Вечера моего детства были наполнены рассказами родной и двоюродных бабушек о предках. О знаменитых и безвестных людях из рода Вербицких-Белозерских-Голициных-Дорошенок-Забил-Кулишей-Марковичей-Рашевских. Да если покопаться в памяти, то в роду окажется более полусотни фамилий. Мои бабушки, осколок прошлой эпохи, пытались перенести ее в будущее. Они никак не могли смириться с тем, что пора дворянства безвозвратно ушла. Вот и пытали меня генеалогией. Ну, какое мне дело было до очередной прапрабабушки, все заслуги которой сводились к тому, что она была княжной и сестрой Черниговского губернатора Сергея Голицына? Какое мне дело было до того, что одним из наших предков был гетман Полуботько, если в школе мы того гетмана не проходили...
                 Но иногда вечерами бабушка рассказывала не о предках, а о людях, которых близко знала. Маленьким я больше всего любил слушать ее рассказы о дедушке Кенаре, на коленях которого она каталась в детстве.
                 Расскажу и я вам о дедушке Кенаре, известном вам как поэт-баснописец Леонид Глебов.
                 Родился он 5.03(21.02) 1827 года. Отцом его был управляющий табунами богатейшего полтавского помещика Григория Родзянко, мещанин Иван Назарович Глебов. Матерью - бедная дворянка Ирина Гавриловна Трощинская, близкая родственница Николая Гоголя. Крестным отцом Лени стал Порфирий Родзянко.
   Вскоре после рождения Лени старый Григорий Родзянко умер. При дележе наследства табуны достались Порфирию, который из отцовской деревни Веселый Подол решил переехать в сельцо Горбы, находящееся в соседнем уезде. Уговорил Глебовых переехать вместе с ним, поклявшись, что лично возьмется за воспитание Лени.
   Порфирий сдержал слово. Уже в шесть лет он стал учить Леню чтению и письму. Правда, увидав, по каким книгам Порфирий учит ребенка читать, матушка взяла обучение чтению в свои руки. Учителем арифметики, латыни и греческого был приглашен знаменитый на Полтавщине священник Яков Заболоцкий. Именно благодаря Якову Заболоцкому Леня полюбил басни Эзопа. Он любил засиживаться с томиком басен в оранжерее, за что и прозвали его «принцем цветов». Уже в детстве он не только пробовал переводить, но и сам стал сочинять басни. Однажды, когда Лене уже исполнилось 13, к Порфирию с визитом прикатил брат, толстячок Аркадий Родзянко, и начал мучить всех своими стихами (от тех стихов когда-то сбежал Шевченко). Леня, игравшийся с мячом, сказал, что тоже умеет сочинять стихи. Аркадий нахохлился и буркнул: - «Ну так сочини стих про этот мячик!» Леня рассмеялся и, устремив глаза куда-то в область Аркадиевого пупка, завопил:

                                                              У меня в ладонях мяч
                                                              Не пойму только, хоть плачь -
                                                              Круглый зад, круглый живот,
                                                              Ну хоть кто-то разберет,
                                                              Где здесь зад, а где живот?! -

