ВОЗВРАТ                                       

   
  
Январь 2013, №1   
   

      Документальное исследование____                              Яков Верховский, Валентина Тырмос    

  

          «ГОРОД  АНТОНЕСКУ»                               

Предыдущая публикация - №12 2012г.                
  

  

«Шефу Полиции безопасности и СД
обергруппенфюреру СС Гейдриху

            Обергруппенфюрер!
            Искренне благодарю Вас за приглашение на конференцию по поводу окончательного решения еврейского вопроса, которая состоится по адресу: Берлин, Ам Гроссен Ванзее 56/58…

Хайль Гитлер!
Ваш Хофманн»

            Из письма главы Главного управления СС по вопросам расы группенфюрера СС Отто Хофмана, 4 декабря 1941


                                                           Действие шестое:

                                      Еще до «ВАНЗЕЕ»!..                         


Тигина
, 30 августа 1941

               Кажется, целая вечность прошла с той страшной ночи на Дальнике, когда багровое зарево горящих зерновых амбаров опаляло бесчувственное небо, а надсадный треск пулеметов сливался с криками сжигаемых заживо людей и, как видно, не достигал Б-га.
               На рассвете всех тех, кого не успели уничтожить, всех тех, кому «не хватило места» в расстрельных рвах и горящих амбарах, солдаты штыками и прикладами согнали с могильных плит, где они провели ночь, построили в некое подобие колонны и погнали. Куда? Неизвестно…
              Это была та самая колонна евреев, в которой оказался мальчик Янкале со своей мамой Фаней, та самая колонна, из которой, выйдя за ворота кладбища, они сумели выскользнуть и свалиться в придорожную канаву. Когда колонна прошла, и затихли крики конвойных, они выкарабкались из канавы и потащились в обратную сторону - домой, в Одессу.
                А колонну погнали дальше…
                Длинной была та колонна, очень длинной. Фактически даже несколько отдельных колонн, или, как называли их румыны, «конвоев». Около 50 тысяч человек, взрослых и детей.
Нет, конечно, евреи пока не знали, куда их гонят. Не знали, что путь их будет далек и долог. Более 150 километров, около 20 дней хода, на север, в Транснистрию…
                Но, почему в Транснистрию?
                Зачем такая морока?
                Не проще ли было прикончить их здесь же, на месте, всех сразу?
                Убить, и дело с концом?
                Нет, не так это было просто.
                После бойни на Дальнике в живых осталось более 50 тысяч человек.
                Вдумайтесь только: 50 ты-ся-ч!
                Целый город! В городке на севере Тель-Авива, где мы сегодня живем, аж - 40 тысяч жителей. А тут 50!
               Не мудрено, что для них «не осталось места» во рвах и амбарах, в которых уже до этого было расстреляно и сожжено около 26 тысяч.
                Ну, и что было делать с этими оставшимися в живых евреями?
                Как единовременно убить 50 тысяч человек?
                Не сбросить бомбу в ночи из поднебесья на спящий 50-тысячный городок. А именно убить, как говориться, в индивидуальном порядке.
              Каждого в отдельности, одного за другим: беременную женщину, младенца, старика…
                Убить и на всю жизнь запомнить глаза убитого тобою человека.
             
 Ведь не случайно гитлеровцы во время массовых убийств пытались избежать прямого контакта с жертвами.
               И не случайно так «болел» за эсэсовских палачей главный специалист по еврейскому вопросу Адольф Эйхман, считая, что расстрелы «из молодых людей (молодых людей?!) делают садистов».
[1]
              Аналогичного мнения придерживался и командующий Эйнзатцгруппе «D» группенфюрер СС Олендорф, ратуя за «военные» методы уничтожения.
[2]

ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА СВИДЕТЕЛЯ ОЛЕНДОРФА

Стенограмма заседания Международного Военного трибунала, 3 января 1946
Допрос ведет представитель США полковник Джон Эймен

Олендорф: Некоторые командиры подразделений не придерживались военных методов уничтожения и проводили индивидуальные расстрелы выстрелом в затылок.
Эймен: Вы возражали против этого порядка?
Олендорф: Да, я был против этого.
Эймен: Почему?
Олендорф: Так как это вызывало нежелательную психологическую реакцию, как у жертв, так и у тех, кому приказано было провести этот расстрел.

              Именно это нежелание «воспитывать из немецкой молодежи садистов», да и масштабы «работы», побуждали нацистов по мере возможности производить убийства руками местных подонков, а в дальнейшем привело к изобретению «душегубок» и «фабрик смерти». Проходя под арками ворот этих «фабрик смерти» - Освенцима, Треблинки, Собибора, увенчанных циничными лозунгами: «Труд делает свободным!» или «Каждому свое!», живой еще человек исчезал, становился «номером», вытравленным на его руке. А убивать «номер», согласитесь, все-таки «приятней».
                Но вернемся в Транснистрию.
              
 Почему евреев Одессы, оставшихся в живых после бойни на Дальнике, решено было перегнать в Транснистрию?
              
 Дело в том, что Транснистрия изначально, еще до своего «рождения», была как бы предназначена стать «Царством смерти». [3]
               Еще 8 августа 1941-го во время встречи Антонеску с германским послом фон Киллингером на станции «Фокшаны», два преступника, запивая марочным коньяком ароматную мамалыгу «де-пурчел» в салон-вагоне поезда «Патрия», обсуждали «еврейский вопрос земли за Нистру». В те дни Транснистрия даже имени своего проклятого еще не получила, и ее называли просто: «земля за Нистру».
                
