполняющая ее кровь не стекала в Буг и, не дай Б-г, не разносила тифозную заразу.

                                 
                                                             План Богдановской Ямы.
                                                              Приложение к акту ЧГК,
                                                                     Богдановка, 1944

              На плане, рядом с местом, где расстреливали и сжигали евреев,
нарисован земляной вал, построенный будущими жертвами убийства.
             За возведением плотины надзирал плутонер Малинеску со своими жандармами, поскольку убийцы-фольксдойче еще вчера вечером разъехались по своим селам.
              И не мудрено - ведь сегодня Сочельник!
              Канун великого праздника Рождества Христова!
              Да, да, именно в честь Рождества Христова и было прекращено убийство.
              Рождество - это особый праздник.
              Праздник Милосердия.
              И не важно, какую религию исповедует человек: православие, иудаизм, ислам или буддизм. Рождество - это символ общечеловеческой морали.
               В Рождественские дни нельзя убивать невинных.
               В Рождественские дни нельзя бросать живых младенцев в горящие костры.
               А до Рождества?
               А после?

ИЗ НАГОРНОЙ ПРОПОВЕДИ ИИСУСА ХРИСТА
«Новый Завет». От Матфея

21. Вы слышали, что сказано древним: не убивай, кто же убьет, подлежит суду…

             Мы не знаем, какую религию исповедовали убийцы из Зондеркоммандо «Rusland», но, видимо, и для них Рождество было свято.
             В Сочельник фольксдойче покинули Богдановку.
             Затихли выстрелы.
             Затихли крики.
             Вернулась особая, воспетая поэтами, рождественская тишина.
        
  Завеял, закружил рождественский снег и, словно стыдясь содеянного людьми, прикрыл разверстую пасть Богдановской Ямы.
             К полудню снегопад прекратился, и к Яме на розвальнях подкатил Исопеску. Он был в гражданском и, как обычно, «в подпитии». Дорогая доха доходила ему до пят, а мерлушковая качула съехала на самые брови. С трудом выбравшись из низких саней, подполковник подошел к обрыву и долго обозревал Яму, всматриваясь в присыпанные снегом трупы. А потом вынул из кармана новенькую «лейку» и сделал несколько снимков - будет, чем потешить друзей-приятелей, да и начальству показать не вредно - может это поможет, наконец, получить чин полковника.
             Ну, все. Пора возвращаться.
            «Домна» Литиция еще утром предупредила мужа не задерживаться сегодня на работе - к трем часам им нужно успеть в Храм, на Рождественскую службу. Слезы наворачиваются на глаза, когда батюшка Ион заводит: «Яко с нами Бог…» А потом они поедут домой, в их новый красивый дом, и когда загорится первая звезда, зажгут лампадку перед иконами и сядут за праздничный стол. Будет много гостей: герр Хорст Хоффмайер из Ландау приглашен и батюшка тоже. Литиция сама готовила угощение. Эти жидовки, что ей прислали из гетто, ни черта не умеют, ни поросенка зажарить, ни мак на кутью, как следует, растереть.
            Праздничный ужин удался. И на следующий день они продолжали жрать и пить в честь Рождества Христова. И на второй день. И на третий…
            В один из таких пьяных дней Исопеску прокатил на санях своих дорогих гостей до Богдановки и с гордостью показал им местную достопримечательность - яму, полную обнаженных трупов.

             Четыре дня праздновали Рождество в Транснистрии.
             В эти дни и в Одессе праздновали Рождество.
             Впервые за двадцать лет - в советское время это было запрещено.
            Румынские власти, казалось, сделали все возможное, чтобы это первое Рождество стало праздником.
             По приказу префекта Пыньти в свободную продажу «выбросили» 129 тонн хлеба, 10 тонн макарон и вермишели, 2 тонны халвы! [6]
           
 Да что там вермишель и халва, с 24 декабря 1941-го по хлебным карточкам (талон «А») стали выдавать…мясо. Жаль только, что «неизвестного происхождения»: то ли свинина, то ли конина, то ли нечто похуже.
            
 Улицы города наполнились звоном колоколов, пугающим схоронившихся по своим конурам и щелям евреев. Этот звон напоминал им те, давние, начала века, погромы под такой же колокольный звон.
              Но, нет, на сей раз речь не шла о погроме.
              Ну, сколько жидов могла пришибить и зарезать «раззадоренная» толпа?
              Сотню? Две сотни? Пять сотен?
              К тому ж за советское время эта толпа еще и «квалификацию» растеряла…
              Н-е-е-т, речь теперь шла о тысячах, о десятках тысяч.
              Так что колокола не имели никакого касательства к погрому.
              Колокольный звон действительно возвещал о празднике Рождества.
              Больше вех Рождеству радовались дети. Веселыми стайками они сновали по улицам, стучались в дома к незнакомым добрым людям и тоненькими голосами пели спешно выученные «колядки»:
                                                  
     «Мир и радость, мир и радость,
                                                  
      Мир и радость ныне всем.
                                                  
      Мир и радость в каждом сердце,
                                                   
      В каждом сердце - Вифлеем».