и ткнул пальцем в пузо Аркадия.
               Аркадий Родзянко не обиделся, а, расхохотавшись, стал укорять Порфирия, что он плохо заботится о будущем мальчика, ведь с его талантом давно пора учиться в гимназии. Аркадия поддержал и другой гость - писатель Александр Афанасьев-Чужбинский.
               В августе 1840 Порфирий отвез мальчика в Полтавскую гимназию. Пансионат при гимназии ему не понравился, поэтому он поселил Леню у свого приятеля - Василия Семеновича Порфирьева. Богатые родители обычно своих детей обучали дома и определяли затем в старшие классы, чтобы, поучившись год-два, чадо, сдав все необходимые экзамены, получало аттестат, дающий право на первый чин. Леню обучали дома без учета подготовки к гимназии, потому приняли его в первый класс (хорошо, хоть не в приготовительный). Одноклассниками его, 13-летнего подростка, была 8-9 летняя малышня. Скучно было Лене в доме Порфирьева, одиноко было в классе. Не было у него среди одноклассников друзей. Слава Богу, у Порфирьева дома была неплохая библиотека, да и библиотека при гимназии покупала все новые издания. Не имея приятелей-ровесников, Леня подружился с книгами. Зачитывался стихами Пушкина, Кольцова, Языкова. Сам стал сочинять стихи. Раз на уроке словесности он вспомнил родной Веселый Подол. Как-то сами собой стали слагаться стихи. Леня забыл об окружающем и стал лихорадочно записывать их. Преподаватель словесности Мирец-Ишменицкий вначале ошарашенно наблюдал за действиями гимназиста, а когда Леня окончил писать, подошел и попросил листок. Леня испуганно протянул ему лист, ожидая нахлобучки. К счастью, Мирец-Ишменицкий был не только учителем словесности, но и одним из редакторов «Полтавских губернских ведомостей», так что вместо нахлобучки через несколько дней в газете был напечатан стих «Сон» за подписью Леонида Глебова.
             Так первоклассник Леня Глебов стал признанным поэтом. Мало того, он стал любимчиком преподавателя литературы, знаменитого Льва Боровиковского, чьи стихи печатались в петербургских изданиях. Первый стих Лёня написал по-украински, но затем, под влиянием Боровиковского, перешел на русский язык. Он стал писать длиннейшие поэмы, из которых до нас дошли только напечатанные когда-то в «Губернских ведомостях» главки - «Полтава», «Две доли», «Надя», «Матушкина дочка», «Пловец» да «Смерть Олега». Увлекся Лёня и созданием песен, написав их не один десяток. Он называет их «Думы» и «русские песни».
               Леня и сам не заметил, как его комната у Порфирьева заполнилась черновиками песен и поэм. Куда ни глянь - подоконники, полки, стол, кровать - все завалено листками со стихами. Как-то в комнату к Лене заглянул хозяин. Укоризненно покачав головой из-за беспорядка, Василий Семенович взял со стола листок со стихом и начал читать. Стих понравился. Взял еще один. Затем еще и еще один. Все понравились. Попросил у Лени разрешения забрать все эти листки со стихами. Лёня не стал сопротивляться изъятию. Ему нравился сам процесс написания стихов, написанное его уже не интересовало...
               Василий Семенович был небедным человеком. Он смог себе позволить напечатать книжечку Лениных стихов. Будучи также человеком практичным, он организовал продажу той книжечки, не только вернув этим деньги, вложенные в печать, но и получив немалую прибыль.
               Увы, самому Лене то первое издание не принесло ничего хорошего. В его жизни наступила черная бесконечная полоса. Умер Порфирий Родзянко, относившийся к нему, как к собственному сыну. Смерть покровителя ухудшила статус Лени в гимназии. Если раньше, побаиваясь могущественного Порфирия Родзянко, преподаватели сквозь пальцы смотрели на Ленины шалости, а одноклассники гимназисты считали его отпрыском знаменитейшего дворянского рода Полтавщины, то со смертью Порфирия он был отброшен в парии. Математик и физик стали требовать подробных ответов на вопросы. А что ответишь, если тебе сам вопрос непонятен - не для тебя те физика с математикой. А тут еще инспектор гимназии возмущенно требует от руководства гимназии наказания Глебову за издание книги без разрешения Совета гимназии и без цензуры.
             Завистливые одноклассники возненавидели Леню за успех той его книжечки. Буквально через месяц после ее издания кто-то запустил Лене в голову толстенную книжку с золоченым обрезом. Медный уголок этой книги угодил Лене в висок, повредив зрительный нерв. Леня потерял сознание. В бессознательном состоянии отнесли его на квартиру Порфирьева. Не было уже в живых Порфирия Родзянко. Для Порфирьева Леня из названого сына Друга, превратился в простого квартиранта. Спасибо, хоть лекарей вызывал и лекарства покупал...
               Больше месяца провалялся Леня в постели, временами теряя зрение. Порфирьев лечение оплачивал, а вот репетитора нанять не счел нужным. За это время Леня очень сильно отстал в учебе от одноклассников. Перед перспективой остаться на второй год, он, по требованию отца, оставляет гимназию и вместо аттестата получает свидетельство такого содержания:
               «Предъявитель сего, ученик 6 класса Полтавской гимназии Леонид Глебов, сын купца Ивана Глебова, поступил в гимназию 31.08.1840, вел себя очень хорошо, обучался по 22.04.1847 и оказал успехи: в Законе Божьем - хорошие, русской словесности - отличные, математике и физике - посредственные, истории - достаточные, в языках - латинском, немецком - посредственные, французском - достаточные. В черчении и рисовании - достаточные. К переводу в 7 класс не удостоен. А так как не окончил гимназического курса, то и не может пользоваться преимуществами, присвоенными окончившим курс в гимназиях и получившим аттестат».