А затем, 30 августа 1941-го, на совещании в Тигине зловещая роль Транснистрии в «окончательном решении еврейского вопроса» получила еще и официальную апробацию.
                Да, да, не удивляйтесь - мы не оговорились.
                В Тигине, так же, как и в Ванзее, речь шла об «окончательном решении».
             
 Убийцы, правда, здесь употребляли другие эвфемизмы для обозначения своих целей, да и масштабы были другими. Но в сущности этих целей не приходится сомневаться.
               
Принято считать, что началом массового уничтожения евреев стало совещание в Ванзее, состоявшееся 20 января 1942-го.
                
Но, на самом деле еще до Ванзее, 30 августа 1941-го была Тигина!
             
  Тигина, на наш взгляд, «незаслуженно» забыта - она должна занять свое позорное место в истории, как прелюдия Ванзее.

                                                  
               Итак, Тигина…

                 Мы все, конечно, помним, как в январе 1942-го на сказочной белой вилле «Ванзее» обсуждался вопрос «окончательного решения».[4]
                Мы помним уютный зал, овеянный мягким теплом потрескивающего камина, и запах свеже сваренного кофе, и вылощенных нацистских бонз, и шелк их кованых каблуков, и выкрики: «Хайль Гитлер!»

                                               
                                                                    Вилла «В а н з е е»
                                                              Пригород Берлина, 1941


                Мы помним, как ровно в полдень старинные напольные часы пробили двенадцать, и в зал вошел «белокурый эталон арийской расы», глава Главного Управления Имперской безопасности, обергруппенфюрер СС Рейнхард Гейдрих.
               Мы помним его темпераментную речь и туманные слова о том, что на Востоке «открылись совершенно новые возможности», и догадываемся, какие кровавые «возможности» он имел в виду. В те дни, когда на вилле «Ванзее» шел нацистский шабаш, убийство людей на территориях Советского Союза уже достигло апогея.
                Особенно варварскими были убийства в Транснистрии.
                А триггером этих убийств послужило совещание в Тигине.
            Все началось с того, что Гитлер был недоволен декретом об образовании Транснистрии, который 19 августа 1941-го поторопился сфабриковать Антонеску. В декрете, по мнению фюрера, не были определены полномочия германской армии на завоеванной этой армией земле, которую он, Гитлер, совсем не собирался отдавать наглому румыну «на откуп». Да и важнейший еврейский вопрос не был достаточно освещен.
              Гитлер приказал не предавать румынский декрет огласке, пока создание Транснистрии не получит официальной апробации на специально созванном немецко-румынском совещании, где будут исправлены все эти, грубо говоря, «ляпы».
               
Совещание должно было проходить в Транснистрии, и местом его проведения была выбрана Тигина, где, как известно, располагался в те дни штаб 4-й румынской армии.
                Итак, Тигина…
                Маленький серый полуразрушенный бомбежкой городок.
                Здесь нет ничего похожего на Ванзее, ничего, напоминающего Ванзее.
             
 Ни белой красавицы виллы, ни старых окутанных легким снежком сосен, ни серебристого озера, ни каменных львов.
                Август. Немилосердно печет солнце.
                Душная комната в унылом здании старой румынской префектуры.
                Липнет к телу пропитанная потом тяжелая униформа.
                Мерзко жужжат мухи.
                Нет, здесь не пахнет ни свеже сваренным кофе, ни дорогими мужскими духами. Нет здесь и вылощенных нацистских бонз, не щелкают каблуки, не звучит: «Хайль Гитлер!»
                Все здесь гораздо проще, будничнее.
                И все же не менее ужасно. Не менее опасно для тех, сотен тысяч, еще не знающих своей злосчастной участи, решаемой здесь людьми, возомнившими себя богами.


                            
                                                        Старая румынская префектура
                                                            
          Тигина, 1941

            
За плохо оструганным деревянным столом - прибывший из Бухареста глава германской военной миссии, высокочтимый генерал-майор от инфантерии Артур Хауффе.

                                                               
                                                        Генерал-майор Артур Хауффе

                Визави - заместитель командующего 4-й румынской армии генерал-майор Николае Тэтэряну. Тот самый Тэтэряну, который в октябре 1941-го передаст в Одессу приказ-камуфляж №562, заменивший опасный для Антонеску ордонанс №561. За это, да и за все другие его преступления, после войны генерал будет арестован и, как многие его соратники, в возрасте 55 лет неожиданно умрет в тюрьме «Жилава».

