«…куда не кинешь глазом, кругом виселицы…
наш город представляет собой страшное
зрелище: город повешенных…»
Свидетельство очевидца, стр.82
«Черная книга», Иерусалим, 1980
Действие второе:
«Концерт на Маразлиевской»
22 октября 1941, 17 часов 45 минут.
22 октября 1941 года в 17 часов 45 минут оглушительный взрыв
потряс Одессу. Это взлетело на воздух здание НКВД на Маразлиевской, где
разместилась румынская Военная комендатура и штаб 10-й пехотной дивизии
4-й румынской армии.
Центр здания и правое его крыло были полностью разрушены.
Под развалинами остались многие офицеры штаба и среди них военный
комендант Одессы - командующий 10-й дивизией
генерал Ион Глогоджану.
Город фактически остался без власти.
Румыны были в шоке.
Развалины румынской комендатуры
22 октября 1941
Между тем, стало быстро темнеть, и сгущавшаяся темнота только усиливала
хаос и панику.
Около восьми часов вечера из развалин выбрался окровавленный и осыпанный
песком заместитель командующего - генерал-майор
Константин Трестиориану.
Трестиореану взял на себя ответственность за город и тут же направил
рапорт в Бухарест командующему 4-й армией генералу Иосифу Якобич, где
сообщал о взрыве и тех карательных мерах, которые собирается применить к
евреям и коммунистам.
[1]
Телеграмма генерала Трестиореану
22 октября 1941, 20 часов 40 минут
ИЗ ТЕЛЕГРАММЫ ТРЕСТИОРЕАНУ
22 октября 1941, 20 часов 40 минут
До настоящего времени, 22 октября 1941-го, 20 час. 40 мин., генерал
Глогоджану не найден. Видимо находится под обломками.
Количество погибших и раненных невозможно определить.
Операции по спасению продолжаются.
Из здания, занятого командованием, взорвана центральная часть и правое
крыло.
Одесские войска ... приведены в боевую готовность.
Нет информации о других взрывах.
До завтрашнего утра остаюсь с частью спасшегося от взрыва командования... Сохраняю связь через гражданскую почту Одессы.
Принял меры, чтобы повесить на площадях Одессы евреев и коммунистов.
Зам. Командующего «ГУРУН» генерал Трестиореану
«Меры», которые принял Трестиореану, вызывают недоумение.
После взрыва прошло всего три часа.
Еще не развеялся дым, не осела пыль, не остыли камни.
Еще не замолкли крики заваленных обломками людей.
Генерал Глогоджану не найден, Число убитых и раненных неизвестно. Сам
Трестиореану чудом остался в живых.
Связь нарушена. Паника, хаос…
А генерал, едва приняв на себя обязанности командующего, уже «принял
меры»: повесить на площадях Одессы евреев и коммунистов!
Ну, «коммунистов» - это можно еще как-то
понять - какие-то коммунисты, вероятно, были
оставлены русскими при отступлении, чтобы организовать взрыв.
Но, почему «евреев»?
Почему, прежде всего, евреев?
Генерал-майор Константин Трестиореану
Что знал и чего не знал генерал Трестиореану?
И вот оказывается, что генерал Трестиореану не мог не знать, что
одесские евреи не имели к взрыву румынской комендатуры никакого
отношения.
Более того, румынское командование изначально опасалось, что
здание НКВД может быть заминировано русскими при отступлении, и прежде,
чем занять его, произвело тщательную проверку.
Так, за четыре дня до взрыва, 18 октября 1941-го, здание
проверяли профессиональные саперы 11-й германской армии, а на следующий
день, 19 октября, повторно - саперы 61 батальона
4-й румынской армии. И только после всех этих проверок, 20 октября
1941-го, штаб 10-й дивизии перебрался на Маразлиевскую из тюрьмы на
Люстдорфской дороге, где он поначалу расположился.
Но и на этом дело не кончилось. За день до взрыва, 21 октября
1941-го, в комендатуру явилась пожилая русская женщина, некая Людмила
Петрова, и рассказала командующему, что здание заминировано и что в
закладке мин принимал участие ее сын - электрик
по профессии.