Полтава. Августа 20 дня 1847 года.

               Вернулся Леня к родителям в Горбы. Страшно мучила мигрень, страшила утрата зрения. Решил поступить на медицинский факультет университета. Стал для этого заниматься с местным врачом Бонишевским, выпускником этого факультета. Увы, в университете его документов не приняли. Пришлось удовлетвориться Нежинским лицеем высших наук. Да и там отбросили его свидетельство об окончании 6 классов гимназии и приняли на первый год обучения в старшем отделении. Здесь было трехгодичное обучение с углубленным изучением литературы, истории, географии. Выпускники получали право преподавания в школах и гимназиях. Нежинский лицей кн. Безбородько был славен именами его выпускников - Николая Гоголя, Гребинки, Кукольника, Афанасьева, Здесь обожали Шевченко, Квитку-Основьяненко, Котляревского. Но Кирилло-Мефодиевское братство уже было разогнано, Шевченко забрит в москали, Кулиш, Костомаров, Маркович, Белозерский и другие - сосланы. Наступила ночь безвременья. Яркими звездами в той ночи загорелись Виктор Забила, Николай Петренко, Александр Афанасьєв-Чужбинский, которые раньше не заметны были на фоне могучего таланта Шевченко.
              Леня Глебов был робким, отнюдь не революционно настроенным юношей. Но из чувства протеста он с 1849 стал писать стихи исключительно на украинском языке, и его звезда с этого времени тоже ярко заблистала на небе украинской поэзии.
              Лене исполнился 21 год. Наступила пора любви. Рядом с пансионом, в котором обитал Леня, находился дом богатющего Нежинского протоирея Федора Бурдоноса, преподававшего в лицее Закон Божий. Батюшка любил приглашать к себе на обеды и ужины голодных лицеистов. Среди его любимчиков был и Леня Глебов. А дочке Бурдоноса Параске очень нравились стихи Глебова. Они стали встречаться, Параска уверяла Леню, что он ей даже иногда снится, что она о нем постоянно думает. Вскоре уже ей одной начинает писать свои песни Леня. Вот начало одной из них -

                                                             Для тебя, мой тайный друг,
                                                             Моя песня, мой досуг
                                                             И печальная дума моя.
                                                             Неужель обо мне,
                                                             Наяву, не во сне,
                                                             Может думать головка твоя?..

            Красавице Параске нравилось считаться музой Первого Поэта гимназии. Это прибавляло ей поклонников. Ей нравились Ленины стихи, но он сам был такой некрасивый, такой робкий. Он не то что дотронуться до нее, сказать слово боялся. Чуть что -

                                                    Простите мне... Виновен перед вами...
                                                    Я с Вами как-то раз заговорил, -
                                                    Но речью робкою, несвязными словами
                                                    Вас потревожил, рассердил...

             Параске надоело бесконечное ожидание признания в любви. В конце концов пришлось самой взять дело в руки. Даже поцеловала его первою она, а он даже побоялся ответить поцелуем. Правда, после этого поцелуя написал

                                                           Ты в мире одна у меня,
                                                           И Мир мой в тебе лишь одной.
                                                           Ты - жизнь, и душа ты моя,
                                                           Мой гений, мой ангел земной!