                                                              
                                                  Бригадный генерал Николае Тэтэряну

              
Удивительно, но в 50-х годах прошлого столетия в этой жуткой Бухарестской тюрьме последовала череда очень странных смертей - «безвременно по болезни» скончались около 80 высших румынских офицеров, умер командующий 3-й румынской армией генерал Петру Думитреску, умер главный военный прокурор Румынии, генерал Ион Топор. Умерли почти одновременно два командующих 4-й румынской армией - генералы Николае Чуперкэ и Иосиф Якобичи, осаждавшие, кстати, Одессу.
               Люди, имевшие отношение к Одессе, были, вообще, «на особом положении».
               Ну, посудите сами.
               Умерли, как сказано, два командующих 4-й румынской армии - Чуперкэ и Якобичи. Умер бессменный заместитель этих командующих - генерал Николае Тэтэряну. Умер командующий 2-го армейского корпуса 4-й армии генерал Николае Мачичи, который, если вы помните, после взрыва на Маразлиевской, первым примчался в город, и по приказу «Красной собаки» организовал ту самую беспрецедентную акцию массового повешения.
                Умер еще один знаковый фигурант одесской трагедии - глава румынской Секретной службы информации SSI, генерал Эужен Кристеску, решившийся среди ночи доложить «Красной собаке» о взрыве на Маразлиевской. Правда, в отношении Кристеску существует легенда, что этот хитрец, распустив слухи о своей смерти, сумел скрыться. И это вполне возможно, поскольку пятеро его родных братьев и несчетное число племянников все еще занимали ключевые посты в различных властных структурах, куда он в свое время их пристроил.
                Но самой впечатляющей была «безвременная» смерть легендарного примаря Одессы - Германа Пыньти. Пыньтя, не принимавший участия, будто бы, ни в каких преступлениях, после нескольких арестов и судов, стал, наконец, свободным человеком. И вот однажды, гуляя, как свободный человек по летнему Бухаресту, он зашел в кафе, выпил чашечку кофе и … упал замертво.
         
 
Все эти «безвременные» смерти удивительно напоминают другие, тоже «безвременные» - смерти участников совещания на вилле «Ванзее».
                Только там это было еще более «красочно».
               
Из 12 нацистских бонз - участников совещания - лишь четверым удалось дожить до старости и умереть, как принято говорить, в своей постели. Остальных, восьмерых, очень скоро настигла внезапная смерть. Одного из них просто нашли мертвым в собственной квартире, и объявили его смерть самоубийством. Другой умер «по болезни». Третьего «совершенно случайно» сбила машина. А четвертого, тоже «совершенно случайно», застрелил какой-то «советский военнослужащий». И так далее, и так далее.
               До конца 1948 года никого из них уже не было в живых.
              
Неужели, действительно…
              Неужели, действительно, кто-то (ну, не Господь же Б-г ?!) приказал убрать всех, слишком много знавших. И немцев, и румын.
               Ну, да ладно…
               Все они, за малым исключением, были преступниками и сами выбрали свою судьбу.
               Но вернемся в Тигину.
             
 Генералу Хауффе, главному действующему лицу на том совещании в Тигине, тоже, на удивление, была суждена внезапная и безвременная смерть.
            
 Высокочтимый генерал весьма презрительно относился к румынам. И это, явно выраженное его негативное отношение к союзникам побудило Гитлера вскоре после Тигины убрать его с поста главы германской военной миссии и отправить на Восточный фронт, где в 1944-м, под Злочевым, он попал в плен к русским и погиб. Говорят, подорвался на мине вместе с грузовиком, на котором его этапировали в Москву.
             
 
Но пока Хауффе все еще в Тигине, он все еще глава германской военной миссии и главное действующее лицо на совещании, которое окажется самым знаковым событием в его жизни и роковым в судьбе сотен тысяч евреев.
               
Три долгих дня в помещении префектуры длились переговоры, и, нужно прямо сказать, что Хауффе пришлось нелегко. Тэтэряну славился своей хитростью, которую молва приписывала цыганской крови, текущей, якобы, в его жилах. Но и Хауффе был, что называется, не лыком шит. Прежде всего, он, естественно, следовал указаниям фюрера, ну и, как сказано, презирал румын и не давал себе труда это скрывать.
             
  Три долгих дня длились переговоры, много было выпито молдавского домашнего вина, много съедено густо наперченных мясных колбасок «мититеев». Но всему, наконец, приходит конец.
                30 августа 1941 года. Полдень.
                Правда, не бьют двенадцать старинные часы, как на вилле «Ванзее», тем не менее, полдень.
                Соглашение «Хауффе-Тэтэряну» подписано.
                Транснистрии назначено быть «Царством смерти».


                          Соглашение «Хауффе-Тэтэряну» и секретный «Пункт №7»

              Соглашение «Хауффе-Тэтэряну» было военным соглашением, и генеральские погоны двух подписавших его преступников призваны были подчеркнуть это важное обстоятельство. Заметьте, что Алксяну, гражданский губернатор Транснистрии, на совещании не присутствовал.
               В основу соглашения были положены три документа, которые мы уже приводили: письмо Гитлера к Антонеску от 14 августа 1941-го, ответ «Красной собаки» от 17 августа и письмо Хауффе в румынский генеральный штаб от 24 августа, подтверждающее согласие фюрера на передачу территории Транснистрии в лапы Антонеску.

ИЗ ПИСЬМА ХАУФФЕ

24 августа 1941

            «Фюрер согласен с предложением герра маршала Антонеску относительно управления и обеспечения безопасности территории между Днестром и Бугом…»
                                                          [Arh. Statului, Bucuresti, fond PCM. dok. 292/1941, ff. 7-9]

              Упомянутая в письме Хауффе территория между Днестром и Бугом включала в себя части Одесской, Винницкой и Николаевской областей Украины и левобережную часть Молдавии. И было прямо указано, что, в отличие от Бессарабии и Буковины, Транснистрия формально не входит в состав Румынии. На территории допускается присутствие германских воинских сил, а Антонеску всего лишь «назначается ответственным за безопасность, администрирование и экономическую эксплуатацию».
              Расклад, конечно, малоприятный.
              Но «Красная собака» уверен, что сумеет как-нибудь исхитриться и оттяпать у Гитлера эту вожделенную территорию. Об этом он без стеснения заявляет своим министрам 16 декабря 1941-го на заседании правительства в Бухаресте.

