В лапах Франкенштейна
Иммиграционный проект Демократической
партии, запущенный в 1965 году молодым да ранним
сенатором Эдвардом Кеннеди с целью импортировать
миллионы «своих» избирателей посредством
переориентации иммиграционных квот с Европы на
Третий мир, похоже, движется к победоносной
кульминации. К списку грехов покойного «льва
Сената», которые придется замаливать его родным
(если принять весьма сомнительное допущение, что
в громадном клане Кеннеди найдутся истинно
верующие), прибавится еще одно преступление
этого человека, сделавшего больше чем кто-либо
для того, чтобы подорвать устои американского
государства и приблизить его гибель.
На сей раз демократам не пришлось
придумывать колесо. В программе ввоза и
легализации миллионов нищих латиноамериканцев с
покупкой их голосов подачками за счет
налогоплательщиков нет ничего нового. Поборники
проекта, имеющего конечную цель увековечить
монополию на власть Демократической партии,
движутся по наезженной колее, действуя приемами,
отработанными при построении «Великого общества».
Этот грандиозный проект, затеянный президентом
Линдоном Джонсоном, был разрекламирован как
последний и решительный бой в войне с бедностью
в Америке, но в политическом плане идея была в
том, чтобы создать развернутую систему льгот для
негритянского меньшинства с тем, чтобы привлечь
его на сторону «сил прогресса».
Нет сомнения в том, что либерально
настроенные американцы в подавляющем большинстве
искренне разделяли гласные цели кампании. Со
своей стороны, президент Джонсон видел в ней
шанс попасть на скрижали истории и встать в один
ряд со своим предшественником, павшим от пули
убийцы Джоном Кеннеди, посмертной славе которого
он мучительно завидовал. Но не менее ясно и то,
что стратеги Демократической партии отчетливо
сознавали, какие заманчивые политические
перспективы открывало «Великое общество» перед
их партией.
Спустя несколько лет после окончания
Второй мировой войны в общественном мнении
Америки начал назревать крутой перелом. В
обществе нарастало чувство нестерпимого стыда от
сознания того, что миллионы американцев являются
гражданами второго сорта только из-за своего
цвета кожи. Всем вдруг стало ясно, что
невозможно более мириться с расовой
дискриминацией. В какой-то момент постепенно
накапливавшееся ощущение, что так больше жить
нельзя, достигло критической массы и изверглось
наружу.
В начале 60-х годов этот революционный
переворот в общественных настроениях воплотился
в законодательстве о гражданских правах. С
официальной дискриминацией было покончено,
афроамериканцы обрели полное равенство перед
законом. В то же время лидеры Демократической
партии понимали, что перед ними открылась
уникальная возможность перетянуть на свою
сторону негритянский электорат, который до тех
пор на протяжении почти столетия стойко
поддерживал Республиканскую партию
- партию
Линкольна-освободителя.
Но для этого нужно было убедить негров в
том, что именно демократы их истинные
благодетели. На первый взгляд это была нелегкая
задача. В те годы политический расклад был
полярной противоположностью сегодняшнему. На
севере и северо-востоке страны безраздельно
господствовали республиканцы (самым
республиканским штатом Америки тогда был Вермонт,
который сегодня по праву считается твердыней
отечественного социализма). А на юге, в штатах
бывшей Конфедерации, царили демократы, многие из
которых стояли за сохранение расовой сегрегации.
Это размежевание отразилось и в Конгрессе.
В обеих палатах республиканцы подавляющим
большинством поддерживали законопроект о
гражданских правах, а вот среди
законодателей-демократов уровень энтузиазма был
заметно ниже. При голосовании по исходному
варианту этого законопроекта в Палате
представителей 164 демократа проголосовали за,
96 - против (63%-37%),
в то время как республиканцы поддержали его
намного более внушительным большинством
- 138 голосами против 34
(80%-20%). В Сенате
расклад голосов среди демократов был 46-22 (68%-32%),
а среди республиканцев -
27-6 (82%-18%).
