ВОЗВРАТ                                         

  
Сентябрь 2012, №9  

Литература в борьбе за правду_      
Борис Клейн        

                                              

 

               К тем событиям 1960-х я был лишь причастен, не более того. Но и не менее, что дает возможность выступить свидетелем истории.
             Запомнилось, как писатель Василь Быков, вернувшись в Гродно из московской поездки 1969 года, с горечью заметил:
               - Вынули душу из журнала, подождут - и вставят другую…
     (Впоследствии эта фраза о финале «Нового мира» будет цитироваться по моим мемуарам).
              Недавние события в России и других постсоветских странах вернули актуальность теме. Искатели правды вновь пытаются заглянуть в «вынутую» душу. Выходит, остается в ней что-то родственное. А, между прочим, до сих пор вообще неочевидно, как погиб главный журнал страны.
               Вот что я могу рассказать по этому поводу.


                                                   СДАЧА «НОВОГО МИРА»


               За время существования издание знавало периоды подъема и полосы упадка. Но без преувеличения можно сказать: свою душу, которая сделала его бессмертным, журнал обрел с 1958 года, со «вторым пришествием» на пост главного редактора поэта Александра Твардовского. Он нашел и сплотил вокруг общих целей коллектив редакции, равного которому не было. С ним работали критики и редакторы В.Лакшин, И.Виноградов, А.Кондратович, Б.Закс, А.Берзер и другие.        
    Их усилиями обеспечивалась та легендарная требовательность к рукописям, которую чтили истинно талантливые авторы, но она вызывала негодование у бездарей. Печатались произведения разных жанров и стилистической манеры, однако там не было места посредственностям и графоманам, независимо от их постов и титулов.
     Общепризнано, что журнал стал центром «оттепели» в литературе. Твардовский, по сути, «открыл» для широкого советского и мирового читателя такие имена, как В.Быков, А.Солженицын, В.Войнович, Ф.Абрамов, Г.Владимов, Ф.Искандер, Б.Можаев, Ю.Домбровский - целую плеяду выдающихся писателей, поэтов, публицистов.
              С середины шестидесятых, когда в СССР обозначился реакционный поворот, журнал стал прибежищем антисталинских сил в литературе и обществе, органом легальной оппозиции советской власти.
             «…Мы не звали читателя к бунту, не выступали с какой-то революционной политической программой, - вспоминал член “той” редколлегии, критик Игорь Виноградов. - А было утверждение идеалов правды, справедливости, человечности, с попыткой показать, что всего этого в нашем обществе нет».
              “Из констатации отрицательных реалий, - продолжал он, - возникло представление, а что же нужно. Именно тогда на страницах журнала начали говорить и о рыночной экономике, частной собственности. «Новый мир» действительно сформировал сознание оппозиционной интеллигенции. И поддержка с ее стороны была очень большой, писем шло огромное количество. Такая постоянная «обратная связь».
              Помню, мы в провинции охотились за каждым номером, (они обычно сильно запаздывали - цензура тормозила), потом вчитывались в каждую страницу, ища между строк также и смысл укрытого авторами, (они это делали). Влияла на читателя не только высокая эстетика творчества. Шла малозаметная вначале перемена ориентации. Исподволь складывалась, если можно так сказать, инфраструктура духовного сопротивления. От «неудобных» мыслей некоторые переходили к поступкам.
               Иногда можно встретить мнение, что в лице “Нового мира” власть создала некий «муляж легальной оппозиции», с которым вела свою игру, пока ей было нужно.
            Здесь подстерегает опасность упрощения. Во время интервью с критиком И.Виноградовым, близким сотрудником А.Твардовского, ему был задан вопрос: - Но из вас практически сделали «контрэлиту». То есть людей, которые все-таки были своими, но при этом - с совершенно другими убеждениями. Диалог между вами и людьми во власти был возможен?
               Последовал ответ: - Это была война всё время, отчетливое ощущение войны. Открытого искреннего диалога с властью у нас никогда не было. (lab.obninsk.ru)
               Не сводя литературу к политике, все же можно выделить два произведения, ставших «поворотными» в истории журнала, а, пожалуй, и в общественном сознании.
               Во-первых, это напечатанная в 1962 году повесть А.Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Она произвела сильнейшее впечатление, не только прорывом к глубинным истокам лагерной проблематики. В ней по-новому раскрывалась психология русского человека, поставленного в экстремальные условия. Где пролегает рубеж между лагерем и остальной, «нормальной» жизнью? Так еще не писали в СССР. И хотя повесть опубликована была с санкции Н.Хрущева, власти взяли журнал под подозрение.
               Но эти нападки, по-моему, не идут в сравнение с кампанией травли, поднявшейся после публикации в «Новом мире» в начале 1966 года повести В.Быкова «Мертвым не больно». Чем вызван был кризис?