ИЗ ДИАЛОГА МАРШАЛА АНТОНЕСКУ
С ГУБЕРНАТОРОМ ТРАНСНИСТРИИ АЛЕКСЯНУ

Бухарест, 16 октября 1941

Антонеску: Домнуле Алексяну, каково положение в Транснистрии?
Алексяну: Положение очень хорошее. Полный порядок.
                    Мы, домнуле Маршал, работаем там с мыслью, что владеем этой областью твердо и окончательно.
Антонеску: Мы должны действовать на Днестре, работать там так, словно на миллионы лет вперед…
Стенографы: С.Михай и И.Василеску.
[5]

             И так, вопреки достигнутой в Тигине договоренности, Антонеску планировал владеть Транснистрией, как минимум, миллион лет!
               Ну, а что же с евреями?
               Какая договоренность была достигнута относительно евреев?
               И как «Красная собака» собирался выполнять эту договоренность?
              Евреям в соглашении «Хауффе-Тэтэряну» посвящен всего один пункт, кстати, седьмой по счету и исключительно секретный.

ИЗ СОГЛАШЕНИЯ «ХАУФФЕ-ТЭТЭРЯНУ»

Тигина, 30 августа 1941

П У Н К Т № 7

а. Евреи из Бессарабии, Буковины и Транснистрии не могут быть на этом этапе депортированы на Восток, поскольку территория за Бугом является военной зоной.
b.  До тех пор, пока депортация станет возможной, следует интернировать евреев в лагеря и гетто, которые будут организованы на территории Транснистрии.

             Сущность этого, седьмого, пункта становиться понятной, если принять во внимание, что Гитлер еще во время последней своей предвоенной встречи с Антонеску в Мюнхене обещал «Красной собаке» помочь в уничтожении попавших в его лапы евреев.
             Но время шло, «объем работ» оказался огромным, и немцы «передумали».
             Ну, действительно! Мало им, что ли, «своих» жидов, нужно еще и с «румынскими» возиться? Делать за этих «мамалыжников» грязную работу?
             Для того, чтобы на этом этапе войны не раздражать союзников немцы прямо так не отказывались от обещаний, а только «откладывали» прием евреев на свою территорию за Буг на «некоторое время».
Ну на год, что ли, до того времени, «когда рейх будет к этому готов».
             А пока предлагали депортировать евреев на территорию только что захваченной земли между Днестром и Бугом и создать для них там, на этой земле, особые лагеря, или, если хотите «гетто».

                                              
          Это гнусное слово - «гетто»

               Румыны, впрочем, не возражали против создания гетто.
               У них в этом деле был уже накоплен немалый опыт.
               Еще в июле 1941-го после захвата Бессарабии и Северной Буковины, по совету германского «специалиста по еврейскому вопросу» Густава Рихтера, того самого, который в 1947-м на допросе в Москве на Лубянке расскажет старшему уполномоченному МГБ СССР капитану Соловову об истинных целях создания юденратов, они занялись организацией гетто.
              Гаупштурмфюрер СС Рихтер прибыл в Бухарест в апреле 1941-го из оккупированной Франции, и само его появление было событием экстраординарным. В Румынии в эти предвоенные дни действовало 14 нацистских организаций: шесть из них - официальные, а остальные - как бы, подпольные. Среди них и филиал берлинского гестапо, где, наверняка, были собственные «специалисты», способные посодействовать румынским коллегам.
              Тем ни менее, шеф еврейского реферата гестапо Адольф Эйхман принял решение направить в Бухарест Рихтера, что само по себе свидетельствует о важности грядущих событий.
              Двадцативосьмилетний гаупштурмфюрер СС Густав Рихтер к этому времени уже 7 лет служил в гестапо, слыл профессионалом в «еврейском вопросе» и, в частности, в вопросе организации гетто. И все же, несмотря на это, Эйхман счел необходимым перед «командировкой» лично его проинструктировать. По свидетельству Рихтера, Эйхман приказал ему провести в Румынии «работу», аналогичную той, что раннее была проведена в Словакии, и после которой из 100 тысяч тамошних евреев, остались в живых менее 40 тысяч.
Рихтер: «Мой непосредственный начальник, оберштурмбанфюрер СС Эйхман сказал мне, что я должен провести такую же подготовительную работу в Румынии, после чего получу от него дополнительные указания в духе окончательного разрешения еврейского вопроса…»
             На последовавший вопрос капитана Соловова, «что следует понимать под «окончательным разрешением еврейского вопроса»», Рихтер без стеснения дал этому эвфимизму точное, не допускающее никаких «смягчающих» толкований, определение: «Окончательное разрешение еврейского вопроса означало полное физическое истребление евреев во всех оккупированных германскими войсками странах Европы…»
                                                [ЦА ФСБ России. Н-21099. Т.2. Л. 17-27. Выделено нами. Авт.]

               Прекрасное определение!
              Заметим только, что Рихтер не сам его «придумал», а услышал от Эйхмана перед своей «командировкой» в Румынию в апреле 1941-го, и, следовательно, еще ДО ВАНЗЕЕ!
             