            И растроганные добрые люди одаривали детей конфетами-подушечками и коржиками из кукурузной муки.
              А в здании городского муниципалитета префект Герман Пыньтя устроил настоящую елку, с Дедом Морозом и Снегурочкой. Вход разрешен был, конечно, только детям из «высшего общества», но и нескольких бедных и убогих пригласили.
              Как же без бедных-то и убогих в праздник Милосердия?
            Сама румынская принцесса Александрина Кантакузино, проявляя милосердие, раздавала им подарки.

                                     
                                                             Объявление о детской елке
                                                  «Одесская газета», №20, 24 декабря 1941

              Но самый широкий жест милосердия сделал губернатор Транснистрии профессор Алексяну, который как раз в эти дни перебрался из своей временной столицы - Тирасполя в «постоянную» - Одессу, и расположился в отремонтированном специально для него дворце графа Воронцова на Приморском бульваре.
            В честь Рождества Христова Алексяну выпустил из тюрьмы 218 узников, отбывающих срок за воровство и убийство, с тем, чтобы они могли провести этот великий праздник в кругу семьи.
             Четыре дня во всем мире длилось празднование Рождества Христова.
             Четыре дня звенели хрустальные бокалы во дворце Воронцова, где новый хозяин Одессы праздновал к тому же еще и новоселье.
             Четыре дня провели в кругу семей выпущенные из тюрьмы по случаю праздника воры и убийцы.
            Четыре дня одесские дети, как в старые добрые времена, пели «колядки» и лакомились коржиками из кукурузной муки.
             Четыре дня, ожидая погрома, дрожали по своим подвалам, развалкам и антресолям последние оставшиеся в живых одесские евреи.
              А их братья в Богдановке все эти четыре дня в глубине Богдановской Ямы, утопая в буром от крови снегу, строили плотину.
             Судьба подарила им еще четыре дня жизни с тем, чтобы они могли достроить эту плотину. С тем, чтобы завтра, когда, получив пулю в затылок, они скатятся по склону обрыва в горящий костер, их теплая, живая еще, кровь не стала стекать в Буг…
              Но вот и закончились эти четыре дня.
              Закончилось Рождество - праздник любви и милосердия.
              Зондеркоммандо «Rusland» вернулась в Богдановку.


                                                           Остались только мортусы

            Зондеркоммандо «Rusland» вернулась в Богдановку в воскресенье, 28 декабря 1941года.
               И все началось снова.
               «Шнелль, шнелль!»
               К обрыву. Ближе. На самый край…
               И, как планировалось, к 31 декабря вся «работа» была закончена.
              Правда еще две недели, до 15 января уже нового 1942 года в Богдановской Яме были слышны одиночные выстрелы и крики, тоже одиночные.
               А потом наступила тишина, и в Яме остались только мортусы.
               Мортусы будут сжигать трупы.
               Трупы своих матерей. Трупы своих детей.
               Война - дело жестокое.
               Но даже жестокость войны имеет свои законы.
               В Богдановке законов не было.
               Ни военных. Ни человеческих.
               В Богдановке можно было ВСЁ -
               Ограбить, замучить, изнасиловать, убить.
               Прилюдно, безо всякого стыда и угрызений совести.
              В Богдановке можно было продать «богатому» еврею грязный угол в свинарнике, убив перед этим лежащего в том углу другого, уже ограбленного, еврея.
              И самое страшное, на наш взгляд, с каким бесчувствием говорят об этом оставшиеся в живых мортусы. [7]
              Молодой человек, еврей, по профессии парикмахер: «23 декабря я попал вместе со своей семьей в группу, идущую на расстрел. Всех нас поставили у оврага на колени, в это время подошел ко мне полицай и, узнав, что я парикмахер, вытолкнул меня. Мать, жена, 5-летний ребенок остались стоять на коленях, и были расстреляны. Меня же заставили бросать их трупы в овраг, где горел костер…»
               Молодая женщина, еврейка: «26 декабря к нам в помещение зашли два охранника и взяли нас четырех девушек в отдельную комнату, где изнасиловали. Больше меня лично не брали, а Раю, которая была очень красивая, часто брали. Потом она заболела и умерла. Труп ее бросили в колодец…»
              Владимир Ланковский, ставший впоследствии в Израиле видным врачом, не был «мортусом», да и в Богдановке не был, угнанный из Черновцов, он вместе с отцом и братом попал в Транснистрию. Отец Владимира, на счастье, был портным, и это дало им возможность, работая на местных крестьян, перебираться из села в село, из гетто в гетто, и, в конце концов, остаться в живых. Везде, где они побывали, были заборы из колючей проволоки, как в Богдановке, были свинарники, или коровники, или конюшни. Какая разница? Окон и дверей в этих свинарниках или коровниках обычно не было, бетонные полы покрывала смешанная с испражнениями и кишащая паразитами солома, на которой валялись мертвецы и, рядом с ними, корчились в сыпном бреду живые.
              Нет, нет, уже не живые, а только тени живых, единственным инстинктом которых, был инстинкт самосохранения, не пропускавший в их сознание страданье и смерть даже самых близких.
              Такая медленная нравственная агония, низводящая человека до уровня животного, мучительнее расстрела, хуже сожжения, хуже любой насильственной смерти.
               И все-таки мы позволим себе не согласиться с Ланковским.
               Ведь был же в Богдановке одессит Мишка.
               Не Мишка из песни.
              А живой настоящий тринадцатилетний еврейский мальчишка, который пошел на смерть, прижимая к себе двухлетнего Моничку и ведя за собою сестренку и брата.
               Без них он, наверное, мог бы стать мортусом и остаться в живых.