                Наступил 1852 год, год окончания лицея. Судьба вновь сыграла с Леней злую шутку. В разгар зимы, перегоняя табун лошадей через Днепр, отец попал в полынью. Его вытащили из подо льда, но началась пневмония. Леня бросает лицей, не обратившись даже за разрешением на отпуск, и мчит к отцу. Увы, помочь ему он уже не мог. Промучившись несколько недель в горячке, Иван Глебов умер. Заупокойную отслужил сам протоирей Бурдонос. На похороны съехалось много народа. Друг семьи Афанасьєв-Чужбинский привез с собой Афанасия Марковича, недавно вернувшегося из ссылки. Так, при таких печальных обстоятельствах, состоялось знакомство двух зачинателей украинского литературного языка - Марковича и Глебова...
                После смерти отца Леня не спешил возвращаться в гимназию. Сидел сиднем дома, писал стихи, басни, тосковал по прекрасной Параске. Ей также пришлось не сладко. Она любила развлечения, веселые компании. Отец же, как и положено протоирею, строго придерживался домостроевских правил. Пока живет у него - никаких гулянок! Вот выйдет замуж, тогда за свои поступки будет отвечать только перед Богом и мужем!
                Она вряд ли любила Глебова, но более подходящей кандидатуры на роль послушного мужа не было. Он покорно выполнял все ее прихоти и закрывал глаза на ее многочисленные флирты. Только окончился годичный траур по отцу, как Леонид Глебов повел под венец свою прекрасную Параску, поставившую ему единственное условие - вернуться в лицей. Пошел Леня на поклон к дирекции. Увы, он оборвал учебу самовольно. Поэтому без разрешения губернского начальства отказались взять даже на 2 курс, хотя он ушел из третьего, выпускного. Поехал за разрешением в Чернигов. Остановился у Афанасия Марковича. Маркович в это время работал в редакции «Черниговских губернских ведомостей» и вместо вечно занятого Саши Шишацкого-Ильича, был фактическим редактором их литературной части. Афанасий познакомил Леню и с Шишацким-Ильичем. Леня прочел им свои новые басни. Официальный и фактический редакторы сразу же предложили их напечатать и договорились с Леней о высылке им в последующем всех его басен. И действительно, начиная с 1853 года, все его басни печатались первыми в Черниговских губернских ведомостях. В том же номере «Черниговских губернских ведомостей», с первою басней Глебова, была впервые помещена и «Мещанка» - стих моего прадеда, тогда 10 летнего гимназиста, Коли Вербицкого-Антиоха. Так благодаря Марковичу познакомились и подружились на всю жизнь зачинатель литературного украинского языка Леонид Глебов и автор «Ще не вмерла Украина» Николай Вербицкий-Антиох. Украинские басни Глебова и послужили причиной ссоры Марковича с главным редактором газеты, сенатором Яковом Ивановичем Ростовцевым.
               Афанасий после этой ссоры бросил газету и по протекции близкого своего друга Федора Рашевского получил место в фонде Госимущества в Киеве. На его место в «Черниговские губернские ведомости» пришел младший брат жены Кулиша Николай Белозерский. Александру Шишацкому-Ильичу пришлось отвлечься от своих стихов и перейти к редактированию чужих. Ясно, что и молодой Саша Шишацкий-Ильич и молодой Николай Белозерский стали близкими друзьями Глебова и печатали все его стихи и басни.
                23.07.1853 жена родила Леониду дочь Лиду. Только сама Параска предпочитала не торчать дома с дочерью, а бегать по вечеринкам. Леня пишет в это время:

                                                         Душа тоскует и томится -
                                                         Ей скучно бедненькой одной,
                                                         Ей не с кем грустью поделиться:
                                                         С ней нет души ее родной.
                                                         Душа родная упорхнула
                                                         В разгульный круг пустых людей.
                                                         Ее обманчивость сманула,
                                                         Там веселее, верно, ей.
                                                         Пускай резвится и смеется,
                                                         Ей это мило и легко,
                                                         Да пусть ни раз ей не взгрустнется
                                                         И тяжело и глубоко.
                                                         Пусть радость сердце ей заполнит
                                                         И грусть чурается ее.
                                                         Но пусть ей кто-нибудь напомнит,
                                                         Как я страдаю без нее...