Итак, выполняя приказ Эйхмана, Рихтер порекомендовал румынским коллегам выявить всех этих, оставшихся в живых, евреев и, так же как делали это немцы, сконцентрировать их в гетто.
               Гетто не были, конечно, немецким «ноу-хау».
               В истории еврейского народа уже были времена, когда евреи жили изолированно от неевреев, в специально отведенных для них кварталах городов Европы. Так было в 1215-м в Венеции, в 1266-м в Варшаве, в 1310-м на острове Родос, в 1330-м в Толедо…
              Как и почему это происходило - долгая и, в общем-то, достаточно известная история. К нашему рассказу она не имеет прямого отношения.
              Вспомним только, что жизнь в тех гетто была бесправной и унизительной, но все же … это была жизнь!
             
В гетто были синагоги, школы, больницы. Евреи сохраняли свою религию, язык, культуру, свои традиции. В гетто жили великие талмудисты, философы, ученые, творили художники и писатели. Стены гетто защищали евреев от уличного сброда, от погромов…
              Так и осталось в коллективной памяти еврейского народа все, что связано со словом «гетто» С одной стороны, - униженное жалкое существование, с другой - возможность жить в относительной безопасности, молиться своему Б-гу, любить, работать, растить детей…


                                             
                                                   Первое еврейское гетто - «Гетто векио»
                                                                       Венеция, 1215

                          Словом «guideca» обозначена «жидовня» на острове Каннареджо.
                          В верхнем углу - основатель гетто, Великий Дож Леонардо Лоредан


                Идею старого еврейского гетто цинично использовали нацисты.
                Под видом гетто они организовали концентрационные лагеря, служившие просто местом временного сосредоточения.
                Ведь для того, чтобы почти одновременно уничтожить такое огромное число людей еврейской национальности, следовало, прежде всего, их идентифицировать, вычленить из общей массы населения и сосредоточить в каком-нибудь «удобном» для этой цели месте.
                Пусть это место, скажем, называется «гетто».
              Известное сотни лет, легко запоминающееся слово, не имеющее явной «уничтожительной» коннотации.
               Первые нацистские гетто были созданы по приказу главы Главного Управления Имперской безопасности, группенфюрера СС Гейдриха в Польше: в Лодзи 8 февраля, а в Варшаве 15 ноября 1940 года.
                В этих огромных гетто, равных по численности городам, были заключены сотни тысяч евреев. Все они постепенно были уничтожены: евреи Варшавского гетто в 1942-м в Треблинке, а евреи Лодзинского - в 1944-м в Освенциме.
             
Румыны, как сказано, тоже, после «освобождения» Бессарабии и Северной Буковины, срочно занялись организацией гетто.
                Ну и чем же была вызвана эта, такая особая, срочность?
                Дело в том, что уже с первых дней, даже с первых часов, захвата этих территорий там развернулась оргия самых жесточайших убийств.
              Это, на самом деле, не было чем-то экстраординарным, чем-то противоестественным для румынских варваров.
                Нет, это было для них естественно, обычно.
                Даже, можно сказать, обыденно.
                Мы уже писали о зверском погроме в Бухаресте в январе 1941-го.
                О пытках обреченных на смерть людей. О вырезанных языках и выколотых глазах, о вспоротых животах и просверленных механическими сверлами женских грудях.
                Мы писали о многострадальных Яссах, где в июне 1941-го от запаха смерти трудно было дышать, а трупы замученных валялись прямо на улицах, у входов в древние церкви и соборы.
                Теперь настала очередь Бессарабии и Буковины.
                Дальше будет Одесса.
                У румын, к их великому сожалению, не было ни «душегубок», ни «фабрик смерти», и они убивали «по-черному». Своими руками, бесстыдно, при свете дня. Не пытаясь избегнуть контакта с жертвами, не боясь «замараться», в прямом и переносном смысле, и, видимо, не опасаясь ни «психологической реакции», ни ночных кошмаров.
                В убийства участвовали румынские жандармские легионы, названные по имени отданных им во власть местечек («Оргеев», «Хотин», «Бельцы», «Лепушаны», «Сороки»…), румынский «Оперативный эшелон SSI» и даже солдаты 3-й румынской армии под командованием бывшего адъютанта короля Кароля II, генерала Петре Думитреску.
               Но самое удивительное, что при этих убийствах, можно сказать, лично присутствовал сам Антонеску. «Красная собака» как вихрь носился на поезде «Патрия» по залитой еврейской кровью земле Бессарабии и Буковины. Он, несомненно, рисковал жизнью - шальная пуля, авария на разрушенных бомбежкой железнодорожных путях, да мало ли что…
                Но игра, как видно, стоила свеч!
                Слишком долго он ждал этого часа, и хотел насладиться им сполна…
                Вот как писали в те дни румынские газеты о своем «героическом» генерале (тогда еще генерале, не маршале!) Антонеску:
                «С 23 июня 1941 года поезд «Патрия» не знал, что такое ночной отдых…
              
 
Неустающий, спокойный и уверенный генерал совершал свой путь по полям освобожденной Бессарабии, по лесам освобожденной Буковины.
               
 На передовую, на командные и наблюдательные пункты, на водные переправы, под пулями, преодолевая усталость, голод и жажду.
                 Спуне (говорит): «Мы не агрессоры! Мы армия Права, Справедливости и Порядка, Чести и Человечности!»
                 Вот он в Унгенах, в Бельцах. Вот он на Днестре!
                 Все здесь под его личным контролем
- час за часом, минута за минутой!…» [6]

                А в эти самые дни оргия убийств в Бессарабии и в Буковине по своему невиданному каннибализму и по своим невероятным масштабам уже превзошла все ужасы и Бухаресткого, и Ясского погромов.
                Одно из этих варварских злодеяний нас особенно поразило.
                Об этом злодеянии рассказала нам доктор Мириям Колкер - соседка по Рамат-Ха-Шарону, тому самому городку на севере Тель-Авива, где мы живем.
[7]
                Вот уже более полувека не может Мириам избыть из сердца трагическую смерть своего родного деда - раввина Нисала Колкера.