Эту невероятную историю сообщил Антонеску примарь - мэр Одессы
- Пынтя. [2]
Герман Пынтя родился в Бессарабии, бывшей в те годы частью
Российской империи. Он прекрасно знал русский язык, служил в царской
армии и дослужился до чина поручика. Юность свою провел в Одессе, учился
здесь в Новороссийском университете и, можно сказать, по своему любил
этот прекрасный город.
Получив пост примаря Одессы, Пынтя был несказанно горд.
Он уже видел себя в когорте бессмертных, служивших Одессе и
украсивших ее своими памятниками.
Дюк де Ришелье, граф Воронцов и … Герман Пынтя.
Полный великих планов, 18 октября 1941 года Пынтя прибыл в Одессу
и сразу обратился к населению с призывом восстановить разрушенный войной
город и возродить его былую славу: «Твердо веря, что наш призыв будет
вами услышан и правильно понят, мы вместе с вами приступаем к тяжелому
восстановительному труду. С Богом вперед!»
[3]
Все так прекрасно складывалось, и тут, - этот взрыв!
Взрыв произвел на примаря ужасное впечатление.
Пынтя чувствует себя ответственным за вверенный ему город и
направляет в Бухарест личное письмо, в котором пытается переложить вину
за случившееся на военного коменданта Глогоджану, которого, как
выяснилось к тому времени, в живых уже не было.
ИЗ ПИСЬМА ПЫНТИ
«21 октября в 11 часов, когда нижеподписавшийся находился в
кабинете г-на генерала Глогоджану, военного коменданта Одессы, сюда
вошла пожилая русская женщина, которая с испуганным видом заявила, что
хочет что-то срочно сообщить генералу-коменданту.
Нижеподписавшийся служил переводчиком.
Женщина заявила: она точно знает, что органы НКВД, при уходе,
заминировали это здание, чтобы взорвать его в нужный момент.
Господин генерал поблагодарил женщину за информацию и приказал
господину полковнику Ионеску Ману принять меры по новой проверке здания,
привлекая в этих целях румынских и немецких саперов.
На второй день, 22 октября, г-н генерал сказал мне, что
специализированные органы снова проверили здание и доложили, что нет
никакой опасности. Все же я просил генерала поменять помещение, ибо у
женщины, от которой была получена информация, не было никакого интереса
врать...»
Но Глогоджану «не поменял» помещение.
Вполне, видимо, комфортно было генералу в этом Доме на
Маразлиевской - и зал заседаний, и кабинеты со всеми удобствами для
допросов (для пыток?), и гараж.
Дом на Маразлиевской
Просто - Дом на Маразлиевской. Так
называли это здание одесситы и много лет обходили его десятой дорогой.
Дом на Маразлиевской пользовался дурной славой: тысячи нашли
здесь свою смерть, да и похоронены (зарыты!) были здесь же, в
примыкающем к дому внутреннем дворике.
Дома, как люди - у каждого своя судьба.
Дом на Маразлиевской родился (был построен!) еще до Первой
мировой, в 1909-м, и, как указывают справочники, считался одним из самых
красивых и фешенебельных жилых домов Одессы.
Дом на Маразлиевской.
Одесса, 1910
Хозяйкой дома была некая баронесса Луиза фон Гойнинген-Гюне, а
обитателями - семьи богатых одесских негоциантов
и заводчиков. Их привлекала близость дома к Александровскому парку,
пленял украшенный витиеватыми башенками фасад, соблазняли огромные
восьмикомнатные квартиры. Дом гордился своим засаженным цветами
внутренним двориком, конюшнями для собственных лошадей и (редкость по
тем временам!) гаражом для собственных - первых в Одессе - авто.
[4]
В те давние времена по утрам на зеленых газонах дворика нарядные
дети в матросских костюмчиках играли в серсо, а по вечерам матовые
плафоны фонарей освещали парадный подъезд и лакированные ландо,
ожидающих расфуфыренных дам, чтобы везти их в Оперу - «к итальянцам».
Но грянул грозный 1920-й, и судьба Дома на Маразлиевской сделала
крутой поворот: 7 февраля по обледенелой брусчатке мостовых процокала
конница Гришки Котовского - в Одессу пришли
красные.
И сразу исчезли, словно и не бывали, нарядные дети в матросских
костюмчиках, слиняли лакированные ландо, растаяли расфуфыренные дамы.