                Получив разрешение от губернских властей, Леонид вернулся в лицей, который должен был закончить в 1855г. Но опять аттестат проплыл мимо...
               Нам неизвестно, почему Глебову не дали аттестата после окончания лицея. Документы лицея сгорели при пожаре во времена гражданской войны. От личного дела Глебова остался лишь обгорелый клочок письма куратора Киевского учебного округа дирекции лицея «Относительно Глебова будет уведомлено дополнительно». Это дополнительное распоряжение пришло только в 1856г. Его определили младшим учителем географии в подольское село Черный остров со стандартными условиями оплаты и проживания (300 руб. серебром на год, жилье и питание в пансионе при гимназии). Вновь чужбина. Чужие люди, чужие обычаи и нравы. Жена отказалась ехать в эту глухомань. Все время заполняло одиночество.... Улетучились веселые басни. Здесь он пишет только грустные стихи и песни. Именно здесь он написал свою знаменитую «Журбу»:

                                                 Стоїть гора высокая, а під горою гай,
                                                 Зелений гай, густесенький, неначе справді рай...

              Тоскует Леонид по дому, дочери, жене. Параске тоже несладко. После отъезда Леонида пришлось переехать с дочуркой к отцу. Опять вступил в права домострой, и ей приходилось сидеть дома тихо, как мышке. Она требует, чтобы отец добился у губернатора возвращения Леонида до окончания обязательной трехгодичной отработки. Бурдонос с трудом упросил губернатора, и Леониду разрешили вернуться на Черниговщину. Правда, в Нежине ему места не нашлось, так что определили надзирателем пансиона при Черниговской гимназии, выделив ему для жилья комнатушку в том же пансионе. Так как зарплата надзирателя была низкой, дали возможность, кроме нескольких часов географии в гимназии, читать историю в женском пансионате Карачевской-Вовк.
               Жизнь постепенно налаживалась. Окончилась Крымская война. В Чернигов вернулся однокашник Глебова по полтавской гимназии Степан Нос. Он когда-то присутствовал на той детской драчке, когда Лене попали металлическим углом книги в висок. Именно после этого случая Степа решил посвятить себя медицине. После гимназии он поступил на медицинское отделение университета и вскоре после его окончания поехал волонтером на Крымскую войну.
              Вернувшись в Чернигов, Нос купил домишко под Болдиной горой, назвал его «куренем». В курене стала собираться романтично настроенная молодежь. В «курень» мог вступить любой, одевающийся в национальную украинскую одежду и говорящий по-украински. Куренной Нос часто организовывал выезды куреня за город. Разжигали костер, запекали картошку, начиненную салом, пели народные песни. Декламировали стихи Шевченко.
                Гостеприимство самого Носа было «беспредельной широты». Дом свой он никогда не запирал, останавливался у него кто хотел, даже не спрашивая разрешения. Обедали у Носа тоже все, кто хотел, и только хорошо откушав, бросали что-нибудь в кошель, прибитый на стене. Для Чернигова Нос стал легендарным потомком Запорожских казаков. Не мог Глебов не потянуться к однокашнику. За ним потянулась и Параска. Вскоре она стала верховодить на всех этих вечорницах, оставляя Леонида дома приглядывать за дочуркой. Эти вечорницы обернулись для семьи Глебова трагедией. В новогодний вечер 1859 года, сидя дома за праздничным столом, дочурка Лида проглотила рыбью кость. Пансионат гимназии размещался на Валу, а Параска была на вечеринке у Носа в получасах ходьбы от Вала. И Нос, и Иван Лагода были прекрасными хирургами. Побежать бы Глебову к ним, но он постеснялся портить вечеринку жене и поспешил к семейному врачу, жившему по соседству. Увы, семейный врач был терапевтом и, не в силах ничем помочь, послал Леонида за Носом. Время было потеряно. Когда протрезвевшая компания прибежала в комнатушку Глебова, было уже поздно. В восемь часов вечера 31 декабря 1859г. единственная дочь умерла. Нос только и смог засвидетельствовать смерть. Для самого Глебова 1860 год был черным годом траура по дочери. За весь год он написал только один стих-песню «Зiронька», посвященную дочурке:

                                                           ...Ой зіронька, моя ти любко!
                                                           Ще ж на світі зосталась ти:
                                                           Світи ж мені, моя голубко,
                                                           Серед мирської темноти!..

              Он как-то отстранился от всего. Мучили мигрени, не радовали любимые ученики. Жена появлялась дома, чтобы лишь побурчать. Жизнь становилась невыносимой...

                                                                                                                  © В.Сиротенко