               Мортусы будут сжигать трупы.
               Трупы своих матерей.
               Трупы своих детей, братьев своих и сестер.
               Слоями, слоями…
               Слой соломы, слой месива, которое только что было живыми людьми.
               И опять слой соломы…
               День и ночь горели костры.
              Жители села Богдановка видели из своих окон багровое зарево и задыхались от смрада этого варева.
               А самые предприимчивые светлыми лунными ночами пробирались к Богдановской Яме и, спустившись на ее дно, ворошили еще не остывший пепел, пытаясь найти в нем… золото.
             
Золотые зубные коронки, украшавшие зубы сожженных, или даже сохраненное чудом девичье колечко - подарок любимого.
              И, говорят, находили.
              Мародерство, оказывается, дело прибыльное.
              Мортусы будут сжигать трупы.
             Не все из них останутся жить. Те, кто останется, покинут это проклятое место, уедут в чужие края, попытаются забыть.
             Но, нет, везде, до самой смерти их будет преследовать зловещая тень Богдановской Ямы. Такое не забывается…
         
 А в сентябре 1944-го в Богдановку явится товарищ Колыбанов во главе организованной им Одесской областной комиссии по расследованию злодеяний.
           
 С неоценимой помощью директора свиносовхоза Карпа Шевчука и жителей села Богдановка, комиссия найдет места захоронений уничтоженных, разроет их, пересчитает трупы и даже установит их имена и фамилии. Хотя, наверное, не все захоронения найдет, не все разроет, и вряд ли сможет пересчитать заполнившие их останки.
               А тех, которых пересчитает, назовет «мирными советскими гражданами».


                                                                Гость из прошлого

               Несколько лет назад мы провели несколько дней в Будапеште.
              Целью этого визита был поиск следов нашего давнего «знакомца» штурмбанфюрера СС Вильгельма Хетлля. Вы, наверное, тоже помните, о ком речь, если случалось читать нашу книгу «Жизнь, поставленная на перфокарту».
            В тот день мы долго петляли по лабиринту местного Музея Холокоста, приютившегося (у нас нет другого слова!) в перестроенной старой синагоге на улице Равва. День был солнечный и жаркий, красавец город буквально кипел туристами, а в музее было холодно и абсолютно пусто. Казалось, что, кроме нас двоих, здесь нет ни души.
            Затемненные залы музея наводили на нас ужас знакомыми лицами убийц, вспыхивающими неоном на стенах.


                                              «Настенная живопись» Музея Холокоста
                                                                    Будапешт, 2010

              Яков как раз был занят фотосъемкой этих отвратительных лиц, когда рядом с нами вдруг возник еще один посетитель. Как оказалось, он долго шел за нами по лабиринту, но мы, погруженные в свои детские воспоминания, просто его не заметили.
              А он нас заметил.
             И не только заметил, но и вслушался в разговор, который мы вели между собой по-русски. Он понял, что мы приехали из Израиля, но родились в Одессе и пережили там оккупацию.
              Одесса! – вот, что поразило его и побудило к нам обратиться.
           
 Этот возникший как будто бы ни откуда, единственный посетитель оказался молодым человеком, лет 25-ти. Рыжеватый блондин, с мягким розовощеким лицом и круглыми голубыми глазами, он говорил на странном для нашего уха устаревшем русском с явным иностранным акцентом.
           