                                                             «Эль мале рахамим!»

                 Рабби Нисал - ученый, талмудист, владевший восьмью языками, многие годы был главным раввином маленького бессарабского городка Сороки.

                                                             

                                                                 Рабби Нисал Колкер
                                                                        Сороки, 1941


               Стар был раввин и мудр, много добра делал людям, и люди тянулись к нему, за помощью, за советом. Но вот грянула война, и рабби, наверное, впервые в жизни не знал, что посоветовать людям.
               А если бы знал?
               Разве люди когда-нибудь прислушиваются к советам?
              Вот ведь, даже смешно сказать, Зеев Жаботинский, которого судьба однажды забросила в Сороки, со всем своим пламенным темпераментом «стращал в синагоге» местных евреев: «Евреи! В Европе нас ждет гибель! Отсюда нужно бежать!.. Здесь все пропадет - и наши дома, и добро, и мы сами!..»
               И что же евреи прислушались к провидцу?
               Последовали его совету?
               Нет, конечно, - они посчитали его сумасшедшим.
               Ну а сам рабби Нисал?
               Ему-то, что делать? Бежать? Но как? И куда?
               Все-таки старость. Недавно исполнилось девяносто.
               Большая семья его - пятеро детей, внуки, правнуки, разлетелись по свету, кто куда. А он вот остался в Сороках. И все сидел под окном в своем маленьком домишке, читал и перечитывал Талмуд и даже не давал себе труда спуститься в погреб во время бомбежки.
               «Элоим годоль
- Б-г велик, - тихо говорил он, - «Я не боюсь…»
               И когда, ранним утром 12 июля 1941-го в его дом ворвались румынские жандармы, раввин тоже не испугался. Он даже не встал им навстречу, и на приказ офицера назвать фамилии и адреса всех видных евреев города, ответил тихо и твердо по румынски: «Ноу! Нет! Я этого не сделаю».
               «Взять его!», - рявкнул офицер.
               «Я сам пойду»,
- откликнулся раввин.
               И уже понимая, что настал его смертный час, рабби Нисал надел свой парадный черный сюртук, накинул бело-голубой таллит и пошел к двери.
               Когда жандармы прикладами вытолкали его на улицу, там уже стояло несколько десятков арестованных мужчин-евреев.
               Мы назовем всех, чьи имена сумели разобрать на установленном им памятнике: Ушер Ашкенази, Аарон Шехтман, Элиэер Винницкий, Пинхос Вулых, Хуна, Осип и Григорий Китроссер, Хаим Коган, Сухер Яшан…
               Их повели по улицам города - 39 человек
- 39 евреев. [8]
               Впереди всех шел окутанный таллитом красивый высокий старик - рабби Нисал Колкер.
                А рядом с ним - мальчишка, почти ребенок. Это был Муня - 16-летний сын Сухера Яшана, схваченный жандармами вместе с отцом. В руках у мальчика была книга Николая Островского «Как закалялась сталь».
               Что это? Неужели мальчик, идя на смерть, взял с собой книгу Островского?
               Или, быть может, ворвавшиеся в дом жандармы, просто застали его за чтением этой книги, и он взял ее собой, надеясь дочитать там, куда поведут?
                Не мог же мальчик представить себе, что его ждет…
             
 «Жизнь прожить нужно так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы», - вещал пролетарский писатель.
                Мальчик Муня уже не сможет прожить свою жизнь - не «так» и не «этак».
                Просто потому, что родился евреем…
                
Потом, в 1944-м, пропитанную кровавой грязью обложку от книги Островского найдут при раскопке оврага, в котором погиб мальчишка, не успевший прожить свою жизнь.

                Меж тем, колонна евреев уже подошла к Днестру.
                Залитый полуденным летним солнцем он кажется золотым.
              Дорога становится уже. Теперь заросшие садами и виноградниками холмы подступают к самой воде.
              
 И тишина… Только скрип солдатских боканч по прибрежной глине.
               
Только стрекот кузнечиков. Только жужжание пчел.
                 А небо… небо такое голубое и безоблачное, и все вокруг так наполнено радостью жизни, то кажется ничто ужасное не может произойти.
               Но возле Бекировского моста у небольшого оврага раздается команда офицера: «Стай! Остановиться!!!»
                Привычно орудуя прикладами, жандармы столкнули евреев в овраг.
                 А дальше начинается легенда.
                Когда жандармы вскинули ружья, из оврага во весь свой огромный рост поднялся окутанный таллитом 90-летний раввин Нисал Колкер. Он воздел руки к небу и, став еще выше, совсем еще молодым и сильным голосом запел древнюю еврейскую поминальную молитву: «Эль мале рахамим».
               
И окружавшие его обреченные на смерть евреи тоже вдруг поднялись на ноги и подхватили молитву, и молитва, смешанная со слезами, вознеслась в голубое безоблачное небо и достигла, наверное, самого милосердного Б-га.