Но нет таких крепостей, которые не могли
бы взять поборники прогрессивной идеологии при
помощи верного союзника -
прессы. Демократы принялись убеждать негров, что
республиканцы -
закоренелые расисты, упирая на то, что кандидат
Республиканской партии на президентских выборах
1964 года Барри Голдуотер проголосовал против
законопроекта о гражданских правах. Тот факт,
что против равноправия своих негритянских
сограждан выступили такие зубры Демократической
партии, как ментор Билла Клинтона
- Уильям Фулбрайт и
Альберт Гор-старший, отец вице-президента в
клинтоновской администрации, прессой не
педалировался.
Пропагандистская кампания увенчалась
полным успехом. Но нужно было закрепить
лояльность новых союзников чем-то более ощутимым,
чем красивые слова. Ничто не могло быть проще.
Властители дум американской интеллигенции,
изнывавшие от чувства вины перед чернокожими
американцами и упивавшиеся сознанием
собственного благородства, надрывно требовали
компенсировать негритянское население за прошлую
дискриминацию.
“Мы обязаны предоставить жертвам расизма
возможность жить за счет общества в качестве
возмещения за наши прегрешения перед ними”. Эта
лапидарная формулировка мэра Нью-Йорк
республиканца Джона Линдсея стала фактически
официальным лозунгом социальной политики
администрации демократа Линдона Джонсона. В
короткий срок была создана разветвленная система
льгот и подачек, которая позднее, при
республиканском президенте Ричарде Никсоне,
получила общее наименование “позитивного
действия” (affirmative
action).
Напрасно немногие трезвые голоса
предупреждали о губительности подобной политики
в первую очередь для самих ее объектов. Все
мрачные прогнозы и предостережения отметались с
порога. Либеральная Америка была полна решимости
искупить свой первородный грех -
за счет налогоплательщиков, разумеется.
Но кассандры, как всегда, оказались правы:
негритянская община стала деградировать на
глазах. Развал семей, рост нищеты невзирая на
пособия (а вернее -
благодаря им: зачем трудиться и зарабатывать на
жизнь, коли “дядя” и так платит!?),
катастрофическое падение уровня образования,
чудовищный рост преступности и других
разновидностей социальной патологии… таковы были
итоги провозглашенной Джонсоном “войны с
бедностью” - эвфемизм, в
который была задрапирована программа позитивного
действия.
Ее апологеты сваливают все несчастья
негритянского гетто на наследие рабства,
упраздненного полтора столетия назад, и на его «отрыжку»
- расовую дискриминацию. Однако факты
свидетельствуют о том, что бедствия негритянской
бедноты имели более позднее происхождение.
Показательно, что негритянская община
достигла наибольшего прогресса в течение
десятилетия, начиная с середины 50-х годов,
когда с дискриминацией было повсеместно
покончено (если не де-юре, то де-факто), но
никаких льгот неграм еще не причиталось
- им просто была
предоставлена возможность конкурировать на общих
основаниях. Зато стоило правительству ввести для
них систему льгот и предпочтений, как все кривые
социальной патологии негритянскогго гетто
взвились практически вертикально вверх. Между
тем, в «проклятом прошлом» положение
негритянского населения было куда более прочным.
Проведенное в 1880 году исследование
семейной структуры в Филадельфии выявило, что
три четверти семей были нуклеарного типа (супружеская
пара с детьми). В 1925 году в Нью-Йорке в 85%
негритянских семей налицо были оба родителя.
Герберт Гатман в своей монографии “Негритянская
семья в условиях рабства и свободы:
1750-1925г.г.” пишет, что на протяжении всего
указанного периода 85% детей в возрасте до шести
лет проживали в семьях с обоими родителями”.
Ныне же свыше 70% чернокожих детей рождаются вне
брака. А поскольку эта поразительная цифра
относится ко всей афроамериканской общине в
целом, нетрудно заключить, что среди беднейших
слоев негритянского населения показатель
безотцовщины близок к 100%.
Предпочтение, оказываемое на работе и в
учебе потомкам жертв расизма, вызывает
антагонизм среди белых, которые ощущают себя
жертвами расовой дискриминации с обратным знаком.