Баронесса фон Гойнинген-Гюн, к счастью для нее, вместе с белыми
уплыла в Болгарию, а в Дом на Маразлиевской пришли новые хозяева.
Уютные гостиные превратились в комнаты для допросов:
вольтеровские кресла сменились колченогими стульями, а инкрустированные
слоновой костью ломберные столики - обшарпанными
канцелярскими столами. Обои на стенах покрылись мерзкими пятнами, а
дорогие картины одесских художников - Костанди,
Нилуса, Буковецкого - уступили место
революционными плакатам, на которых мускулистые рабочие кололи штыками
зеленых, похожих на жаб, буржуев.
Разбились матовые плафоны, освещавшие по вечерам парадный подъезд,
а вместо щеголеватых кучеров лакированных ландо, у подъезда заняли пост
чекисты в черных кожаных тужурках.
Новым хозяином Дома на Маразлиевской стала Одесская Чрезвычайная
комиссия - Губчека, или, как назвали ее одесситы,
Чрезвычайка. [5]
И началось, и пошло, и поехало...
Говорят, что одесская Чрезвычайка была самой зверской в стране.
Каждый день на стенах домов, на столбах и на круглых афишных тумбах
вывешивались приказы об обязательной регистрации бывших белых офицеров,
бывших фабрикантов, бывших купцов, бывших домовладельцев. Каждый день по
городу шли облавы, обыски, аресты. Каждый день специально созданные
отряды отбирали у жителей «излишки» - теперь по новым большевистским
законам каждый гражданин Страны Советов имел право на один костюм, одно
платье, одну пару ботинок и три пары кальсон.
И каждую ночь в Доме на Маразлиевской, в том самом гараже для
собственных - первых в Одессе -
авто, под шум работающего мотора грузовика «выводили в расход» раздетых
донага людей: 23 июля 1920 - 29 человек; 30 июля
1920 - 50 человек; 1 августа 1920
- 34 человека...[6]
И каждое утро на афишных тумбах появлялись списки расстрелянных
прошедшей ночью. И каждое утро возле афишных тумб дико вскрикивали и
теряли сознание матери, обнаружив в расстрельном списке имя
единственного сына.
За неполные восемь месяцев, с февраля и до конца сентября
1920-го, в Одессе было расстреляно 1418 человек.
Шли годы …
Тенистая Маразлиевская стала улицей, имени создателя теории
научного коммунизма Фридриха Энгельса, а парк имени Российского
императора Александра Второго - парком имени украинского поэта Тараса
Шевченко.
Но слава Дома на Маразлиевской не оскудевала.
Время меняло лишь одну его зловещую аббревиатуру на другую, не
менее страшную: ОГЧК, ОГПУ и, наконец, НКВД. Да и хозяева время от
времени сменялись: тех, кто вчера расстреливал в гараже «бывших
домовладельцев», расстреливали сегодня, как «врагов народа», чтобы самим
быть расстрелянными завтра, как…
И так до самого последнего часа. До 16 октября 1941-го, когда в
Доме на Маразлиевской прогремел взрыв.
Как это было на самом деле
Румыны, да и немцы тоже с самого начала понимали, что взрыв Дома
на Маразлиевской в точно рассчитанное время, мог быть осуществлен только
профессионалами. Так об этом доложил в Бухарест командующий румынским
Оперативным Эшелоном SSI, так доложил в Берлин и командующий
расположенной в Николаеве немецкой Эйнзатцгруппе «D»:
ИЗ ОПЕРАТИВНОГО СИТУАЦИОННОГО РАПОРТА №125
Руководителю РСХА
Берлин, 26 октября, 1941
48-я рукописная копия
ЭЙНЗАТЦГРУППЕ «D»
Расположение: Николаев
22 октября, в 18.10, взорвалось здание НКВД, в котором размещался
командующий 10-й Румынской дивизии и городская комендатура Одессы.
При взрыве были убиты: командующий и его штаб, капитан Рейхерт, капитан
Шмидт и другие германские офицеры, а также унтерштурмфюрер СС из VOMI.
Несомненно, что минирование здания было подготовлено давно. Способ,
которым было осуществлено минирование, свидетельствует о ловушке.