               «Дело в том, - считал автор повести, - что именно в эти годы после дворцового переворота в Кремле и снятия Хрущева произошел явный откат партийного руководства к прежней просталинской политике… и без того идеализированный образ чекиста обретал зримые, почти ангельские черты пророка на грешной земле, кишащей идеологическими диверсантами и агентами иностранных спецслужб».
             «Естественно, - продолжал В.Быков, - что появление в такой атмосфере литературного произведения с диаметрально противоположной идейной направленностью не могло не вызвать политического переполоха» (Цит. по: Сяргей Шапран. Васiль Быкау, Гiсторыя жыцця, с.402).
      С большим запозданием стали явными ранее секретные документы. Заведующие двух отделов ЦК КПСС - культуры и агитации и пропаганды - 15 апреля 1966г. докладывали своему руководству:
    “В повести (Быкова) с неверных идейных позиций, во многих случаях клеветнически, отображены события Великой Отечественной войны, взаимоотношения между советскими солдатами и офицерами. Она заполнена желчными описаниями беззаконий и преступлений…
               Сюжетная основа повести - рассказ о том, как группа раненых … зимой 1944г. пыталась в районе Кировограда уйти от преследования врага. Трагическая судьба этой группы обрисована на фоне хаоса и сумятицы в наших частях и усугублена преступными действиями руководившего группой капитана особиста Сахно…
                 Повесть призывает к отмщению подобным особистам. Перенося действие в наше время, в день празднования 20-летия Победы над гитлеровской Германией, автор изображает своеобразного двойника Сахно - бывшего председателя Военного трибунала Горбатюка. Последний оправдывает чудовищные жестокости Сахно, который пристреливал раненых советских бойцов, ссылкой на якобы отданный во время войны соответствующий приказ Сталина».
                Кто и какие отдавал там приказы, мне в подробностях неизвестно. Но знаю, что Василь лично участвовал в той Кировоградской битве, был тяжело ранен и оставлен умирать беспомощным на поле боя. Затем с фронта была отправлена похоронка родным. Оказалось, его спасли местные крестьяне. В украинской деревне, где Быкова выходили, создан теперь народный музей его памяти.
                Василь говорил, что хотел изобличить перед обществом эту злодейскую смычку поколений: чекистские «дети» пришли на смену «отцам», оправдывают преступления системы и гнобят каждого, кто мешает им удержаться во власти.
                Смысл повести был ясен и охранителям системы. Минские и московские газеты клеймили писателя позором, из библиотек изымались сочинения, в его гродненской квартире неизвестные выбили окна.
               Чтобы поддержать Василя морально, руководители “Нового мира” в апреле прислали ему в Гродно поздравительную открытку. Он тогда у себя дома показал мне четыре слова, дописанных в тексте рукой А.Твардовского: «Все минется, правда останется».
     Опасность подобных публикаций, сразу находивших отзвук за рубежом, не вызывала в Кремле сомнений. Для начала вывели из состава редакции журнала двух сотрудников. В октябре 1966г. секретарь ЦК КПСС П.Демичев на заседании Политбюро назвал “Новый мир”, как явствует из протокола, «главным источником неверных идейно-политических взглядов». Большинство членов Политбюро потребовали снять с работы А.Твардовского.
   Однако  и это особо примечательно - Демичев высказал опасение, что если сейчас снять Твардовского, тогда «он уйдет героем». С ним согласились, и таким образом, борьба за облик журнала перешла в новую фазу. (Цит. по: «Асоба 1 час», Мiнск, Лiмарыус, 2009. с.427).
                 Кульминации она достигла в 1968 году.
               Весной этого года Быков опубликовал на белорусском языке новую повесть “Праклятая вышыня». (У меня сохранилась первая страница минской журнальной публикации с его надписью: «Борису Клейну - первому критику этой вещи. С признательностью автор В.Быков, 26 / У.68г.).
                - Ставьте Быкова, - сказал в Москве А.Твардовский (судя по дневниковой записи его заместителя А.Кондратовича).
              Повесть вышла в пятом номере «Нового мира», и вновь подверглась атакам советской прессы; брежневский прихвостень генерал Епишев назвал ее «клеветнической».
              И подступили роковые августовские дни. Со слов крупного писателя Юрия Трифонова - соседа А.Твардовского по даче в Подмосковье - известно, что тот жил тогда теми же иллюзиями, что многие в стране. В том числе как теперь пишут исследователи, «гродненский треугольник»: двое писателей, Василь Быков и Алексей Карпюк, один историк - Борис Клейн.
               Редактор «Нового мира» отказывался поверить, что Кремль решится силой подавить пражских реформаторов. А если их не тронут, то, по логике, и его детище выживет в Москве. Он говорил Трифонову: “- Вот видите, не могут они этого сделать! - и шепотом: - И с нами то же самое: и хочется, и колется, и… не могут!
                 Но прошло три недели и оказалось: могут…
                Александр Трифонович зашел ко мне. Вид его был ужасен. Он был то, что называется УБИТ. Взгляд померкший, разговаривал еле слышным шепотом: - Конец… Все кончилось…
               …И состояние его было таково, будто все уже произошло, он изгнан, журнал уничтожен. Однако он ошибался, как многие. Дали отсрочку еще года на полтора». (Юрий Трифонов. Записки соседа).