                                               «Эль, мале рахамим! Господи милосердный!
                                       
         Тебя молим, пребывающий на небесах…
                                        
        Кровь наша не уйдет без следа в землю…
                                         
       Вопль наш не останется без ответа…»

                Но, залп… второй…. третий…
                И вновь - тишина.
                Только стрекочут кузнечики и жужжат пчелы.
                Только из глубины оврага доносятся стоны раненых.
                Но скоро и они затихнут.
                Безразличные ко всему жандармы завалят овраг мокрой глиной, постучат ногами, обутыми в боканчи, чтобы сбить налипшие на них комья, и пойдут дальше. Убивать…
                На территориях Бессарабии и Буковины в эти страшные дни были убиты более 150 тысяч евреев.

                                                                   «Армия Сталина»

               На территориях Бессарабии и Буковины были убиты более 150 тысяч.
               Но и в живых, с точки зрения Антонеску, осталось еще «достаточно много». Шутка сказать - около 130 тысяч!
               С этим нужно было «что-то делать».
               Тут-то на помощь союзникам и пришел «специалист по еврейскому вопросу» Рихтер. По его совету евреев начали сгонять в гетто.
               Пока только здесь - на территориях Бессарабии и Буковины. О Транснистрии в те дни речь не шла - до подписания соглашения «Хауффе-Тэтэряну» оставалось еще полтора месяца.
               Евреев начали сгонять в гетто.
              
Массы измученных, грязных, оборванных людей - женщин, детей, стариков гонят, как скот, по дорогам Бессарабии, по полям и холмам Буковины.
               Из города в город. Из села в село.
               Из местечка в местечко.
              
Это ужасное, невиданное доселе, зрелище видят жители десятков городов, сотен сел и местечек, миллионы пар человеческих глаз.
              
 Людские потоки текут, оставляя за собой трупы.
              
Встречные немецкие солдаты фотографируют еврейских детей - «на память», и посылают эти «веселенькие» фотографии домой, в Рейх.
              
 Румынские жандармы, смеясь, называют «конвои»: «Армией Сталина», и пишут о своих подвигах в Бухарест, в Тимишору, в Пьятро-Нямц…
                Проходя через села, евреи пытаются достать у крестьян съестное.
                Купить. Выменять.
                Кусок хлеба - за пальто. Гнилую картошку - за сумочку.
                Но уже не осталось денег.
                Не осталось вещей, одежды.
                Жандармы выпотрошили все ценное.
                Местные подонки отобрали последнее.
                Люди падают от голода, от усталости.
                Упавших
- пристреливают, добивают.
                Трупы сваливают в выкопанные загодя ямы на обочинах.
                Или просто так…
                Бросают в придорожную канаву.
               Часто историки Катастрофы (иногда даже самые авторитетные!) пишут, что «прогрессивное Человечество» долгое время не знало о зверствах против евреев. Что «прогрессивное Человечество» просто не могло поверить в возможность таких зверств. Что «прогрессивное Человечество» даже считало людей, сообщавших об этих зверствах, умалишенными.
               О, нет! Все, извините, «прогрессивное Человечество» видело эти зверства, можно сказать, своими глазами.
               Мы говорим сейчас о Румынии, и потому назовем имена только нескольких известных в мире особ, обретавшихся в те дни в Бухаресте.
              
Вот они эти люди: посланник Соединенных Штатов Америки мистер Франклин Мотт Гюнтер, посланник свободной Франции месье Жак Триале, представитель Международного Красного креста Чарльз Кольби, папский нунций монсеньер Андреа Кассуло и, наконец, сама королева Румынии мать молодого короля Михая I, Елена.
              О Гюнтере и Триале доподлинно известно, что они сообщали своим правительствам о зверствах, творимых румынами.
              Что касается Чарльза Кольби, королевы Елены и монсеньора Кассуло, то о них с большой теплотой отзывается бывший главный раввин Румынии Александр Шафран.
[9]
              По свидетельству Шафрана, и он, и председатель Федерации еврейских общин Румынии Вилли Фильдерман, не раз обращались к ним за помощью.
              И ни один из них не посчитал еврейских лидеров «умалишенными», скорей всего, умалишенными в их глазах выглядели те, кто совершал эти зверства.
              Мистер Гюнтер, в частности, так и написал в своем отчете в Вашингтон: «Антонеску, как видно, сошел с ума».
              Но выполняя просьбы главного раввина и, видимо, действительно помогая отдельным еврейским семьям и даже, может быть, всей еврейской общине «Регата», ни один из них - ни представитель Международного Красного креста, ни королева, ни папский нунций не подумали и не сделали ничего для спасения еврейского народа в целом, для спасения еврейских детей.
              На защиту гибнущих евреев не выступил ни Международный Красный крест, ни королевские дома Европы, ни Ватикан.
              Трудно поверить, чтобы королева-мать Елена, принцесса греческая и датская из знатнейшего рода Глюксбургов Гогенцоллерн-Зигмаринген, которая была в родстве и в постоянной переписке, практически, со всеми королевскими домами Европы, не могла, описав своим многочисленным «кузенам» страдания и гибель детей, поднять на их защиту весь христианский мир.
              Говорят, что королева-мать Елена была добрым и отзывчивым человеком и, видимо, не случайно когда-нибудь Израиль присвоит ей звание «Праведника мира», а вот для спасения народа (именно для спасения народа, а не помощи отдельным людям!) и пальцем не пошевельнула!

                                                       
                                                               Королева-мать Елена

               Но самое большое разочарование, даже, можно сказать, какую-то личную обиду, мы, дети Катастрофы, чувствуем, говоря о монсеньере Кассуло - ведь он, как папский нунций, все-таки как-то ближе к Б-гу…
             Из воспоминаний современников монсеньор Кассуло предстает, как истинно верующий, исключительно честный и гуманный человек.    