Но страдают от них и сами получатели льгот. У
одних они порождают чувство ущербности, сомнения
в том, что они смогли бы собственными силами
добиться успехов, которые им поднесли в виде
подарка. У других - даже
у безусловно одаренных молодых негритянских
юношей и девушек -
незаслуженные привилегии ведут к неоправданно
завышенной самооценке, нередко с трагическими
последствиями.
Известный экономист профессор Уолтер
Уильямс указывает, что “негритянские студенты
инженерного факультета Массачусетского
технологического института
[питомник гениев, одно из самых эксклюзивных
высших учебных заведений Америки, куда принимают
только наиболее одаренных в науке молодых людей
- В.В.] по
своим способностям входят в высшие 5%
выпускников средних школ (по данным теста SAT).
Тем не менее около половины из них не
справляются с академической нагрузкой или вовсе
бросают учебу”.
Почему? Да просто потому, что остальные
студенты инженерного факультета входят не в 5%,
а в 1% наиболее способных абитуриентов и далеко
опережают своих чернокожих сокурсников. В
результате негритянские студенты плетутся в
самом хвосте по успеваемости или вообще не
выдерживают конкуренции и бросают учебу. Между
тем, если бы они трезво оценили свои возможности
и пошли в менее взыскательные вузы, они бы
вполне справлялись с учебной нагрузкой и ходили
бы в отличниках, убежден профессор Уильямс (между
прочим, сам афроамериканец).
Словом, система привилегий для
негритянского меньшинства вылилась для их
получателей в подлинную катастрофу. Но лидеров
демократов это не волнует. Программа позитивного
действия обросла огромным бюрократическим
аппаратом для распределения льгот и подачек (вот
они - рабочие места!),
плюс к тому же все эти чиновники принадлежат к
числу наиболее преданных носителей «прогрессивной
идеи». Но все это мелочи в сравнении с главным
результатом программы: в обмен на свою щедрость
(за счет налогоплательщиков, конечно)
Демократическая партия заручилась монолитной
поддержкой ключевого негритянского блока
избирателей.
Результатом стала не только трясина
социальной патологии, засасывающая негритянскую
бедноту, но также полная деградация движения за
гражданские права, в истории которого было
немало героических страниц. Под руководством
своих лидеров, в рядах которых морально
опустившиеся ветераны борьбы против
дискриминации, живущие на проценты со своего
политического капитала, перемешались с
откровенными оппортунистами и жуликами,
промышляющими расовым шантажом. В считанные годы
это движение выродилось в пародию на самое себя.
Полностью поменялся его понятийный
аппарат: основные термины приобрели смысл прямо
противоположный их изначальному значению. Если
Мартин Лютер Кинг (между прочим республиканец)
мечтал о том дне, когда о людях будут судить не
по цвету кожи, а по их духовному содержанию, то
теперь именно цвет кожи стал определяющим
фактором, визитной карточкой. Если
основоположники движения за гражданские права
добивались равенства перед законом, то теперь их
самозванные преемники вроде Джесси Джексона
клеймят разговоры о равенстве как расистские
вылазки.
Преференции по расовому признаку
объявляются символом истинного равноправия, а
уличные хулиганы, убийцы и наркодельцы
- чуть ли не героями,
борцами против расизма и истинными выразителями
духа расового освобождения. (Как тут не
вспомнить вещую антиутопию Джорджа Оруэлла
“1984”, где лозунги тоталитарного государства
гласят, что “Мир - это
война”, “Свобода - это
рабство”, “Невежество -
это сила”.)
Несмотря на все усилия белого населения,
которое в массе своей искренне стремится к
примирению со своими чернокожими согражданами,
раны расового антагонизма никак не зарастают,
ибо их старательно расковыривают те, кто кровно
заинтересован в увековечении проблемы. От этого
зависит благополучие этих спекулянтов: пока
проблема существует, они могут бередить совесть
общества и требовать от него щедрого отступного.
Неудивительно, что чем лучше белое население
относится к негритянским согражданам, тем громче
кричат расовые дельцы о росте расизма в
американском обществе, пожиная жирные дивиденды
за свою «бдительность».