                Чтобы отчетливее увиделась духовная общность той категории современников, приведу фрагмент воспоминаний Василя Быкова об августовском дне в нашем городе: «С утра, как обычно, я направился в редакцию («Гродненской правды») и на пешеходном мостике через железную дорогу встретил Клейна. Борис показался необычно молчаливым, чем-то озабоченным и только буркнул: «Ну, слышал? Они ввели. Танки в Праге…»
                 Это, понятно, ошеломляло. Я тогда вдруг сообразил, что ночью не давало спать - на улицах что-то происходило… Оказывается, шла мобилизация, как на войну… на базе Гродненщины развертывалась резервная армия …Мы с Клейном направились к Карпюку.
                 Еще на подходе к Дому Ожешко, где обычно работал Карпюк, услышали, как (из его окна) на всю улицу звучала передача Би-Би-Си, оповещала, что советские войска оккупируют Прагу…» (Василь Быкау. Доугая дарога дадому. Мiнск, 2004, с.284-285).
                А теперь вернусь к тому месту в трифоновских мемуарах, где он упоминает об «отсрочке», полученной редакцией журнала - на целых полтора года. Как много хорошего удалось сделать! Только вопрос, за что ее дали опальному “Новому миру”? Нет объяснения у Трифонова. И у других долго не удавалось найти. Может, сказался мой отрыв от среды - но лишь воспоминания Игоря Виноградова, члена тогдашней новомирской редколлегии, раскрыли для меня истину. Текст нашелся в интернете. (evartist.narod.ru)
                 Вот что сказано у него о тех событиях:
                 «Конечно, именно в августе 1968-го стало ясно, что все плохо кончится. У нас (в редакции «Нового мира») даже были разногласия по этому поводу.
                Твардовский и Леонов отказывались подписывать какие бы то ни было тексты, связанные с поддержкой вторжения в Чехословакию. Но Твардовского в это время не было в редакции. А между тем журнал попал в очень сложную ситуацию. По всем редакциям проводили тогда собрания коллективов, которые должны были поддержать ввод войск. Я выступил на редколлегии и сказал, что, на мой взгляд, лучше погибать, но погибать с честью (потому что все равно «Новому миру», в общем-то, конец). Нельзя вставать на колени. Тем не менее большинство со мной не согласилось, собрание было проведено, и «Новый мир» вошел в ряды коллективов, поддержавших ввод советских танков в Чехословакию… Я бы не стал давать какие-то однозначные оценки…Конечно, было бы замечательно, если бы все объявили как бы бойкот «Новому миру» и ушли оттуда. А писатели пишут…»
                Речь теперь, понятно, не об осуждении чего-то: просто констатация совершившихся фактов. Они в редакции проголосовали за оккупацию, и тем самым дали себя втянуть в липкую паутину круговой поруки. Всем это было ясно. По навыку знакомого сталинского приема, они были повязаны ответственностью за содеянное. Как же будут поднимать независимый голос, если сдались? Но они не сразу замолчали.
               Конечно, «отсрочка», заработанная на соучастии в чехословацкой капитуляции, использовалась для дела. Выпустили «Круглянский мост» Быкова, появился трифоновский «Обмен». Так бы, помаленьку, и дальше, но нет: отпущенный им срок, оказывается, истекал.
                 И вновь к Юрию Трифонову:
               «Июнь шестьдесят девятого - это была, кажется, лучшая пора в последнем году Александра Трифоновича - редактора. Физически он был крепок, духом бодр, как видно ему хорошо работалось. И все же давление страшного атмосферного столба, которое, то увеличивалось до чугунной стадии, то чуть отпускало и даже якобы исчезало, обманчиво вовсе, чувствовалось над головой журнала постоянно.
                 И если это чувствовали все мы, авторы близкие и далекие, чувствовали читатели необъятной России, то, каково же было ему!
                 Помню, был разговор, от которого сжалось сердце…Он вдруг остановился и сказал тихо, с какой-то невыразимой, правдивой болью:
                 - А знаете, Юрий Валентинович, иногда проснешься утром и думаешь: а не бросить ли все это? Не послать ли куда? Ведь сил не хватает на борьбу».
                В декабре 1969 в ЦК КПСС было принято решение об изгнании - исключении четырех ведущих членов редколлегии: из нее должны были уйти Кондратович, Сац, Лакшин и Виноградов. Твардовский согласиться с этим не мог, и немедленно написал заявление об уходе. Это заявление лежало на столе у Брежнева, пока в журнале делались попытки найти какой-то приемлемый компромисс. Готовились и направлялись куда-то бумаги - больше прошения, нежели протесты.
              Когда все средства оказались исчерпанными, Твардовский, по свидетельству Ю.Трифонова, по-видимому решил отступить до последней черты: он согласен на вывод намеченных лиц, но предлагает ввести вместо них других, по своему выбору.
                «Я знаю это потому, что в один из последних дней марта встретил Александра Трифоновича у подъезда редакции… помедлив мгновение, (он) сказал:
               - Юрий Валентинович, если вам, возможно, позвонят и спросят, согласны ли вы быть членом редколлегии «Нового мира», вы, пожалуйста, не отказывайтесь.