                                                            
                                             Папский нунций монсеньор Андреа Кассуло

                Но что сделал этот истинно верующий для того, чтобы спасти от уничтожения народ, давший человечеству Ветхий Завет?
                 Звонил во все колокола?
                 Бросился в Рим и припал к ногам всесильного Папы Пия XII?
                 А, может быть, сжег себя в знак протеста перед собором Святого Петра?
                 Нет, нет, конечно, ничего подобного монсеньер не сделал.
                Нам еще придется к нему вернуться, потому что в мае 1943-го Андреа Кассуло совершит «увеселительную» поездку по Транснистрии и даже заглянет к нам в Одессу.

                 А пока евреев Бессарабии и Буковины гонят в гетто.
                 В июле-августе 1941-го в пути погибло около 20 тысяч.
                Ну, а те, которым «посчастливилось» добраться до гетто, что ждало их там? Румынские гетто ничем не напоминали средневековые гетто Европы, да и нацистские гетто мало напоминало.
                 Слышали вы когда-нибудь о гетто, в которое были заключены евреи бессарабского городка Теленешти?
                 Слышали вы, вообще, что-либо о Теленештах?
 

                                                    Жандармам пришлось вернуться

               Теленешти - маленький сонный городок в долине мелкой речушки, будто в насмешку названной Большая Чулука.
                Казалось, все катаклизмы века миновали жителей этого городка. Зимой он спал, укрывшись до самых крыш мягким снегом, а летом дремал, разморенный липкой жарой. Глушь - до ближайшей железнодорожной станции 30 километров.
                И даже имя свое, «Те-ленешти», по слухам, он получил от слова «лень», от какой-то хорошей, доброй лени своих жителей
- евреев, цыган, молдаван.
                В июле 1941-го здесь даже боев не было. Просто однажды утром в город вошел румынский жандармский легион «Оргеев».
               После первых «веселых» убийств у той самой, пересыхающей летом, Большой Чулуки, командир легиона майор Филипп Бекки приказал согнать оставшихся в живых евреев в гетто. Но, как назло, подходящего места для гетто в Теленештах не оказалось. Пришлось устроить его в соседней деревне Будаи, использовав для этой цели нечто типа заброшенной барской усадьбы или развалин крепости.
               В это импровизированное гетто 15 июля 1941-го из Теленешт и Будаи согнали несколько сот евреев - мужчин, женщин и детей.
                И уже на следующее утро, 16 июля, мужчин отделили от женщин и детей и погнали в ближайший лес на расстрел.
               Работа шла споро. По приказу жандармов евреи легли на землю и уже были готовы принять свою смерть.
                Но расстрел задерживался.
               Как оказалось, убийцы ожидали отставших от общей колонны нескольких древних стариков, с тем, чтоб расправиться уже со всеми жидами сразу. Но вот, наконец, жандармы приволокли четырех окутанных таллитами стариков, и все евреи были расстреляны.
               Жандармы еще дня два оставались в Теленештах и неплохо провели время: вина и жрачки было достаточно, да и местные бабы-цыганки не обделяли их своим вниманием.
               Но пришло время двигаться дальше.
               Жандармский легион «Оргеев» покинул гостеприимный городок.
               И тут, уже на марше усердный служака майор Бекки вдруг вспомнил, что в гетто Будаи остались «недорасстрелянные» еврейские женщины и дети.
               Под проливным дождем жандармы повернули обратно.
              Они вернулись в село, вошли в гетто и в течение нескольких минут расстреляли запертых там женщин и детей.
               Теперь можно было спокойно продолжать свой путь.
               Посреди гетто осталась беспорядочная груда женских и детских тел.
               А дождь все лил и лил, и потоки воды, заливавшие двор гетто, становились бурыми от крови.
               Это рассказ о том, что собой представляло румынское гетто.
               Увы, не последний.
 
       
Библиография

[1] Йохен фон Ланг «Протоколы Эйхмана», «ТЕКСТ». М., 2002
[2] «Нюренбергский процесс». Сборник материалов в 7 томах. Государственное издательство юридической литературы, М., 1959
[3] Jean Ancel, “Transnistria”, Bucuresti, 1998
[4] Яков Верховский, Валентина Тырмос, «Жизнь, поставленная на перфо-карту», КНИГА-СЭФЕР, Тель-Авив, 2009
[5] «Молдавская ССР в Великой Отечественной войне Советского Союза, 1941-1945», Кишинев, 1976
[6] Jipa Rotaru, Octavian Burcin, Vladimir Zodian, Leonida Moise, “Maresalul Antonescu La Odessa”; Ed. PAIDEIA, Bucuresti, 1999
[7] Из интервью с доктором Мириам Колкер, Рамат-Ха-Шарон, 2000. Личный арзив авторов
[8] Газета «Известия» № 128 (8430), 31 мая 1944
[9] אלכסנדר שפרן, ''אל מול פני הסערה'', זיכרונות, ירושלים, תשנ''א

                                                                                                       © Я.Верховский, В.Тырмос

                                                                 Продолжение следует

         Начало в №6, №7, №8, 9, №10, №12 2010г., №5, №1 2011г., №3, №4, №5, №6, №7, №8, №9, №11, №12 2012г.

НАЧАЛО                                                                                                                                                                   ВОЗВРАТ

                                         Об авторах и их предыдущих публикациях  в Тематическом указателе в рубрике "История"