Командующий дивизией, который также исполнял обязанности командующего
города, был неоднократно об этом предупрежден.
Если минирование имело цель создать панику, то эта цель была достигнута.
До 24 октября не было возможности понять, есть ли в Одессе новый
городской командующий и где он находится.
В качестве контрмер румыны, видимо, готовятся убить всех евреев Одессы.
Около 10 тысяч уже убиты. [7]
Итак, все знали, что речь шла о ловушке, Но, как она была
устроена, дознаться не могли.
Советы, со своей стороны, не спешили «похвастаться» - взять на
себя ответственность за взрыв и объяснить его технологию - ни во время
войны, ни даже многие годы после ее окончания.
Одну из малоубедительных версий организации взрыва озвучил в 1949 году Валентин Катаев в своем нашумевшем романе «За власть Советов». По
этой версии взрыв, якобы, произвели партизаны.
[8]
И только спустя десять лет после смерти Сталина стали появляться
в печати публикации, связанные с взрывом Дома на Маразлиевской. Наиболее
достоверными были работы героя Советского Союза генерал-полковника
Аркадия Хренова, занимавшего в свое время пост начальника инженерных
войск Южного фронта и фактически лично руководившего подготовкой взрыва.
[9]
Генерал Хренов на оборонительном рубеже
Одесса, сентябрь 1941
Вот что рассказал генерал Хренов.
К концу сентября 1941-го Одесса уже около двух месяцев была в
осаде, и со дня на день могла потерять последнюю -
морскую ниточку связи с Большой землей. Да и войска, занятые в обороне
Одессы, теперь нужны были для обороны Севастополя.
В Москве было принято решение: сдать Одессу врагу.
В ночь на 1 октября 1941 года командование Одесского
оборонительного района получило роковую директиву Ставки Верховного
Главнокомандования:
«...храбро и честно выполнившим свою задачу бойцам и командирам
Одесского оборонительного района в кратчайший срок эвакуироваться из
Одесского района на крымский полуостров...
Командующему ООР все вооружение и имущество заводов, которое не
представляется возможным эвакуировать, а также связь и радиостанции
обязательно уничтожить, выделив ответственных для этого лиц...»
Таким ответственным лицом стал генерал Хренов. Он должен был
организовать взрыв двадцати промышленных предприятий, восьми объектов
порта, двух аэродромов, нескольких хлебозаводов, электростанции и дамбы
Хаджибеевского лимана.
И еще - самое главное -
Хренов отвечал за подготовку сверхсекретных - диверсионных взрывов,
которые следовало произвести после захвата города врагом.
Одним из объектов, подлежащих диверсионному взрыву, был Дом на
Маразлиевской. Подготовка к взрыву велась в большой тайне и продолжалась
около двух недель. Взрыв должен был быть осуществлен с помощью «радиотелефугаса».
Это новое по тем временам устройство состояло из двух частей:
радиоприемника и радиопередатчика.
Приемник устанавливался на месте планируемого взрыва,
обкладывался тоннами взрывчатки и подключался к детонатору, а передатчик,
настроенный на ту же волну, что и приемник, располагался в отдалении. В
нужный момент передатчик выходил на связь с приемником и посылал ему
сигнал, получив который, приемник включал реле, замыкающее цепь
детонатора, и … тонны взрывчатки делали свое дело.
Для установки радиоприемника в Доме на Маразлиевской был выбран
заброшенный подвал, в котором с давних дореволюционных времен было
свалено теперь никому не нужное барахло баронессы фон Гойнинген-Гюн:
диваны, кресла, инкрустированные слоновой костью ломберные столики,
бесценные картины одесских художников. Все это за двадцать лет покрылось
толстым слоем пыли, затянулось сетью паутины.
Главное достоинство этого подвала заключалось в том, что прямо
над ним, на первом этаже располагалась приемная одесского отделения НКВД,
кабинет дежурного и радиоузел, а на втором и на третьем
- кабинет начальника отделения и кабинеты следователей.
Для установки радиоприемника потребовалась большая и, прямо
скажем, ювелирная работа. По углам подвала в стенах были сделаны ниши, а
в полу выкопан глубокий котлован, куда саперы заложили не менее трех
тонн тола. Кроме обычного детонатора, к приемнику подключили еще две
стокилограммовые бомбы, накрыв их для надежности несколькими не
извлекаемыми минами, так что, в случае попытки разминирования, Дом на
Маразлиевской и без сигнала передатчика взлетел бы на воздух.