                      

                                                               Редколлегия “Нового мира”
                       Сидят (слева направо): Закс. Дементьев, Твардовский, Кондратович, Марьямов.
                       Стоят: Хитров, Лакшин, Дорош, Виноградов, Сац.
                                                                       Февраль 1970 год.

                - Хорошо, - сказал я. - Конечно, Александр Трифонович.
                - Если позвонят. Не думаю, чтобы это случилось, но чтобы вы знали.
              …Я как бы удостоился генеральского звания в армии, которая проиграла войну и теперь должна была думать не о будущих битвах, а о нудном прозябании в лагерях для военнопленных». (Юрий Трифонов. Записки соседа)
               Никто не позвонил; и потихоньку некий Косолапов принял дела у Твардовского. Разгон «Нового мира» обсуждался в эфире на всех языках. В декабре семьдесят первого уволенный главный редактор умер от рака.
                Как было отмечено, еще в 1966 году секретарь ЦК Демичев озаботился, чтобы не снимать его преждевременно: очень уж хотели власти, чтобы он «не ушел героем». Три года спустя у них получилось все задуманное: прикончили сломленного человека, оставившего деморализованный журнал.
                Недопустимо давать советы, как «правильнее» поступить - тем более, задним числом. Но ведь убеждаемся, что сразу по ходу событий, а также впоследствии они и сами детально обсуждали разные варианты, взвешивали шансы и оценивали последствия. Поэтому думаю, что нам дозволено высказывать свое мнение - по сути, это присоединение к одному из высказанных ими.
                 Так вот, мне ближе позиция И.Виноградова. Если все было, как он пишет, то не стоило бы им голосовать за резолюцию, одобрявшую преступное вторжение в Прагу. За отказ подчиниться А.Твардовскому пришлось бы покинуть пост редактора. Пусть бы он не просто ушел, а выступил с публичным заявлением о мотивах. Конечно, не без последствий для себя. Ничего страшного (не сталинские времена!). Тем паче для знаменитого поэта, редактора славного журнала, вице-председателя Европейского объединения писателей. Люди с куда меньшими заслугами совершали и более рискованные поступки.
              Что касается талантливых авторов, то они нашли бы и другие места, где напечататься. Как оно потом и вышло. Ведь из двух зол выбирают меньшее.
               Кажется мне, что от такого поворота не понесло бы невозместимого ущерба освободительное движение. Скорее, наоборот. Ведь вдохновляющий пример для однодумцев! Если же продолжить дискурс, то мог бы войти в историю прообраз подлинного современного лидера, обладающего превосходным штабом, множеством идейных сторонников, - того, кого мы очень ждали, но оказалось, напрасно.
                 Никто не дает гарантии в политике, и протестующих все равно могли бы снести, но какая могла сложиться традиция! А то ведь, сказать по правде - и нынче, долгие годы спустя, не видно настоящего лидера в демократической России.
                 Из знаменитой песни Окуджавы в заключение процитирую:

                                                          Возьмемся за руки, друзья,
                                                          Чтоб не пропасть поодиночке.


               Увы, не взялись мы за руки в роковом 1968-м. И, как предчувствовал поэт, с неизбежностью пропадали поодиночке. Неуютно все было - знаю по опыту.
                 А сейчас как будет? Кто знает…
                                                                                                                     © Б.Клейн

НАЧАЛО                                                                                                                                                                                        ВОЗВРАТ

                                       Предыдущие публикации и об авторе - в Тематическом Указателе в разделах "История",                                                                            "Литературоведение", "Биографические очерки"