За это от них требуется мобилизовать в
поддержку своих белых благодетелей негритянский
электорат, превратив его в нерушимую опору
Демократической партии. Подобно Фаусту,
продавшему душу дьяволу, негритянские лидеры
заключили сделку с демократами, которые
подпустили их к общественному корыту. За это
афроамериканская элита обязалась обеспечить
белым покровителям стойкую поддержку
подавляющего большинства своего избирательного
блока, которым она командует подобно тому, как
африканские князьки властвовали над своими
безгласными подданными.
Фаустова сделка, заключенная демократами
с негритянскими лидерами, -
практически монолитная политическая поддержка в
обмен на право диктата в отношении социальной
политики - имела страшные
последствия. Из-за нее в Америке сохраняется
острое расовое противостояние, искренние усилия
белого общества преодолеть его сводятся на нет;
в пастыри афроамериканской общины пробились
расистские демагоги и шарлатаны, изо всех сил
раздувающие среди своей паствы пламя вражды к
белым; огромный пласт негритянского населения
бьется в нищете и отчаянии в гетто, из которого
у него нет никакой надежды вырваться. Но что с
того лидерам Демократической партии? Они
получили то, что хотели.
Однако в этой жизни за все надо платить.
Долгое время демократам казалось, что у них на
руках все козыри, и они ведут беспроигрышную
игру. Но вот в 2007 году на подмостках большой
политики появился Барак Обама, выставивший свою
кандидатуру в президенты, и «все смешалось в
доме Облонских». Добро бы Обама был заведомым
аутсайдером, все было бы прекрасно
- в какой-то момент ему
можно было бы сказать «Поигрался и будет». И
никто бы не обиделся. Баллотировались же в
президенты отпетые демагоги Джесси Джексон и Эл
Шарптон, но равновесие не было поколеблено: всем
было ясно, что и тот, и другой на самом деле
стремятся лишь укрепить свое положение в
качестве племенных вождей негритянской общины.
Но Обама вырвался вперед в гонке
кандидатов и сделал серьезную заявку на
номинацию своей партии. Тут-то и выяснилось, что
у ее лидеров связаны руки. Отказать Обаме
- значило рисковать расовыми беспорядками, которые
фатально подорвали бы репутацию Демократической
партии в глазах населения. У всех еще были свежи
воспоминания о номинационном съезде демократов
1968 года, когда телезрители по всей стране в
ужасе и изумлении наблюдали, как бесчинствуют на
улицах Чикаго банды леворадикальной молодежи,
восставшей против “социал-предателей”. После
этого выборы можно было и не проводить
- их исход был предрешен.
Но главное, вырвать жезл лидера из рук
Обамы значило бы надолго (если не навсегда)
испортить отношения с самым верным и надежным
оплотом “прогрессивных сил” -
афроамериканским электоратом и похоронить
“общественный договор” между негритянским
меньшинством и Демократической партией. И тем
самым обречь ее на верное поражение.
Нет сомнения в том, что перед лицом
такого “предательства” -
а именно так негритянская община истолковала бы
отказ ее соплеменнику в номинации
- значительная часть
афроамериканских избирателей бойкотировала бы
выборы, или - хуже того
- проголосовала бы за
республиканского кандидата, чтобы отомстить
предавшим их демократам.
Между тем избирательная арифметика
неумолима: утрата даже 5-10% голосов
негритянских избирателей похоронила бы шансы
кандидата Демократической партии в промышленных
штатах Среднего Запада и Северо-Востока (Мичиган,
Огайо, Индиана, Висконсин, Пенсильвания), где
исход выборов обычно решается не более чем 2-3
процентами голосов.
Вот почему лидеры партии никоим образом
не могли позволить себе оттолкнуть Барака Обаму
при всем при том, что у него не было никаких
оснований претендовать на роль лидера
величайшего государства на свете. Ради
сохранения расовой гармонии в своих рядах
демократы были готовы пойти даже на заведомое
поражение на выборах - уж
слишком ужасна была альтернатива. И с тех пор
они вынуждены танцевать политическое танго со
своим клиентом, «обнявшись крепче двух друзей»,
негритянский хвост ныне размахивает
демократическим псом. Подобно доктору
Франкенштейну из одноименного романа Мэри Шелли,
демократы сотворили чудовище и в конечном итоге
оказались у него в лапах.