Особое внимание уделили маскировке -
восстановлению «заброшенности» подвала: землю из котлована вывезли,
строительный мусор убрали и все, включая даже пыль и паутину, возвратили
на свои места.
И, наконец, последний штрих профессионалов -
на самых видных местах в столбах приемной установили несколько обычных
мин, которые непременно должны были обнаружить (и действительно
обнаружили!) немецкие и румынские саперы.
Отлично сработано!
Но почему столько сил и времени было потрачено на подготовку
взрыва Дома на Маразлиевской? Почему именно этот дом должен был стать
объектом диверсионного акта?
А вот почему.
Румыны очень болезненно относились к своим неудачам под Одессой,
и, надеясь, что город все-таки вот-вот будет взят, они неоднократно
опережали события, объявляя по радио, что Одесса пала: «Odessa a cazut!»
В первых числах октября 1941-го Бухарест снова похвастался «захватом
крепости Одесса». На этот раз в радиопередаче разыграли настоящий
спектакль: речь шла о населении, встречавшем, якобы, румынские войска с
цветами, и даже назывались улицы, по которым эти героические войска
входили в поверженный город. Передача навела командование Одессы на
мысль, что, видимо, у Антонеску существует план вступления его войск в
город.
И действительно, дня через два после радиопередачи в плен был
захвачен румынский офицер, имевший при себе инструктивное письмо с таким
планом. В частности с немалой гордостью там указывалось, что штаб 10-й
пехотной дивизии, которая, несомненно, сломит сопротивление Одессы и
займет главный опорный пункт большевизма - здание
НКВД.
Так что будущее расположение румынского штаба не составляло тайны,
что и послужило причиной «особого внимания» командования Одессы к Дому
на Маразлиевской. Но все усилия, затраченные на подготовку взрыва, были
бы напрасны, если бы в момент взрыва дом оказался пустым.
То есть, эффект от взрыва зависел от удачно выбранного момента,
когда в комендатуре, скажем, будет проходить какое-либо важное совещание
с участием высших румынских и немецких офицеров. Сообщение о таком
готовящемся совещании необходимо было получить заблаговременно
- за несколько часов до его начала.
Но как это возможно?
Как раздобыть столь секретную информацию - точное место
проведения совещания, день, час и состав участников?
И все это в городе, который только неделю назад был занят врагом,
в городе, где правит бал террор, в городе, где каждый житель a priori
считается партизаном?
Нет, нет, очевидно - такую информацию раздобыть невозможно.
И тем более невозможно успеть зашифровать ее и передать через
линию фронта, за тысячи километров на Большую землю.
Невозможно?
Да, нет, оказывается, возможно. Эту, казалось бы, невозможную
миссию выполнил командир подпольного разведывательно-диверсионного
отряда НКВД Владимир Молодцов.
Честь и слава
Старший лейтенант госбезопасности Владимир Молодцов возник в
Одессе 19 июля 1941 года - примерно в то же самое
время, когда в Киев появился Иван Кудря. И точно так же, как Кудря,
имевший подложный паспорт на имя Ивана Кондратенко, в новеньком
документе Молодцова стояла чужая фамилия и чужое имя - Павел Бадаев. Под
этим, чужим для него, именем он и войдет в Историю.
[10]
Старший лейтенант госбезопасности
Владимир Молодцов
Все оставшееся до падения Одессы время Молодцов-Бадаев занимался
подготовкой к действиям в тылу врага. И когда 16 октября в 16.30
румынская армия вошла в Одессу, под командованием Бадаева в
оккупированном городе оставались два подпольных отряда:
разведывательно-диверсионный и боевой партизанский.
Разведывательно-диверсионный располагался в городе и был
обеспечен надежными конспиративными квартирами и явками. Во главе этого
отряда стоял проверенный и преданный коммунист, бывший чекист, Антон
Федорович.
А боевой-партизанский располагался под землей в одесских
катакомбах. Во главе его стоял Афанасий Клименко -
горный инженер, также как Федорович, проверенный и преданный коммунист.