 Нет, нет, ничего угрожающего не было в его облике, но мы все же почувствовали себя неуютно.
             Согласитесь, - малоприятно, когда за вами следят и вас подслушивают!
             Молодой человек попытался объясниться.
             Дело, мол, в том, что его предки, в частности, дед и бабка, тоже родились в Одессе. Точнее, под Одессой, в одной из немецких колоний.
             Сам-то он настоящий немец. Он родился в Германии и сейчас приехал из Берлина с группой немецкой молодежи, изучающей Холокост.
             Вот те раз! Потомок «наших» фольксдойче, «настоящий немец», изучающий Холокост!
             Но, где, где, конкретно, родились его дед и бабка?
             В Гросс-Либенталь? В Ландау? Быть может в Люстдорфе?
             Нет, нет, он не знает названия колонии. Дед только упоминал, что перед той, давней, войной была она расположена под Одессой.
            И тут прозвучал наш вопрос: «А что рассказывал вам дед о той, давней, войне, об оккупации Одессы, о Транснистрии?»
             Круглые голубые глаза потомка фольксдойче смотрели на нас доверчиво, и голос его не дрожал:
             «О войне? Ничего.
             Дед не участвовал в войне, хотя ему было тогда примерно столько же лет, сколько мне сейчас.
             Дело в том, что немцы, войдя в их село в августе 41-го, сразу же депортировали всех фольксдойче в Германию.
             
Ух, это был «zeer shlechte» - ужасный путь! Они ехали много дней, целым обозом, на подводах, запряженных волами и нагруженных всем их имуществом. Шли дожди и дорогу развезло. В Польше их обокрали…»
              И тут он не пожалел нескольких непечатных слов в адрес «этих поляков».
               Скажем прямо, мы были поражены.
               Ведь все сходится: и обоз, и имущество, и Польша…
               Только…
               Это не тот год!
               Немцы не депортировали фолькдойче из Транснистрии в 1941-м!
               Немцы, вообще, не депортировали фольксдойче!
               «Вы не могли ошибиться?
               Быть может, все это было не осенью 41-го, а весной 44-го?
               Быть может, это была даже не депортация, а скорее, эвакуация?
              
В страхе перед наступающей русской армией?»
               Мы уже начали нервничать.
               А парень по-прежнему был абсолютно спокоен.
               «Нет, нет! Все это было в 41-м.
               Дедушка очень часто вспоминал эту историю.
               И всегда особо подчеркивал год - 1941-й!
              
Тысяча девятьсот сорок первый! Сорок первый!»
               Ну, что ж!
        
  Мы не стали рассказывать изучающему Холокост потомку фольксдойче о Зондеркоммандо «Rusland», о свином совхозе Богдановки и о том, жутком, костре на дне Богдановской Ямы.
               Да он бы нам, наверное, и не поверил.
               Как в такое можно поверить?
            
 Между тем впереди замаячил свет. Мы вышли из лабиринта и оказались в маленьком садике Музея.
             Здесь потомка фольксдойче ожидала его группа. Обычные парни и девушки - туристы в застиранных маечках и шортах.
           
 Увидев товарища, они стали подниматься с зеленой травы газона, где отдыхали вповалку, и взваливать на плечи свои огромные рюкзаки.
              Видимо, торопились.
              «Шнелль, шнелль!», - щебетали девушки, идя к воротам.
         
 «Шнелль, шнелль!», - рычали убийцы из Зондеркоммандо «Rusland» тогда, в Богдановке…
              Мы не успели попрощаться с нашим новым-старым знакомым.
            
Но уже у самых ворот он вдруг обернулся и, растянув в улыбке рот, приветливо махнул нам рукой.
          
 Потомок фольксдойче приветливо махнул рукой двум бывшим еврейским детям, которых дед его случайно не уничтожил в Транснистрии в 1941-м.

Библиография

[1] «Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941-1944)», Сборник документов и материалов, редактор Ицхак Арад, Яд ва-Шем, Иерусалим, 1991
[2] «Прошлое и настоящее Одессы». Издание ко дню столетия города.
Типография Л. Кирхнера, Одесса, 1894
[3] «Сталинские депортации 1928-1953». Россия. ХХ век. Документы. Международный фонд «Демократия». Изд. «Материк» М., 2005
[4] Alexander Dallin, «Odessa, 1941-1944», Oxford, 1998
[5] Саул Боровой «Воспоминания», Москва-Иерусалим, 1993
[6] Одесская газета №20 от 24 декабря 1941. Личный архив авторов.
[7] סולומון שפירא ''כדרכי גירוש'', ''פםירוס'',ירשלים. 1988

                                                                                                       © Я.Верховский, В.Тырмос

                                                               Продолжение следует

НАЧАЛО                                                                                                                                                                   ВОЗВРАТ

                                 Об авторах и их предыдущих публикациях  в Тематическом указателе в рубрике "История"