И оба эти «проверенные и преданные» станут предателями
- станут виновниками трагической гибели
подпольщиков.
Нужно отдать должное Молодцову: он действовал в Одессе в
невероятно трудных условиях до начала февраля 1942-го -
и много неприятностей доставил оккупантам.
О действиях партизан в Одессе с некоторым даже удивлением
вспоминает бывший начальник разведывательного управления германского
генерального штаба сухопутных войск генерал Курт Типпельскирх:
«Оставляя осенью 1941 года Одессу, русские создали в городе
надежное, преисполненное величайшего фанатизма ядро.
Партизаны обосновались в катакомбах...
Это была настоящая подземная крепость с расположенными под землей
штабами, укрытиями, тыловыми учреждениями всех видов вплоть до
собственной пекарни и типографии, в которой печатались листовки...»
[11]
Охотой за человеком, носящим по слухам фамилию Бадаев, занимались
лучшие румынские силы - агенты Секретной службы
информации SSI. Сам глава SSI Эужен Кристеску, немолодой уже человек,
большую часть времени ошивался в Бухаресте, а в Одессе его представлял
начальник одесского отделения - «Центр SSI-3-Одесса» - подполковник Леон
Пержю.
Подполковник Пержю был родственником Кристеску -
братом его жены. Известный своей звериной жестокостью Кристеску, вместе
с тем как-то особенно трепетно относился к своим многочисленным
родственникам и всех их старался «трудоустроить». Так брат его
-
лейтенант Георге Кристеску - был заместителем
начальника «Оперативного эшелона», а племянник -
Георге Гуцэ - офицером в том же эшелоне.
Но самая завидная миссия досталась подполковнику Пержю: он должен
был поймать неуловимого Бадаева.
Однако Пержю, жизнелюбивый розовощекий толстяк, был не в
состоянии справиться с такой задачей. Понимая это, Кристеску направил
ему в помощь специальную оперативную группу SSI во главе с майором Ионом
Курерару.
Майор Курерару, он же выходец из Бессарабии Иван Кунин, прекрасно
владевший русским языком, был опытным контрразведчиком, много лет
занимавшим пост начальника следственного отдела Сигуранцы. Лихо взявшись
за дело, он достаточно скоро завербовал себе в помощники ... обоих «проверенных
и преданных коммунистов» - командиров наземного и
подземного отрядов - Федоровича и Клименко.
Федорович продался первым. Он выманил
Молодцова из катакомб в город и сдал его румынам вместе со всеми
подпольщиками наземного отряда. А Клименко, после ареста Молодцова,
выдал оккупантам всех партизан, находившихся в катакомбах.
Гордости румын не было предела.
ИЗ ОПЕРАТИВНОГО ДОНЕСЕНИЯ SSI
Февраль 1942
...Располагая широкой, умело созданной сетью, Бадаев мог
передавать в Москву точную информацию, касающуюся самых различных сторон
этого большого города...
Ущерб, нанесенный нам организацией Бадаева, не поддается учету...
Начальник группы «ВУЛТУЛУЛ» майор Курерару
Подпольщиков судили в мае.
Май - самый светлый, самый радостный месяц
в Одессе.
Весна. Едва распустившиеся нежно-зеленые листья деревьев
еще не скрывают лучей ласкового солнца и их веселые блики играют в свежевымытых оконных стеклах. А потом, как будто бы неожиданно вспыхивают
розоватые свечи каштанов.
«Не птицы ли это?» - спрашивает себя, удивляется Юрий Олеша.
А потом зацветает акация, и весь город наполняется сладким,
обещающим счастье, ароматом.
Подпольщиков судили в мае.
Суд был коротким - не более получаса.
И приговор. Смертная казнь…
Тяжело, наверное, уходить, «когда над землею бушует весна»...
Молодцов и девушки-связные - Межегурская и Шестакова - во время
зачтения смертного приговора. Тюремный замок, Одесса, май 1942
В «Одесской газете» на третьей странице в хронике под заголовком
«Суд» было помещено краткое сообщение:
«При отступлении советских войск из Одессы частями НКВД была
оставлена группа партизан-коммунистов со специальным заданием
террористической подрывной деятельности и шпионской работы. Эта группа
скрывалась в одесских катакомбах. Но была обнаружена и предана
Военно-полевому суду.
Военно-полевой суд, рассмотрев дело участников группы ...
приговорил виновных к расстрелу...»
И фамилии. Восемнадцать фамилий.
Первая - Бадаев.
Не Молодцов, а Бадаев. А это значит, что даже имени своего этот
человек под пытками не назвал.
Его расстреляли 3 июля 1942 года на старом еврейском кладбище.
Там же и закопали.
А пока…
Донесения Молодцова поступают в Москву с удивительной
регулярностью. Каждый день, как правило, в половине одиннадцатого вечера.
И также регулярно приходят из Москвы приказы, указания, распоряжения.
Все эти важнейшие документы и сегодня хранятся в Центральном архиве ФСБ
в папке секретного литерного дела «Операция Форт».
Последние донесения перед сдачей Одессы помечены 13 и 14 октября 1941:
«Подземный
отряд располагается в катакомбах в районе 12-й шахты в 6-и километрах от
главного входа. Доставку оружия и продовольствия закончили...»
А дальше пошли уже сообщения из катакомб:
«19 октября 1941.
Сегодня наша связная первый раз выходила в город.
Оккупанты терроризируют Одессу. На улицах трупы повешенных. Идут облавы.
Аресты евреев...»
Речь идет о связной Тамаре Межигурской, которая в этот день с
риском для жизни выбралась из катакомб.
И тут, наверное, нужно сказать хотя бы несколько слов об одесских
катакомбах. Тем более что один из авторов этой книги, Валентина Тырмос,
из личного опыта знает, что представляют собой катакомбы. Это может
показаться невероятным, но ее, семилетнего ребенка, вместе с матерью
Натальей 28 марта 1944-го спустили в шахту деда Зазули на Кривой Балке,
где на глубине 35 метров под землей располагался партизанский отряд
Тимофеева, одной из групп которого руководил агроном Михаил Барданов.
[12]
СПРАВКА
Я, командир партизанской группы отряда Тимофеева,
Барданов Михаил Иудович, подтверждаю, что гр-ка Тырмос Наталия Иосифовна
действительно находилась в шахте-катакомбе села Кривая Балка (шахта
Зазули) в период оккупации, была связана с партизанской группой и
проводила по заданию группы среди гражданского населения разъяснительную
массово-политическую работу, направленную против оккупантов…
Командир партизанской группы Барданов
12 апреля 1948
Удостоверение Украинского штаба партизанского
движения №23243 от 19/VII 46. [13]
©Я.Верховский, В.Тырмос
Продолжение следует
БИБЛИОГРАФИЯ
(1)Matatias Carp “Cartea Neagra, 1940-1944”, Societatea Nationala de
editura, Bucuresti, 1947
(2) Jean Ancel «Transnistria 1941-1942», Tel
Aviv University, 2003
(
3)
«Одесская газета», №1, 26 октября 1941г.
(4) Валентин Катаев «Трава забвенья», ВАГРИУС, М., 2000
(5) В.В.Шульгин «1920 г.», Российско-Болгарское
книгоиздательство, Софиiя
- 1921
(6)
«Азбука»,
Optimum,
Одесса, 2000
(7)
«The Einsatzgruppen Reports», Holocaust
Library, N.Y., 1989.
Спасибо
отдельное за эту книгу доктору Ицхаку
Араду.
(8)
Валентин Катаев «За власть Советов», Советский писатель,
М., 1955
(9)
Хренов А.Ф. «Мосты к победе», Воениздат, М., 1982
(10)
Яков Верховский, Валентина Тырмос «Резидент готовит
подполье», Еженедельник «Секрет» №№ 701, 702,703,
2, 703,
704. Израиль,
Тель-Авив, 2007
(11)
Курт Типпельскирх «История Второй мировой войны», АСТ,
М., 1998
(12) «Одесская область в Великой Отечественной войне».
Документы и материалы, «Маяк», Одесса, 1970
(13)
Дело №115011 по обвинению Тырмос-Брейтбурд Н.И. по ст. 54-10, УМГБ по
Одесской обл. Арх. №6273П.
6273П
(Копия - личный архив
авторов)
НАЧАЛО
ВОЗВРАТ
